Дорога к людям - Кригер Евгений Генрихович. Страница 36

Он вернулся на сахарный завод. Жажда новых впечатлений томила его. Он ощущал в себе силы для большого дела, но в туманных мечтаниях, свойственых юности, еще не нашел для них настоящего применения.

В поезде, направлявшемся куда-то за Уральский хребет, друзья раскладывали карту и часами выбирали дальнейший маршрут. Тихий океан... Приморские джунгли, охота за тиграми... Рыболовецкие промыслы на Камчатке... Бухта Золотой Рог... Владивосток, шумный, гремящий лебедками и кранами порт, где капитаны китобойных судов ищут смелых матросов...

Карту пришлось сложить и засунуть обратно в мешок: возле Свердловска денежные запасы приятелей кончились.

Путешественники сошли с поезда. Это было 1 мая 1929 года.

Последние рубли были истрачены на праздничные забавы и лакомства. А затем решено было устроиться на строительство большого завода под Свердловском, подработать денег для продолжения путешествия к Тихому океану.

Георгий намеревался пробыть на уральской стройке недели две, самое большее — месяц, но бурная жизнь пятилеток так захватила его, что и теперь, спустя тридцать пять лет, он по-прежнему живет и работает там, где потянула его за собой удивительная «веревочка».

Многих потянула она и привела к большому делу, к подвигу творческому: иные из тогдашних землекопов, каменщиков, чернорабочих стали известными инженерами, творцами невиданных в старой России машин. А тот лес, куда тянулась через сугробы «веревочка», расступился, раздался в стороны, освободив место для великана завода, каких нет в Европе, для нового городка, разросшегося возле цехов, для просторных проездов и улиц, для оживленного движения трамваев и автомобилей, для парков и молодых фруктовых садов.

Среди прочих работ, предпринятых на Уралмаше после войны, поневоле останавливал на себе внимание проект грандиозного рельсо-балочного стана для Нижне-Тагильского металлургического завода. Один этот стан должен был состоять из ста пяти сложных машин, управляемых с главного пульта, и протянуться в длину на шестьсот метров. В сущности, это целый завод, скомпонованный в один агрегат.

В проекте смело и виртуозно разрешен был целый ряд труднейших для конструктора задач. Одна только годовая экономия времени, достигаемая на советском рельсо-балочном стане, должна была дать стране добавочное количество рельсов, которое можно уложить на расстоянии между Москвой и Тагилом.

Кто же автор замечательного проекта? Мне ответили:

— Конструктор Георгий Химич.

Вот как надолго задержался близ Свердловска юноша, с географической картой в руках выбиравший для себя жизненный путь на заре пятилеток. За эти годы он стал выдающимся инженером-конструктором.

С юношеским увлечением он рассказывал, как захватило его тогда строительство завода в уральском лесу и не стало для него иной мечты, как быть инженером.

В ту пору за ходом работ на площадке следил пламенный человек, друг инженеров Серго Орджоникидзе. Чтобы ускорить возведение заводских корпусов, нарком индустрии требовал порою вместо обычных ежедневных сводок посылать ему фотографии строящихся цехов. На снимках виднее было наркому, что сделано за день, какой темп усвоен строителями, как быстро входит в жизнь замысел, еще вчера существовавший на кальке, в чертежах. Георгий Химич, один из строителей Уралмаша, в первую же неделю понял, что рождающийся завод-богатырь интереснее и важнее, чем самые привлекательные места на карте земного шара.

Он работал и в то же время учился.

Трудно пришлось ему на первых порах. В группе проектировщиков окружали его пожилые, солидные инженеры. Они косо посматривали на тщедушного и робкого с виду юношу.

— Не сможете вы здесь работать, — говорили они Химичу.

— Смогу, — отвечал он упрямо. — Все смогу.

Ему было особенно трудно потому, что никогда не мог он работать, слепо повторяя чужой опыт, шагая по чужим следам. Во всяком деле он любил добираться до самой сути, до первоосновы, чтобы ясно представить себе задачу и, отбрасывая старые рецепты, найти свое решение.

Настоящего знания техники у Химича тогда еще не было. А ему хотелось спорить с иностранными специалистами, кое-где подвизавшимися тогда на Уралмаше. Что-то раздражало юношу в их работе. Все как будто аккуратно, правильно, но, пожалуй, чересчур правильно и до тошноты скучно. Возятся со старыми справочниками, молятся на старые формулы, используют решения чуть ли не двадцатилетней давности. Георгий Химич, закончивший к тому времени курс наук в Уральском машиностроительном институте, пытался спорить, но куда там: иностранные спецы давили своим авторитетом, брезгливо отмахивались.

Немец, работавший в свое время у Круппа, твердил одно:

— Делайте так, как делал я, опытный майстер, еще двадцать лет назад. Ничего лучшего придумать нельзя.

Однажды Химич, питомец Уральского машиностроительного института, противопоставил бескрылому, мертворожденному проекту «майстеров» свой собственный замысел рабочей клети для тонколистового стана Чусовского завода. У «майстеров», не желавших и не умевших составлять расчетные данные в соответствии с габаритами старого завода, получалось так, что если нужно катать слиток в тонну, то весь цех нужно перестраивать, иначе клеть не влезет в прежние габариты. А Химич с молодыми товарищами сумел спроектировать свою клеть так остроумно, что она свободно «вписалась» в старое сооружение.

Вскоре всем ходом жизни «майстера» были вытеснены молодым поколением советских специалистов. Это было в годы первой пятилетки, когда гигантский завод только рождался, и многие из инженеров помнят, как выкорчевывали пни под сводами новых цехов и тут же давали первую плавку, сваривали первые конструкции для сооружения остальных цехов.

Трудности их не пугали. Упорству они учились у Банникова. С гордостью говорили друзьям, не. разделявшим их увлечения техникой:

— Мы инженеры одного из величайших заводов мира.

Боже мой, да разве кто-нибудь из нас мог даже мечтать об этом в ранней юности? Читали когда-нибудь «Тоннель» Келлермана? В детстве казалось, что нет лучшей книги о романтике инженерской профессии. Но как же все это мелко по сравнению с размахом наших пятилеток. Послушайте, да разве вам самому не хочется быть инженером? То-то вот и оно!

Такие люди, как Георгий Химич, — инженеры по призванию, по страсти, овладевшей ими в студенческие годы.

Еще в первые годы Уралмаша они сконструировали и построили непрерывнозаготовочный стан для третьего магнитогорского блюминга, и он работает до сих пор, а блюминг знаменитой фирмы «Демаг» выдыхался уже накануне войны.

В часы отдыха или на прогулке Химич вдруг задумается о чем-то своем, уйдет в себя так, что ничего не слышит вокруг, и станет отвечать невпопад, а спросишь, что с ним, он ответит:

— Да вот пришла на ум одна идея насчет смены валков сразу всей клетью. Можно избавить рабочих от изнурительного труда, а заодно добиться такой экономии времени, что завалим рельсами все дороги. И узелок в стане получается чертовски интересный!..

И не нужно в такие минуты отвлекать человека, не нужно соболезновать ему по тому поводу, что он, дескать, отдыхать не умеет, о себе забывает, гонит прочь все, что мешает ему сосредоточиться, — не нужно это и бесполезно. В этом творческом увлечении его счастье. Он инженер, творец нового в технике. Ему можно только завидовать.

Во имя этого счастья Георгий Химич в годы войны взялся за оружие, но и там, на фронте, была с ним заветная тетрадь с расчетами трубопрокатного стана. В короткие часы затишья между боями или на марше, когда месил грязь фронтовых дорог, молодой конструктор на ходу, в уме решал свою задачу, чтобы на привале вытащить тетрадь из вещевого мешка и при свете коптилки внести в нее очередную решенную формулу. Однажды снаряд угодил в избу, где остановился Химич. Только пепел развеяло ветром от заветной тетради. И Химич снова принялся за формулу и расчеты. Иначе он просто жить не смог бы. Когда победа вернула его к любимому труду, Георгий Лукич Химич с такой жадностью взялся за дело и, несмотря на долгий перерыв, так всесторонне был подготовлен к этому делу, что сразу вступил в спор с товарищами, по поводу уже готового проекта универсального стана.