Академия Дивинат, или Принцесса для Темного (СИ) - Вин Милена. Страница 37

— Больше никто не поднимет на тебя руку, — разобрала я твердые слова сквозь стук в ушах. — Никто не коснется с намерением причинить боль. Я обещаю тебе, Диана.

Он зарылся носом в мои волосы, выбивая из меня еще один сдавленный всхлип.

Это обещание может быть нарушено — я понимала это, хоть и не так ясно, как должна была. Ничто не вечно. Ни радость, ни печаль, ни любовь. Но эти слова были нужны мне. Неважно, что они не имели той силы, которая не пропустила бы через себя ни одно сомнение. Неважно, что когда-нибудь от них не останется и следа.

Сейчас они придали уверенности. Помогли и приласкали. А о большем я не посмела бы и просить.

43. Громадная ответственность. Деймон

Она плакала.

Так долго плакала в моих руках, цепляясь за рубаху, как за единственную возможность дышать.

Я думал, мое сердце остановится под натиском этой бесконечной боли. Этих страданий, которые еще были такими свежими и так сильно жгли ее тело.

Маленькое. Хрупкое.

Но такое сильное тело.

Она вынесла все это в одиночку. Прошла этот дерьмовый путь, который мог сломить даже меня. Но она не сдалась. И как только удалось?..

Как она выжила при таком давлении? Одна.

В нее кидались камнями со всех сторон, а она умудрилась выпрямиться и выстроить из этих камней стену. Не знаю, насколько прочна эта стена, но долгое время она служила ей крепостью.

Беззащитная. Удивительно сильная девочка.

В который раз я восхищаюсь ее силой воли. И горжусь, хотя не имею на это права. Я не был причастен к тому, к чему она пришла, но все равно ощущаю глубокое восхищение и уважение по отношению к ней. Безграничное уважение.

Моя девочка. И больше не беззащитная.

Силы покинули ее тело вместе со слезами. Чудилось, что она выплакала все, что было, все, что накопилось за все годы унижения. Но вряд ли это было правдой: сгусток боли еще резал ее изнутри. Когда-нибудь он вновь даст о себе знать, но в этот следующий раз я снова буду рядом, смягчу эту боль и сделаю все возможное, чтобы облегчить ее страдания.

Она уже почти спала, когда я уложил ее обратно. Впопыхах закончил обтирать, накрыл одеялом, слыша, как тихо она дышит, видя, как мерно вздымается ее грудь.

Опустился на колени у кровати, коснулся губами лба. Теплая, почти прохладная. Жар спал, дышать ей стало легче. Наконец-то.

— Спасибо, — шепнула с закрытыми глазами.

Приподняла руку, видно, ища мою или какую-то опору. Обхватил, прижался губами к пальцам, вызывая на ее лице слабый намек на улыбку.

— Мне нравятся эти касания. — Ее ресницы дрогнули, и она посмотрела на меня сквозь полуприкрытые веки. — Все твои прикосновения будоражат сердце, но когда ты целуешь пальцы, оно трепещет такой радостью, которая обычно кажется недосягаемой. Пожалуйста... — она чуть крепче сжала мою руку, насколько хватало сил, — ... делай это почаще.

Я тут же откликнулся на эту просьбу. Поцеловал костяшки. И еще раз. Легко и нежно, с наслаждением наблюдая, как она улыбается.

— Проси о чем угодно, принцесса. Я сделаю для тебя все возможное и невозможное. — Мое сердце замирает на миг, готовясь облачить чувства в слова. Она не должна сомневаться. Потому я добавил со всей уверенностью, которая была во мне: — Даже достану корону для тебя. Ту самую, что у тебя отобрали.

— Даже ее? — спрашивает тихо, сквозь дрему.

— Да. Она будет венчать твою голову. Ты будешь сидеть на троне всвоемкоролевстве. Мои слова не станут пустым звуком.

— Я верю тебе. Но мне больше ничего не нужно, Дей. — Улыбка гаснет, голос понижается до еле слышного шепота. — Только ты и спокойствие, которое ты даришь. И мои слова не пустой звук...

Она затихла, чуть склонив голову. Тихонько засопела, оставив меня в таком потрясении и радостном волнении, что я принялся раз за разом прогонять в голове ее слова.

Она отступилась от своей цели. Ради общего будущего — еще прозрачного, но возможного. Отогнала желаемое в надежде, что я смогу ей подарить гораздо больше, чем трон. А может, уже подарил. Я не знаю.

Это громадная ответственность. Я не могу подвести ее. И не подведу.

Корона украсит ее голову. Диана будет восседать на троне и править. Без меня или со мной — неважно. Она будет на своем месте. И счастлива. Конечно, счастлива.

44. Бремя полукровок. Деймон

— Как она?

Тихий голос скользнул в сознание, сметая думы, и на плечо легла маленькая, изящная ладонь.

Элеонора обладала изумительной способностью передвигаться легко и бесшумно, как кошка, крадущаяся к жертве. Как Луна, заставшая меня — пытающегося изгнать тревоги вином — в гостиной.

Ее взгляд казался слишком осмысленным для обычного котенка; она смотрела с легким укором и недовольством. Но, не спеша представать в своем истинном обличье, оставила меня без поучающих слов и просто взобралась по штанине ко мне на колени. Осталась лежать, свернувшись калачиком, пока я медленно осушал бутылку подарочного вина и то дремал, то оглушенный мыслями пялился на пламя в камине. Так мы сидели в тишине уже… не знаю, возможно, всю ночь.

Хватка на плече вдруг стала чуть крепче, напоминая, что я затягиваю с ответом.

— Спит, — выдал глухо и сразу прокашлялся. — Ей станет легче после пробуждения.

Я не видел, но догадывался, что Элеонора кивнула. Пальцы ее разомкнулись, и она прошла к креслу напротив, опустилась в него так же грациозно, как и всегда.

По тому, как она движется, по ее плавности и утонченности можно было предположить, что она аристократического происхождения. Бывалая герцогиня или даже принцесса…

Но нет. Моя мать была простой крестьянской девушкой, по велению судьбы ставшей изгоем в Сандарино, королевстве эльфов, и под давлением нищеты прибегнувшей к воровству. Отсюда и легкость, и бесшумность в движениях, и острый, все замечающий взгляд.

Понятия не имею, каким образом она пересеклась с моим отцом и была ли между ними любовь. Она никогда не говорила о погибших отношениях. Да и отца упоминала нечасто. Разве что вскользь благодарила его за то, что воспитал меня достойным человеком. За то, что защитил.

Но он мог убить меня еще при рождении вместе с матерью. У него было на это право. Или позволить сделать это другим некромантам и чернокнижникам. Полукровок не любят и не воспринимают во всем Эрисфейле и не жалуют даже за его пределами. У полукровок нет спокойной жизни. Презрение и издевательства следуют за ними по пятам, и не всем удается выжить не только в силу своей врожденной слабости, но и под гнетом общества.

Скрытие того факта, что я полукровка, было опасной авантюрой. Но король пошел на это, несмотря на возможную угрозу со стороны других королевств. Наверное, он унес бы эту тайну с собой в могилу, но что-то подвигло его выдать ее. Может, это и было забытыми чувствами к Элеоноре? К эльфийке, когда-то ворвавшейся в его жизнь и оставившей неизгладимый след в сердце?

Она была на это способна — появляться неожиданно, как гром среди ясного неба. Играть чувствами и любить по-настоящему. Смеяться, когда больно. Плакать, когда счастлива. Она всегда была неоднозначной и загадочной. Этим она очень походила на Диану.

— Пожалуйста, не утаивай от меня своих истинных намерений, — внезапно сказала твердым голосом. Без всяких предисловий, которые она терпеть не могла. — Ты и сам знаешь, что выбрал для себя не самую удачную пару. Ее печальная судьба может стать и твоей.

— Но у меня особо не было выбора, не так ли?

Я взглянул на нее с выгнутой бровью, будто с осуждением. Не хотел показывать его, но было поздновато прятать вспыхнувшие обиды: мама скуксилась прямо на глазах, поджала губы. При других она умело сдерживала эмоции. Но каким-то образом все маски слетали, когда мы оставались наедине.

— Прости, — выдал спешно. — Я ни в чем тебя не виню.

— Не страшно, — отмахнулась, улыбнувшись.

«Страшно, — пролетело между мыслями. — Ведь я снова упрекнул тебя в своем рождении».