Вкус страсти - Блейк Дженнифер. Страница 9

Он протянул руку, почти касаясь лица Маргариты, — она почувствовала жар щекой. Но больше он не сделал ничего, лишь поправил покрывало, прикрыв Маргарите плечо. Над ее головой раздался шепот — слишком тихий, чтобы можно было что-либо разобрать. Потом Дэвид исчез; двигался он на удивление тихо для такого крупного мужчины. Когда он открыл дверь, внутрь ворвался холодный воздух. Закрылась дверь очень осторожно, практически бесшумно.

Со временем огонь в очаге потух окончательно и в комнате воцарился полный мрак. Только тогда Маргарита снова погрузилась в сон.

— Тебе опасно оставаться! Ты должен уехать!

— Всему свое время, — удивительно спокойно ответил Дэвид на настойчивое требование леди Маргариты. Возможно, он догадывался, что с рассветом спор вспыхнет с новой силой. Она слишком привыкла командовать им, по крайней мере, когда дело касалось мелочей. В прошлом он подчинялся ей с радостью и даже гордился этим, но это было так давно и в таких незначительных вещах! — Сначала я должен убедиться, что вы в безопасности.

Они шли по дорожке, тянущейся от домика вглубь леса, он и миледи, прочь от любопытных глаз и ушей. В верхушках деревьев, словно белый полог над кроватью, висел утренний туман, и его пронзали косые серебряные лучи восходящего солнца. Перекрывая приглушенные голоса и нечастый смех воинов из отряда Дэвида, разливались птичьи трели. Воздух был свежий и сладкий, пронизанный ароматами цветущих растений, а также запахами дыма, и лошадей, и кусочков хлеба, нанизанных на веточки и подрумянивающихся на огне бивачных костров. В такой день хочется жить.

— Зря я вызвала тебя, — вздохнула она, держа руки перед собой и сплетая пальцы. — Я должна была понимать, что из этого выйдет. Теперь тебе непременно нужно возвращаться туда, откуда ты прибыл. Если ты и твои люди будете гнать лошадей во весь опор, вы сможете добраться до побережья задолго до того, как за вами пустится в погоню лорд Галливел или… или Генрих.

То, что она так тревожилась о нем, затронуло глубинные струны его души, вроде бы навсегда замолчавшие под непрестанными ударами судьбы. Он не сводил с нее пристального взгляда, одновременно пытаясь размеренно дышать, чтобы таким образом укротить неистовые порывы тела. Он протянул руку и убрал соломинку, прилипшую к полотну, прикрывавшему ее волосы, затем позволил себе очертить пальцем овал ее лица от виска до подбородка. Затем сжал руку в кулак и опустил ее.

Ия должен бросить вас здесь, безо всякой защиты? — мягко упрекнул ее он. — Это было бы просто глупо — после того, как я забрал вас у эскорта.

Но ты же не можешь спать перед моей дверью до конца своих дней!

Шея у него побагровела.

— Я не хотел оскорбить вас. Я подумал, что так я не позволю никому войти к вам в комнату, и…

— И дашь понять всему отряду, что ты не возлег со мной этой ночью. Я понимаю. — Она резко кивнула. — Я, как и Астрид, благодарна тебе за эту заботу. Кстати, моя служанка чуть не упала, споткнувшись о тебя сегодня утром, когда шла за водой. Но это только увеличивает и без того многочисленные сложности, вызванные похищением. Оставаться в твоем обществе так же опасно для меня, как и выйти замуж за указанного мне мужчину.

— Остаться здесь, безо всякой защиты, — опасность куда более серьезная, — упрямо возразил он. — Я не могу уйти, не могу оставить вас без охраны.

— Если ты будешь столь любезен и отправишь весточку в Бресфорд, сэр Рэнд непременно приедет за мной. А мы с Астрид можем скрываться в домике до тех самых пор, пока не приедет мой зять.

— И вы вернетесь в замок Бресфорд, прекрасно понимая, что именно там Генрих и станет искать вас в первую очередь? — Он даже не стал упоминать вероятные опасности, от которых кровь стыла в жилах, для двух одиноких женщин: ведь они будут брошены на милость заблудившегося лесника, браконьера или банды солдат-наемников, к какой бы армии, собирающейся в этих местах, они ни принадлежали. От одной только мысли об этом у него все внутри холодело.

— Если уж говорить о глупостях, то одной из них, несомненно, была надежда избежать устроенного для меня брака. — Уголки ее губ неожиданно дрогнули. — Долг каждой женщины — принимать подобные ситуации с покорностью.

— Но я их принимать не намерен, — заявил он, и в голосе его звучал металл. — По крайней мере, не сейчас.

— И как ты предлагаешь мне поступить? Ты ведь не собираешься жениться на мне.

— Нет. Это совершенно исключено.

Она резко повернулась к нему лицом, и в глубине ее темно-карих глаз сверкнул гнев.

— Это почему же? Во Франции тебя ждет жена?

— Нет у меня жены. Что до причин, вам они известны.

Ее щеки покрылись нежным, как персиковый цвет, румянцем.

— Речь идет о священной клятве, данной на кресте? Клятве служить мне верой и правдой — не испытывая желания, не ставя границ, не щадя живота своего?

— Точнее, данной на эфесе меча, что, впрочем, одно и то же.

— Это случилось так давно! Мы были детьми.

— Не совсем. — Он коротко и криво усмехнулся.

Она так стиснула пальцы, что они побелели и стали напоминать цветом свечной воск.

— Конечно, есть еще и проклятие Граций, но мне помнится, ты однажды сказал…

— О да, оно надо мной не властно, ибо я полюбил вас с первого взгляда и всегда буду любить, — произнес он, повторяя, пусть и несколько иначе, свою клятву, принесенную много лет тому назад. Говоря это, он чувствовал удовлетворение — где-то в глубине души, несмотря ни на что.

Она распахнула глаза чуть ли не на пол-лица.

— Но если проклятия ты не страшишься… — начала она, но запнулась, не договорив.

— То что, миледи?

— То женитьба на мне могла бы стать… услугой, которую ты можешь мне оказать ради моего же блага.

От столь неожиданного предложения сердце у него в груди вспыхнуло ярким, обжигающим пламенем. Его тронуло ее доверие, а также то, что она так хорошо его понимала. Однако на некоторые вопросы всегда существует лишь один ответ.

— Ах, леди Маргарита, это было бы наивысшей честью для меня, но, увы, я не могу на это пойти.

На мгновение она впилась взглядом в его лицо, но тут же отвернулась.

— Между нами при этом может и не быть ничего такого.

— И тем не менее. — Звук его голоса напоминал скрежет саней, которые волокут по каменистой дороге, и он положил руку на эфес, чтобы вызвать столь нужные ему сейчас воспоминания о сказанной и многократно подтвержденной клятве, и до боли сжал пальцы.

Он слишком хорошо понимал: невозможно, взяв Маргариту в жены, не нарушить обет безбрачия. Разумеется, сказать ей об этом было немыслимо. Нельзя вручать оружие человеку, который наверняка им воспользуется.

Румянец ее стал более насыщенным, как и гнев во взгляде.

— Ты просто не хочешь становиться моим супругом. Ну что ж! Но неужели ты намерен не жениться никогда?

Он сдержал кривую улыбку, вызванную таким типичным для женщины любопытством, хоть в его мысли и закралось подозрение, что любопытство, возможно, маскирует оружие.

— Я этого не утверждал.

Она растерянно посмотрела на него.

— Ты о чем?

— Мой обет касается только вас, миледи. На других он не распространяется.

— Значит, ты волен искать любовь другой женщины.

— И был волен поступать так последние десять лет, — решительно и дерзко заметил он.

С ее губ сорвался короткий смешок.

— Так значит, стихи, прославляющие твой чрезмерный и неутолимый аппетит к любовным играм, не преувеличивают?

— Я бы так не сказал.

— Но ты ведь и не отрицаешь правдивости рассказов о твоем умении обращаться с любвеобильными французскими дамами, а также с их дочерьми.

Он раздраженно повел плечом: он не мог заверить ее в том, что все это неправда. В конце концов, он вовсе не был обязан противостоять соблазнам таких женщин. Он был далеко от Бресфорда и думал, что никогда более не узрит его стен, никогда более не усладит свой взор прелестными чертами Маргариты. Физическая разрядка, которую он получал от таких отношений, не имела ничего общего с нежными чувствами, которые он испытывал к ней, когда они были юны и беззаботны. Для него она всегда была выше низменной, животной похоти — как была выше него в обществе.