Они украли бомбу для Советов - Долгополов Николай Михайлович. Страница 12

Он покинул этот мир, не дожив и до 60, безвестным и честным. Наверняка никак не предполагал, что его имя «Рудольф Абель» войдет в учебники разведки всех стран, которые ею только занимаются. Пусть появится хоть эта главка, крошечный комочек памяти, сотканный из секретных архивных бумаг и коротких воспоминаний: был такой разведчик, Рудольф Абель. Настоящий Абель.

ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ УКРАЛ ДЛЯ НАС БОМБУ

Итак, с полковником Абелем-Фишером многое прояснилось — конечно, в определенных пропорциях. Однако биография дополнилась новыми эпизодами, широкой публике не известными. Я, как мог и насколько позволяли архивные материалы, короткие воспоминания некоторых очевидцев, рассказал о настоящем Рудольфе Ивановиче Абеле — подполковнике-чекисте еще той, довоенной-военной школы.

Но волновал меня вопрос, может, из самых интересных, долгое время остававшийся без ответа. С кем из иностранцев сотрудничал Абель-Фишер? Какие именно «атомные секреты» добывали они, рискуя жизнью? Живы ли разведчики, и если да, то как сложились их судьбы? Я был уверен, что найдется-отыщется хоть какая-то зацепочка, которая свяжет с настоящим. Не бывает, чтоб ушли все: в черной дыре запретного молчания обязательно появляется светлый лучик. Он и мелькнул в беседе с полковником Тарасовым — рассказик о Лесли-Леонтине-Лоне Коэн-Крогер, хитро вывезшей некие ценные бумаги из засекреченного городка Лос-Аламос, где американские ученые «ковали» свою атомную бомбу. И я понял, что уж если заговорил (а вовсе не проговорился) полковник Тарасов, то именно здесь можно попытать журналистскую удачу. Видимо, Лесли и ее муж Питер были как-то связаны и с Абелем-Фишером? Каким-то образом их вывезли в Москву — они где-то здесь, рядом?

Уважаемый мною старший офицер Службы внешней разведки, благодаря которому во многом и появилась сия книжка, подтвердил, что догадки мои недалеки от истины. Вместе с Питером Лесли появилась в телепередаче. Впрочем, в почти что безмолвных «ролях», где наибольшим откровением стали их однотипные «да» и «нет».

Но даже это воодушевило, и старший офицер обнадежил: встреча с Питером в принципе возможна, составляйте вопросы на английском. О том, что вопросы мои дошли до всех нужных адресатов, я догадался, увидев их аккуратно переведенными на русский. Как поведал мне старший офицер, сначала Питер принялся отвечать на них письменно. Однако список был длиннющий, на кое-что, меня интересовавшее, и ответить никак нельзя.

Короче, знакомьтесь: Моррис Коэн — американец и советский разведчик-нелегал. Надеюсь, после моей публикации его до сих пор туманная роль в истории мировой битвы спецслужб резко прояснится. Это он вместе с женой Леонтиной добыл для нас секрет атомной бомбы.

Моррис был стар, болен, устал. Как вообще добрался он до своих 84? Говорят, разведчики так долго не живут. Тем более нелегалы. Ведь он балансировал на лезвии ножа десятилетиями и однажды сорвался: девять лет строгого режима в тюрьмах Ее величества королевы Великобритании.

Какой же он? Я ждал встречи с ним так долго: разрешение на рандеву было в принципе получено, однако разведчик болел, умирал, выкарабкивался из цепких костлявых объятий. И вот он передо мной — Моррис Коэн, Питер Крогер, Санчес, Израэль Ольтманн, Бриггс, Луис… единый в бледном своем лице. Сухощавый, скромнейший и аккуратнейше одетый, седой как лунь и опирающийся на палку старичок, которого с привычной бережливой строгостью поддерживает под локоток крепкая медсестра. Дорогой мой Луис, неужели собственной жизнью я обязан частично и вам? Без вас с Леонтиной сколько б еще мучиться нашему гению Курчатову над собственной бомбой, а янки ждать не собирались. Хиросима, Нагасаки, Москва (?..) — да при таком раскладе я мог и совсем не родиться. И вот я в вашей квартире, и мы, оказывается, почти что соседи: я тоже в центре, а вы в двух шагах — на Патриарших. Белый дом, нелюбопытный лифтер при входе, медсестра, знающая, кто и зачем заглянул. Бедной жены вашей, Леонтины, или Лесли, как ее называли в разведсводках, уже нет — умерла от рака. Но российские коллеги из Службы внешней разведки заботятся о вас трогательно. Вежливые, выученные медицинские сестры дежурят в квартире в три смены. И вы общаетесь с ними на вашем ломаном, так до конца и не выученном русском, как с добрыми знакомыми. Пару раз в неделю вас обязательно навешает Сергей — старший офицер из Службы, болтающий с вами на безупречном английском и сейчас как-то очень умело-тактично выкрикивающий вам в ухо мои вопросы. Без него общаться было бы еще сложнее, спасибо, Евгений, не волнуйтесь, снятый мною на память кадр — вы, Петр, с Моррисом — конечно же, не попадет никуда, кроме моего личного архива.

Экскурсия по квартире с комментариями Коэна не дает забыть, у кого в гостях находишься. Фото разведчика Абеля и не менее знаменитого его коллеги Молодого-Лонсдейла — волею судьбы Моррису довелось работать и с тем, и с другим. Рядом, в рамочке, Юрий Андропов. Портреты Лоны и Морриса, написанные «товарищем из нашей Службы». И вдруг — веселые, цветастые стенные газеты с заголовками: «Здравствуйте, товарищи Питер и Лесли!» и «Поздравляем с праздником, дорогой Питер!» Открытки, приветствия от школьников, максимум пятиклассников. Это до сих пор не забывают Крогера внуки и правнуки тех российских чекистов, с которыми он рисковал за кордоном. Несколько академическая, суховатая квартира согревается теплом, его Питеру, наверное, не хватает. А о редкой профессии хозяина говорят книги — в основном английские, изредка — на русском. Для большинства читателей в них история разведки, для Морриса — его собственная. Опираясь на палку, достает фолиант, другой: «Вот пишут, что Икс сделал то-то. Не совсем так…» Или: «В Америке до сих пор верят, что… Пусть они остаются при своих заблуждениях».

А в коридоре большой рисунок типично испанского дома с колоннами, около которого вы, Израэль Ольтманн, почему-то задерживаетесь: «Приглядитесь к особняку, какие колонны, а? Я потом вам объясню». И пошли воспоминания о гражданской войне в Испании. О товарищах, которых уже нет. Характеристики точны, я бы сказал, хлестки, о некоторых трепачах Моррис отзывается без всякого уважения, особенно о паре болтливых французов. А несколько человек из Интербригады еще живы. Кое с кем Коэн вел переписку отсюда, из Москвы: создавался музей памяти интернационалистов. Один ближайший по гражданской друг хотел было приехать, но внезапно замолчал, пропал. У Морриса, едва ли не в первый и последний раз за ту встречу, на глазах слезы. Похоже, друга больше нет. Они воевали в Испании, ходили в атаку. Фашизм, Франко, Интербригада…

А мне эгоистично хочется, ну, не терпится задать вопрос, который и задаю, правда, в самом конце четырех часов беседы:

— Моррис, так все-таки атомную бомбу выкрали вы?

Коэн молчит, подбирает слова:

— Нет, я бы так не говорил. Мы не были физиками, математиками, знатоками. Просто Лона взяла и сумела передать нашим товарищам материалы, которые собрал в атомной лаборатории Лос-Аламоса ученый-атомщик Персей.

Кто же такой Персей? Не собираюсь интриговать читателя и напишу честно: подлинное имя этого человека, так Курчатова выручившего, остается пока тайной. Недавно появилась у нас в России книга, где вроде бы дается толстый намек по этому поводу. Коэн о публикации знает, она его здорово рассмешила: ни гроша истины. Ну, так где же правда, Моррис? Пожатие плечами. Удивленный взгляд через лупу на список моих вопросов: неужели непонятно, что ответа не последует? И тут же уход в сторону: повествование о трудном детстве в Бруклине, об отце — сначала уборщике улиц, потом торговце овощами. О работе учителем и трудных экзаменах на учительскую должность, где его — преподавателя-коммуниста — постоянно пытались завалить. Он, несмотря на голы, показал себя мастером больших уходов, что подтвердили и два офицера из Службы внешней разведки.