Большая игра (СИ) - Оченков Иван Валерьевич. Страница 34
— Сэр Энтони, я мог бы сказать, что лишь недавно принял должность, но это, конечно, не оправдание. Мы видели активность немцев. Но вами были даны инструкции не препятствовать им напрямую, в рамках озвученной вами новой политики привлечения Германии к сотрудничеству против русских.
— Так вы хотите сказать, что это моя вина⁈ — едва сдерживая закипающую злость, едва не прокричал в трубку Иден.
— Нет. Ни в коем случае. Позвольте мне закончить. Все развивалось под контролем, но прибытие Колычева сыграло роль триггера и события понеслись вскачь. Когда все закрутилось, я предположил, что нам будет на руку конфликт между русскими и немцами. А цена, в сущности, ничтожна.
— Это звучало бы неплохо, если не одно «но». «Уругвайский меморандум» и открытие полноценной авиабазы ОЗК в этой ключевой для Латинской Америки стране — это далеко не мелочь.
— Понимаю, сэр Энтони, и уже предпринимаю меры по дезавуированию договора. К сожалению, Колычев не стал ограничиваться соглашением о намерениях, а добился полноценного подписания договора о передаче земельного участка и принятии всех остальных условий меморандума.
— Немедленно надавите на Бальдомира и заставьте его отозвать подпись. Используйте все средства, угрозы, шантаж! Если добиться этого окажется невозможным, потребуйте, чтобы все предельно тормозилось и заматывалось, чтобы согласования на уровне реализации проекта затянулись на годы. Вам все понятно? Мне больше не нужны объяснения, только результаты, сэр Ральф! И от этого в полной мере будет зависеть ваша дальнейшая карьера! Победителей не судят, а участь проигравших прискорбна…
— Я понимаю, сэр Энтони. Все будет сделано. На завтра у меня назначена аудиенция у президента Бальдомира.
— Хорошо. Действуйте, сэр Ральф. Действуйте! Этого наглого выскочку надо сбить с шага, слишком он резво принял с первого круга, легко обойдя нас на целый корпус… — перешел Иден на свои излюбленные сравнения с конными скачками.
«Что ж, не так уж все и плохо» — подумал про себя Иден. — «Конечно, придется выслушать несколько колких слов от короля-заики, но это не беда. Главное, что игра не окончена».
Глава 20
Старые черепа, сжав в лишенном кожи оскале молодые крепкие зубы, лежали на каменных плитах из черного сланца и таращились пустыми серыми глазницами куда-то вдаль. Туда: за высокие горы, за стремительные, ледяные потоки, за зеленую пелену джунглей, к берегам, открытым голландцами в шестнадцатом веке.
Прекрасный, такое имя остров получил тогда. Точнее, одно из своих имен. В те времена Формозу населяли суровые племена охотников за головами, или гаошань — горный народ, как называли их китайцы. Для любого из них честью было убить врага, молодого сильного мужчину. Завладеть его отсеченной главой, уйти от преследования соплеменников погибшего, вернуться с триумфом к своим, передав бесценную добычу шаману, превратить затем вываренный череп в духа-хранителя родной деревни.
Те времена давно прошли. Сначала европейцы, потом китайцы старались каждый на свой манер цивилизовать местных жителей, а тех, кто не покорился, загнали в горы, низведя до состояния дикарей. Почти полвека назад их сменили японцы. Занятые подавлением сопротивления китайцев, новые завоеватели поначалу почти не обращали внимания на местных дикарей. Но теперь им что-то понадобилось, и на пороге древнего святилища появился офицер Императорского Воздушного флота.
Асано смотрел на черепа и явственно ощущал, как трепещет энергополе от сконцентрированной в этом месте Силы.
«А ведь может и получиться. Эти дикари знают, что такое жизнь и смерть. И готовы драться до конца. Другие народы, даже мы — японцы, слишком изнежились. Разучились сражаться яростно и до конца. Не сдаваться. Эти молодцы хотят послужить тэнно? Тем лучше, их даже не придется уговаривать».
— Слушайте меня, пайваны[1]. Десять лет назад вам запретили добывать головы. А значит, вы лишились права пройти по радужному мосту и занять место среди достойных предков — настоящих воинов. Это было верное решение. Не правильно, когда подданные микадо подобно зверям убивают друг друга. Но вот служить ему, быть солдатом его армии, сражаться и рубить головы поверженных врагов только по его приказу — наш долг. Знаю, что каждый из вас жаждет вступить на путь воина и снискать славу! Я — генерал Сатору Асано, владеющий Даром, хатамото императора Хирохито, военный вождь аякаси, предлагаю вам нечто большее, чем быть одним из солдат нашей великой армии! Я могу дать вам Силу, которая поставит вас в ряд с величайшими воителями всех времен! Да, цена может быть высока! Но разве кого-то из нас страшит смерть? Путь воина — путь смерти. Так было, так есть, и так будет всегда! Кто готов, шаг вперед!
Шеренга из полусотни завороженных его словами полуголых горцев, чьи мускулистые, поджарые тела были щедро украшены татуировками, слитно, как один, придвинулась к Асано, безмолвно признавая его право и власть.
— Хорошо, — едва заметная улыбка, похожая на кровожадный оскал, мелькнула на иссеченном шрамами лице генерала. — Сейчас вы пойдете за мной и поднимитесь на борт воздушного корабля. Прощайтесь с родными, вы увидитесь с ними нескоро!
Тайная база, развернутая для подготовки диверсантов на горном плато в самом сердце Тайваня, представляла из себя идеально правильный пятигранник со стороной в сотню ярдов. На углах стояли собранные из железобетона трехуровневые бастионы-башни, с установленными на них зенитными турелями. Весь периметр был окружен рвом и невысоким валом, в котором были устроены бетонированные стрелковые ячейки и ДЗОТы.
В центре располагался просторный плац, окруженный казармами рядового состава, зданием штаба, с высоко поднятой на растяжках радиоантенной и флагом Японии. Лазарет, арсенал, спортгородок, пищеблок с камбузом. Столовая была разделена на два зала. Небольшой, со вкусом обставленный и более всего напоминающий хороший ресторан с предупредительным обслуживанием официантами и барменом — настоящим специалистом по чайной церемонии — для начальствующего состава, и просторный, уставленный длинными дощатыми столами и общими лавками — для рядовых бойцов.
Кормили, впрочем, всех сытно и обильно, не экономя. Генерал Асано за этим лично следил, ежедневно снимая пробу с солдатских котлов. Учеба, как и всегда в японской армии, проходила очень насыщенно и строго. В новобранцев вколачивали безусловное подчинение приказам и бесстрашие. Впрочем, по мере того, как все большее их число становились одержимыми, проходя через мучительную процедуру посвящения, характер занятий менялся. Заставлять злых и жадных до битвы духов бегать с винтовкой наперевес не имело ни малейшего смысла.
Уцелевшие после бойни в Поянху бойцы его отряда составили командный костяк нового подразделения. Но все же людей не хватало. И Асано затребовал себе несколько десятков младших офицеров и унтеров. Но спешить с их переводом в одержимые он не стал.
Основной тактикой боевого применения для отрядов аякаси их командир определил массированное применение автоматического огня и гранат. Появляющаяся после обряда Сила достаточно надежно закрывала его бойцов от неприятельских пуль и осколков, давая самим одержимым стрелять точно, быстро и без помех. Идеальные машины смерти. Возможности силовой брони значительно превосходили сталь танков и самоходок.
Умение видеть в темноте или через препятствия, подкрадываться незаметно делало аякаси страшным противником для китайцев, начисто лишенных своих одаренных. В сочетании с ручными пулеметами Тип 99[2], пистолетами-пулеметами Тип 100[3] в десантной версии со складными прикладами, обилием осколочных гранат и тяжелыми парными тесаками худедао[4], удачно захваченными в одном из китайских арсеналов в товарных количествах — для ближнего боя на случай, если патроны закончатся, воины «команды А» должны были проходить сквозь порядки противника, как раскаленный нож сквозь масло.
Добровольцы-пайваны стали первыми в его новой армии. Изо дня в день он проводил обряд, позволяя ёкаям проникать в тела и сознание людей, превращая их в неукротимых и послушных лишь его воле аякаси. Они пили кровь убитых зверей, добытых на охоте, жадно насыщались полусырым, едва тронутым огнем, еще парящим теплым мясом и становились сильнее.