Ноктикадия (ЛП) - Лейк Кери. Страница 80
Приподняв бровь, он бросил на меня взгляд, который превратился в двойной удар, поскольку его взгляд, казалось, задержался на моих губах. Прочистив горло, он снова отвернулся, нахмурив брови, а я прикусила губу, чувствуя себя победительницей, что он заметил.
— Не стесняйтесь, если вам так хочется.
— Я? Вау. Волнительно. Это должны быть хорошие имена, если мы хотим, чтобы эксперимент был успешным, верно?
— Боюсь, что имя не имеет значения.
Улыбаясь, я вернула свое внимание к мотылькам.
— Кстати, как зовут кота?
— Бэйн.
— Вы что, фанат DC, что ли? (Прим. Бэйн (англ. Bane — бич, наказание, проклятье) — суперзлодей комиксов издательства DC Comics. Первое появление персонажа было в комиксах о Бэтмене: Vengeance of Bane #1 (январь 1993), был создан Чаком Диксоном, Дагом Мончем и Грэмом Ноланом. Бейн — один из самых сильных врагов Тёмного рыцаря, наиболее известный тем, что сумел победить Бэтмена, сломав ему позвоночник.)
— Нет. Просто я не любитель любопытных кошек, которые любят вторгаться в мое рабочее пространство.
Без сомнения, он получил кота в подарок. Но все равно очень мило, что он позволил ему остаться. И дал ему имя. Вернувшись к мотылькам, я изучила неестественный изгиб их крыльев, который напомнил мне о том, как позвоночник моей матери начал искривляться на последних стадиях ее болезни. Я всегда чувствовала себя беспомощной и грустной, глядя на то, как она ковыляет, испытывая боль. В груди запульсировала мрачная боль, и я прочистила горло.
— Итак, имена. Думаю, тот, что сзади, с белым пятном на крыле, должен быть Ахиллом, а тот, что впереди, с дурацким хоботком, — Патроклом.
Глядя на его профиль, я заметила, как он нахмурил брови, и усмехнулась, подумав о том, сколько мышц он должен напрягать за день, когда так хмурится.
— Вы что одержимы греческой мифологией?
— В вашем каноническом мире, полагаю, это выглядит именно так.
— Осмелюсь спросить, что же это тогда означает в вашем мире? — спросил он, делая быстрый набросок в блокноте рядом с микроскопом, который, судя по темной пигментации, представлял собой меланизацию личинки.
Когда я посмотрела на его работу, мне бросился в глаза небольшой белый шрам чуть ниже костяшки пальца, и я задалась вопросом, как он появился. Когда он сделал резкую паузу, я подняла глаза и увидела, как он выжидающе вскинул бровь, и поняла, что не ответила на его вопрос.
— Роман, который я читала некоторое время назад.
Он неодобрительно вздохнул.
— Я уверен, что это было очень познавательно.
— Не стоит осуждать романтику, профессор. Так получилось, что любовь биологически важна для человека. Она снижает кровяное давление и возможность развития депрессии, улучшает сон.
Задумчивое выражение на его лице превратилось в ухмылку.
— И как же это выгодно вам как читателю? По сути, вы — вуайерист. У вас нет никакой интимной связи с этими вымышленными персонажами.
— Кто сказал? Я очень привязана к своим вымышленным парням.
Еще один хмурый взгляд.
— Парням?
— Я много читаю.
Покачав головой, он недовольно хмыкнул.
— Отлично. Ахилл и Патрокл, — согласился он.
— Лучше, чем испытательная группа № 10. — Я провела пальцем по стеклу, удивляясь тому, что мотыльки не слетаются и не вздрагивают от моего присутствия. — Что с ними не так? Почему они болтаются на полу клетки?
— Они страдают от заболевания, которое влияет на их способность летать. Мышцы, используемые для сокращения крыльев, неисправны.
— И, значит, вы намерены ввести им токсин в надежде, что он обратит все вспять?
— Именно.
— А раньше вам это удавалось?
— Нет. Мотыльки метаболизируют токсин прежде, чем он успевает восстановить мышцы.
— Тогда загадка в том, чтобы замедлить скорость метаболизма. Но как?
— Если бы я знал это, я бы сейчас сидел на яхте и потягивал шампанское, а не отвечал на миллионы ваших вопросов. В очередной раз.
Я улыбнулась, глядя, как мотылек ковыляет за моим ноготком, которым я провела по стеклу.
— Когда я плыла сюда на пароме, это был мой первый раз. Первый раз в море. Я вообще никогда не касалась морской воды.
Краем глаза я заметила, как он поднял голову от микроскопа и повернулся ко мне.
— Вы никогда не прикасались к морю?
— Я всегда его боялась. Простора. Силы. Того, как оно может сбить человека с ног и унести за много миль от берега. И тогда ты остаешься один и дрейфуешь в глуши. И Бог знает, что плывет под тобой. — Я уставилась вдаль, представляя себе картину, которую я видела во время поездки на пароме. — Глубокие воды меня пугают.
— А может быть, это море боится ваших глубин, мисс Веспертин. — Забава в его голосе и ямочка на щеке говорили о том, что комментарий был несерьезным, но я задалась вопросом, есть ли в его юморе доля правды. Может быть, он так прячет свои комплименты или смягчает свои оскорбления за красивыми улыбками и поэтическими словами.
— Это смешно, — подыграла я. — Море ничего не боится. — Повернувшись к мотылькам, я поборола желание улыбнуться. — Ну что ж, эти мотыльки названы, значит, эксперимент не может быть неудачным.
— Если вы так считаете. — Продолжая смотреть в микроскоп, он достал лежащий рядом блокнот и протянул его мне. — Я составил для вас подробный список работ. — Сбоку торчала маленькая наклейка с надписью «Веспертин», и я открыла блокнот, увидев список неразборчивых каракулей.
— Господи. Вы что, ходили на курсы, чтобы так плохо писать?
Он неодобрительно хмыкнул.
— Имейте в виду, это вы хотели получить эту работу. А не наоборот.
Я усмехнулась про себя, пытаясь расшифровать первое задание из списка, и принялась за работу, не требующую от меня особых усилий.
Часы пролетели быстро, и снова пришло время уходить. Как и накануне, он проводил меня до автобусной остановки. Резкое напряжение кольнуло нервы, напомнив, что в последний раз мы шли вместе, и он без предупреждения рухнул передо мной.
— Сегодня не будет миллионов вопросов? — спросил он, глядя на звезды, когда мы шли через двор.
Улыбаясь, я опустила взгляд.
— Ладно, хорошо. Но помните, что вы сами напросились.
— Я беру на себя всю ответственность.
— Вы выглядите довольно молодым для профессора с медицинским образованием. В чем дело?
— Я рано занялся медициной. Нужно иметь нужные связи. Помните об этом.
Я прикусила внутреннюю сторону щеки, раздумывая, стоит ли задавать следующий вопрос. Этот вопрос уже несколько дней не давал мне покоя, и я не решилась бы задать его ни с того ни с сего, но раз уж он решил поинтересоваться, то почему бы и нет.
— Почему вы отнесли меня в свою машину той ночью? Вы могли бы оставить меня в саду. Кто-нибудь мог бы меня найти.
Когда он оглянулся на меня, его брови сделали то болезненно привлекательное движение вверх.
— Если бы я знал, что вы собираетесь меня шантажировать, я бы, возможно, так и поступил.
Я усмехнулась.
— Вы не производите впечатление человека, которого легко шантажировать.
— А вы не кажетесь мне молодой женщиной, которая жаждет запереться в древней лаборатории с трупами и паразитами. И тем не менее, мы здесь.
Улыбка на моем лице померкла, когда я задумалась о том, почему после смерти матери меня все еще так тянет к этому. Почему мое любопытство так сильно владеет мной.
— Я чувствую, что должна сделать что-то значимое в своей жизни. Я в долгу перед своей семьей.
— Вы ничего не должны своей семье, — сказал он резко, как будто я его оскорбила. — Страсти бесполезны, если мы преследуем их ради других. Они становятся обязанностями. Нежелательными.
— Этот проект — ваша страсть.
— Полагаю. Несмотря на всю политическую чепуху. — Он взглянул на меня. — А что у вас?
На этот вопрос я уже много раз отвечала в анкетах и на собеседованиях, и мой благодушный ответ о желании помогать людям всегда был одинаковым. Но это тоже было неправдой, и в свете его последнего комментария у меня возникло ощущение, что он видит меня насквозь, поэтому я честно ответила.