Князь Рысев 3 (СИ) - Лисицин Евгений. Страница 15

Интересно, что сказали бы люди, узнай, что вся их жизнь проходит бок о бок с нечистыми?

Нея гордо восседала на приборной панели неподвижной куклой. Крохотная фигурка припала к мокрому стеклу в надежде рассмотреть хоть что-то новое. Изредка она вздрагивала, когда включались «дворники», спеша очистить залитый взор.

Славя сама села за руль. Я, попытавшийся сначала занять водительское сидение, лишь пожал плечами. Ее дело — машина-то, в конце концов, принадлежала ей...

Лишь чуть погодя я заметил, что у водительского сидения не было спинки — ангел не собиралась всякий раз прятать крылья, обращая их в платье. А может быть, попросту не могла: кто ж его знает, как там у этих ангелов все работает.

Я с укором для самого себя отметил, что теряю хватку — второй раз торчу на пассажирском месте. Поначалу меня увозила навстречу судьбе вдруг ставшая оторвой Майя, сейчас же Славя вцепилась в руль, целиком сконцентрировавшись на дороге.

Нею она брать с нами не хотела. Самовольное, спасенное от расправы живое письмо, казалось, готово было поедать мир взором несуществующих глаз. Раньше у нее было две цели — доставить мне сообщение и вернуться, чтобы умереть. Сейчас же она как будто заново родилась.

Будь воля ангелицы, она бы разорвала ее в клочья, обратила назад в каплю святых чернил, размазала грязной каплей по салфетке.

Но, видимо, передумала, решив понаблюдать за тандемом ее собственного порождения и полудемона в моем лице.

Мы молчали — будто все, что только могли сказать друг другу уже озвучили там, в тесной келье-комнатушке. Почему-то на ум пришел не к месту оказавшийся там чайник, в воздухе, словно назло, запахло чаем.

А может быть, мне просто показалось.

Мне до безумного хотелось домашнего и самого обычного кофе — из растворимых пакетиков. Кто бы мог подумать, что я вообще буду по ним скучать?

Когда я опускался на пассажирское кресло, представлял, что же конкретно будет дальше. Словно в фильмах-погонях, Славя узрит пятнышко чернил, чудом сохранившееся на асфальте за целую неделю и рванет за ним?

Если так и было, то проходило оно как-то слишком незаметно. Машина ехала ровно и хорошо, в салоне бушевало ощущение уюта, усиливаемое тарабанящими в горбатый корпус автомобиля каплями дождя. Не хватало магнитолы и мерного жужжания диджея с какого-нибудь «Лапа-радио»...

Ангел нет-нет да на пару мгновений, остановившись на светофоре, бросала меня полные любопытства взгляды. Иногда ее рот растягивался в подобии самодовольной, жестокой ухмылки.

Ей хотелось видеть, как я выгляжу ночью. Зная, что я полудемон, она ожидала узреть что-нибудь грандиозное. Как у меня сквозь волосы пробьются рога, ноги затвердеют в копыта, а рубаху разорвут теневые, сотканные из самого греха, крылья.

Я сглотнул и понял, что она наверняка догадывается — по крайней мере, теперь, — кто устроил ту дикую погоню по улицам спящего нищего квартала Петербурга. Уверен, она уговорила дождаться ночи лишь по той причине, что хотела видеть меня этой ночью в полной красе.

Сейчас же мы катили в совершенно иное место.

Борясь с сонливостью, будто желая заверить всех и каждого, что усталь лишь для слабаков, горели окна роскошных, благородных особняков. Это не те же самые дома, как имение Тармаевых, вынесенное чуть за пределы Петербурга, а что-то вроде гостевых увеселительных домов. Там, пока я слушал унылый шепот дождя, кто-то наслаждался звоном бокалов и шипением игристого шампанского. Девичий смех, наверняка звучавший там, злой насмешкой раздавался у меня в ушах.

Я покачал головой, прогоняя засевшего внутри нытика. Тому снова хотелось затянуть свою привычную песнь про «а вот попади я в того, пил бы сейчас баварское»...

Тьфу.

— Куда мы хоть едем? Разве это секрет?

Мне вспомнилось, как Славя очень аккуратно подбирала слова, когда говорила о своих нечистых на руку собратьях.

— Скоро сам все увидишь.

Машина взревела двигателем, набирая скорость — лихачки уровня Майи из Слави бы не вышло при всем желании, но гордая дщерь небес определенно любила скорость.

У нее, к моему удивлению, оказалось то, что можно было бы с легкостью назвать спорткаром. Синий в темных тонах окрас, длинный до бесконечного капот, шесть колес вместо четырех. Чудо-машина на минималках, недостроенный бэтмобиль. Словно следуя мрачному стилю, на окатах, обрамлявших передние колеса, ждали своего часа чистые, будто только что сошедшие с конвейера колеса запаски.

Мне почему-то казалось, что вострокрылые обитатели рая выберут своим убежищем какой-нибудь захудалый, давно покинутый даже крысами склад. Любители вылепить златогривого льва из своих пописулек, умельцы ассирийского письма представлялись мне мрачными побратимами Слави. Серые крылья, квадратные подбородки, короткие стрижки...

Пистолет-пулеметы Томпсона в руках и ящики с бутлег-алкоголем...

Реальность оказалась круче всякой выдумки. Чудомобиль Слави сбавил скорость, переваливаясь на неровностях дороги. Рычащий тигром двигатель без единого намека на присутствие внутри него хоть какого-то подобия беса вдруг сменил гнев на милость и заурчал довольным котом, пока совсем не заглох.

— Здесь?

Я не мог поверить своим глазам. Точнее, мог, как же им не верить-то, но признавать, что ангелоподобные создания, едва ли не дети Бога, рожденные из слез, страданий, ревности и обид выберут своим домом магазин игрушек, мне не хотелось.

Магазин явно представлял собой мечту ребенка: огромный, словно особняк. Сквозь окна витрин проглядывали очертания старых, мало кому нужных плюшевых медведей в обнимку с не менее же плюшевыми зайцами. Безжизненные глаза кукол смотрели сквозь стекло приветливо. Ряженные в мундиры из красной краски солдатики словно сошли со страниц сказки про того самого оловянного.

Словно апофеоз, немалых размеров фарфоровая кукла, безжизненно склонив голову и опустив искусственные веки, восседала на крыше у самого входа. Будто желая подчеркнуть ее сонное состояние, магазин погасшей вывеской намекал, что звать его незатейливо и просто — Сплюша.

Я оценил игру слов, улыбнулся, когда выходил под тугие, норовящие пролиться прямо под белоснежный китель струи дождя. Наверно, родись я в этом мире и будь мне лет десять, сказал бы, что это самый настоящий рай.

Впечатления не портили решетки, защищавшие нехитрый товар от любителей поживиться на халяву. Впрочем, моя голова не избежала сумрачной, неприятной мысли, что игрушки здесь — узники особо жестокого, хоть и кажущегося карамельным концлагеря.

Наверное, здесь мог бы обитать какой-нибудь тролль, сказочный великан и не менее сказочный людоед, только и поджидающий норовящих броситься в кучу игрушек детишек.

Но уж точно не те, кто мог желать моей погибели.

Здравый смысл сопротивлялся, подкинув предположение, что наверняка их лежбище где-то чуть дальше по курсу, просто Славя решила дать нам немного форы и возможности зайти врагам неожиданно и прямо в тыл...

Вспомнив про ангельскую прямолинейность, я понял, что все как раз наоборот.

Славя, наконец, кивнула, решив, что после череды тяжких раздумий я заслужил хоть какого-то ответа.

— Удивлен?

— Не то слово! — в тон ей отозвался я.

Не стесняясь, не ведая слова «скрытность», Славя прямым шагом направилась ко входу в магазин, окончательно развеивая все мои сомнения.

Понять ее можно было — куда бы она ни двинулась, ей как ангелу везде давали дорогу и почет. К чему бы прятаться сейчас? Впрочем, она достала из кармана крашеное, почти пасхальное яйцо, швырнула его оземь.

— Купол, — немногословно пояснила, указывая на разраставшуюся над нами едва заметную стену. — Чтобы не слышали. Будем шуметь.

А она оптимистка, как погляжу — нисколько не сомневалась, что придется немало попотеть…

Она жестом остановила меня почти у самого входа, я затормозил, противно заскрипел песок под подошвой.

Я шустро понял, в чем дело, когда случайно поддел ногой попавшийся булыжник. Заклацав по влажному асфальту, он выкатился под свет уличного фонаря: не сразу, но я признал в нем взломанный замок.