Цитадель один (СИ) - Гулин Алексей. Страница 12

Пытка продолжалась до конца недели. Воспроизвести услышанное, даже с помощью книги, я не в состоянии, потому могу рассказать только об интересном.

Жуки не могут плавать: они слишком тяжелы и плотны. Кроме этого, жуки, вообще, не выносят высокой влажности. Дождь и снег действуют крайне отрицательно на их здоровье. Я было обрадовался этому и стал заранее прикидывать, какие операции удастся провести в дождливую погоду, пока не вспомнил, что Безымянный сравнивал солдат со скотом. Если это так, а у меня не было оснований подвергать его слова сомнению, то никто не будет жалеть о смерти сотни-другой солдат.

Оказывается, генетическая система жуков невероятно прочна. Человек не в состоянии жить на их планете без защиты: их звезда излучает слишком сильно и жестким рентгеновским излучением. Самки и самцы способны выносить без вреда для воспроизводства до тысячи рентген, а бесполые жуки — и вовсе до пятидесяти тысяч.

— По сравнению с млекопитающими, мутации происходят у них крайне редко, — объяснял преподаватель, — отчего эволюция протекает у них крайне медленно. Палеонтология у них не развита вообще, они узнали о существовании такой науки от нас. Сейчас они активно изучают прошлое своей планеты, но обнаружить останки древних существ у них очень сложно, так как речь может идти только о немногочисленных отпечатках. Мы и сами очень мало знаем об ископаемых насекомых, несмотря на их повсеместное распространение в природе. Крупные насекомые имеют меньший шанс сохраниться, чем мелкие. Поэтому жукам гораздо труднее изучать свое происхождение.

Коснулись мы и инопланетной психологии. Оказывается коллективный разум имел больше недостатков, чем достоинств. Сливаясь воедино, индивиды утрачивали свою индивидуальность, из-за чего тормозился научный прогресс.

— Наши ученые стремятся полностью реализовать свой потенциал, потому что осознают краткость своей жизни. Являясь частью прошлого и будущего, жуки не склонны делать трагедии из собственной гибели. Они, вообще, плохо осознают свою индивидуальность. Открытие — всегда плод коллективных усилий, а не талантливого одиночки. У них нет талантов и бездарностей из-за постоянного смешивания памяти и рассудков. На путь от пара до атомной энергии у них ушло более трехсот тысяч лет. Кстати, у жуков нет ни искусства, ни литературы, ни развлечений. История, как наука, у них не развита, потому, что каждый помнит основные события всей истории.

Это был самый интересный вопрос, но я был просто завален биохимическими подробностями, в которых совершенно не разбирался. После нескольких безуспешных попыток донести до меня хоть что-нибудь, преподаватель нашел хорошую аналогию.

— Представьте себе компьютерную базу данных. Мы берем ее копию на ноутбук, работаем с ней, добавляем новые данные, и то же самое делают и другие. Но наступает момент, когда мы подключаемся к сети, посылаем изменения серверу и обновляем свою базу, включая ту информацию, которую добавили другие.

— Самые хорошие примеры у Вас получаются из компьютерной области, — заметил я.

— А я программист по образованию, — к моему удивлению ответил преподаватель. — Я работал программистом в биологической лаборатории при университете. Для работы мне надо было освоить кое-что из биологии. Потом больше и больше. Наконец, я защитил докторскую по энтомологии, и ко мне пришел Безымянный с предложением работать здесь. Я, наверное, не ушел бы, если бы он не соблазнил меня космическим полетом.

— А какой у Вас класс?

Он недоуменно посмотрел на меня.

— Я… Я никогда не задумывался над этим. Класс — это для тех, кто управляет, а я занимаюсь наукой, ну еще и преподаванием.

Занятия у него мне нравились. Не то, что бы я лучше узнал жуков. Я лучше узнал людей, а это было гораздо важнее.

Глава 5. Радости гейш

Дальнейшие занятия были далеко не так утомительны. Занимались мы по шесть часов в день, шесть дней в неделю. Каждый день меня мучили историей, причем никому не было дела до того, что я начал обучение не с начала курса. Я начал учиться, когда группа, к которой меня причислили, уже изучала завоевание римлянами Греции и введение конфуцианства в империи Хань. История преподавалась не как обычно, по странам, а в хронологическом порядке. Так что, одновременно, мы изучали, например, еще и Мероитское царство, которое тоже бурно развивалось в это время.

Кроме истории, я изучал мировую литературу, историю религии и философии, историю искусств, короче, все что и предполагал Безымянный — гуманитарные науки. Каждым предметом я занимался с разными группами.

Занимались мы по шесть часов день, четыре часа до обеда и два — после, шесть дней в неделю. Свободного времени оставалось уйма, благо дорога до аудитории, столовой и прочих мест занимала считанные минуты, и то, если у лифтов была очередь. Я много плавал, начал качаться на силовых тренажерах, бегал на беговой дорожке. Врачи, как и предсказывал Сева, нашли у меня начинающийся гастрит и нестабильное артериальное давление, так что питался я по специальной диете: поменьше мучного, ничего острого и резкого, отказ от чая и кофе. Но и с такими ограничениями еда была просто превосходна. Если бы не Спортивная Секция, меня бы разнесло поперек себя шире. Благодаря пресловутому коктейлю все запоминалось, действительно, легче. После занятий, не смотря на мою нелюбовь именно к гуманитарным наукам, голова была свежей, так что и с этой стороны было все в полном порядке.

От общения с другими учащимися я избавился как-то сам собой. Еще в первые дни своего пребывания в Цитадели, я все-таки нашел способ дистанцирования от других. Достаточно было притвориться фанатиком компьютерных стратегий, той же «Цивилизации», чтобы иметь полное право по вечерам уединяться у себя в комнате. К счастью, это мне не понадобилось: мы были слишком разными, и никакой дружбы между нами и быть не могло. Меня особо не расспрашивали о моем прошлом, я не особо хвастался своими подвигами, но, тем не менее, о том, кто я такой, знали все, и не обращали на это внимание. Я больше общался со своими ровесниками, уже имеющими класс, и работающими в Цитадели. Сева все-таки пришел к выводу, что бояться меня не следует, обходить меня стороной не надо, и иногда заходил послушать мои рассказы о наших операциях. В свободное время я читал учебники: меня заинтересовал метод преподавания истории, и начал изучать ее с начала, с неолита.

С Безымянным я встречался по два раза в неделю, но он оставался для меня загадкой. Один случай помог мне понять его чуть-чуть лучше, но этого было недостаточно.

Как-то в Магазине я поинтересовался новинками музыки. Оказалось, вышел новый диск «Одиночества в толпе». Не то что бы я был поклонником «эмо», но эта группа мне нравилось, в отличие от Безымянного, который обзывал этот стиль не иначе, как «сопле-панк». Он сам предпочитал Вагнера и Бетховена, а ко вкусам тех, кто классику не любил, относился с иронией.

Первая и вторая композиции были обычными: мелодичные куплеты сменялись рваными ритмами припевов, текст, как всегда, полностью оправдывал название группы. Но когда дело дошло до третьей песни, я разинул рот. Первой мыслью было оглянуться, нет ли кого рядом, второй — опасение, не посадят ли их за такие пассажи. Я выключил плеер, выхватил телефон и вызвал Безымянного. Он оказался на месте, и разрешил мне прийти к нему. Я кинулся бегом.

— Вот уже не думал, что что-то в Цитадели может так взволновать человека! — сказал он мне вместо приветствия. В руке у него был неизменный бокал с соком. Я, честно говоря, не представлял его в своей комнате и без бокала.

Я протянул ему плеер.

— Послушайте!

— После прослушивания музыкальных шедевров? Что у тебя попсень или сопле-панк?

— Послушайте!

Безымянный пожал плечами, поставил бокал на стол, надел наушники и нажал кнопку. Через две минуты он выключил плеер, аккуратно снял наушники и покрутил головой.

— Вот уж от кого не ожидал, так не ожидал! Особенно хорошо начало второго куплета: «В цепях тирании чужих», тебе не кажется?