На перепутье: Воительница (СИ) - Вин Милена. Страница 30
Больше не говоря ни слова, он ставит на документах печать и пододвигает их ко мне. Приходится прикладывать немало усилий, чтобы не сорваться и не выплеснуть все бурлящие внутри эмоции прямо в его мнимо спокойное лицо.
Проглотив недовольство, подписываю бумаги и молча покидаю кабинет шефа. Но неприятный осадок остается со мной. А еще тревожит догадка, что меня отстранили от дел намеренно, вовсе не из добрых побуждений человека с холодным взглядом и каменным сердцем. Но какой в этом смысл? Зачем отстранять меня, возможно, единственного, кто с таким жаром и энтузиазмом вцепился в это дело?
Может, Томас прав, и мне действительно нужно отдохнуть. А то сейчас его поведение и решение тревожат меня так же сильно, как и нападение на Наари, и я невольно начинаю искать связь между этими двумя событиями…
Глава 24. Стук сердца
Наари
В ушах гремит женский голос — четкий и спокойный. Это пугает и одновременно восхищает. Еще ни разу в жизни я не была так погружена в чужие слова, окутана ими, как туманом. Я старалась не показывать страха, когда Валери надевала на мою голову — как она выразилась — наушники, но, думаю, она все поняла по моему ошалелому взгляду. Однако вскоре страх ушел, и сейчас я жутко благодарна ей за возможность слышать знакомящую меня с кельтской культурой девушку и при этом не отвлекаться на посторонние звуки, вроде тех, что издавала Бонни и Мэй, когда та еще была на ногах и носилась по комнате.
Приостанавливаю видео на дощечке, отрываясь от увлекательного рассказа о мистической стране кельтов и друидов, и бросаю взгляд на девочку. Игры в догонялки с собакой изрядно вымотали ее, и она умудрилась заснуть на диване рядом со мной, хотя вначале говорила, что только чутка полежит. Активность гиперактивной Бонни тоже оказалась исчерпана: она лежит у кофейного столика, положив мордочку на лапы. Из кухни доносится шипение готовящейся еды, запах жареного мяса, и я уже предвкушаю вкусные яства, умело сотворенные волшебными ручками Валери.
Чудесное место. Этот дом не был бы таким прекрасным без этих людей, к которым я уже успела привязаться. Мое присутствие они воспринимают как должное, и, кажется, я тоже начинаю принимать себя в этом мире. Так, словно никогда не была в Норфии. Так, словно моего мира никогда не существовало и я была рождена здесь — на Земле, среди людей, заменивших мне семью…
От поглощающих мыслей меня спасает неожиданный звонок в дверь. Бонни тотчас соскакивает с нагретого ее тушкой места и несется в холл.
— Наари, ты не могла бы посмотреть, кто там пришел? — кричит из кухни Валери, а я и без того уже отложила волшебную дощечку и наушники и направилась следом за собакой. — Я сейчас подойду. Крылышки горят…
Бонни замирает у двери, несколько раз лает, будто предупреждая нежданных гостей о своей готовности сцапать за руку, за ногу, ну или за что удастся… Но замолкает, когда я подхожу к двери и отпираю замок.
— Добрый день, мэм, — сразу врезаются в меня слова курчавого мужчины, голос и лицо которого мне кажутся смутно знакомыми. Рядом с ним стоит еще один — с легкой щетиной, одетый, как и его товарищ, в темно-синие брюки, рубаху и куртку. — Я Николас Росс, напарник Джона. Вы ведь Валери Хонг, его сестра, верно?
— Я…
Не успеваю договорить — Валери быстро оказывается рядом, чуть отодвигает меня, втискиваясь в проем двери.
— Это я. Валери Хонг. Какие-то проблемы, офицеры?
Голос девушки так тверд и полон уверенности, что мужчина мгновение колеблется.
— Нет, мэм… Просто ваш брат просил заехать и забрать документы. Он вам не сообщал?
— О, должно быть, я не слышала звонка… Подождите немного, я позвоню ему.
— Разумеется.
Валери отступает от двери, вытирая о передник руки. На светлом лице появляется милая улыбка, и я снова поражаюсь ее умению быть такой холодной и одновременно приветливой.
— Проходите, подождите в коридоре, — говорит она, шагая в зал. — Наари побудь с офицерами, я сейчас.
В отличие от нее Бонни не сдвигается с места — сидит и с некоторой настороженностью глядит на ступающих на ее территорию мужчин. Как только дверь закрывается, из ее груди вырывается тихое рычание.
— Кэп про эту собаку все время говорил? — шепчет один из мужчин, тот, что выглядит выше своего товарища и часто касается подбородка, словно щетина колит его изнутри. — А я-то думал, у него тут питбультерьер или ротвейлер какой-нибудь…
Николас в ответ тяжело вздыхает.
— Будешь ерничать, тебе и лабрадор пальцы откусит.
Они оба замолкают, осторожно осматривают небольшой затемненный коридор, а я, стоя чуть поодаль от них, рядом с Бонни, наконец вспоминаю, где раньше видела их. Подчиненные Джона. Те, благодаря кому я вообще столкнулась с единственным, кто решил мне помочь, а не пронзить мою ногу металлическим снарядом…
Взгляд темно-зеленых глаз неожиданно останавливается на мне, и я резко опускаю голову. Жаль, что волосы стянуты в косу и нет возможности получше скрыть лицо. Человек, ранивший меня в первую нашу встречу, продолжает буравить меня взглядом; от этого в груди поднимается дрожь, ладони потеют и становятся жутко холодными.
— Мэм, простите… А мы раньше нигде с вами не встречались?
— Рон, — шикает его друг, и я замечаю, как он легонько толкает его в плечо. — Кэп просил забрать документы и уйти. Без разговоров.
— Да-да… Но такое чувство, что мы уже виделись.
— Не думаю, что это так, сэр, — выдаю негромко и уверенно и поднимаю на мужчин глаза. — Я приехала сюда вместе с Валери и ее дочкой. И никогда в здешних местах не была…
— Вот, точно! — перебивает меня Рон, выпучив глаза, будто увидел нечто поразительное, приводящее в восторг или же ужасающее. — Она похожа на ту женщину… Ну, помнишь, на ту дикарку.
— Будь тактичнее, идиот, — грубо бросает Николас и отвешивает ему подзатыльник, прямо как Джон в тот день, когда впервые встретился со мной. — Прошу прощения, мэм, — он смотрит на меня, глаза его холодны, как обледенелый металл. — Порой его воспитание оставляет желать лучшего.
— Эй! А ты все такой же грубиян, притворяющийся невинным цветочком…
— Умолкни.
— А что, я не прав? — кустистые темные брови сдвигаются на переносице, и в темно-зеленых глазах вспыхивает огонь обиды, смешанной с плохо скрываемой злостью. — Вечно строишь из себя безгреховного и доброго. А на деле… Я-то помню, как ты…
— Прошу, господа, — резко отрезаю я и пронзаю их обоих ледяным взглядом. — Вы находитесь в чужом доме. Не вынуждайте меня выставлять вас за дверь.
— Простите, мэм… — шепотом произносит Николас, а Рон отводит глаза в сторону и, хмурясь, нервно потирает ладонью шею.
Тишина окутывает тело, сжимает крепко, и я стараюсь дышать как можно тише. Откуда-то из глубины дома слышен голос Валери, похоже, разговаривающей с Джоном по телефону, но его упорно заглушает противный стук крови в ушах. Я пытаюсь заставить себя расслабить ноги и руки, которые охватила легкая дрожь, но сделать это становится в разы сложнее, когда я встречаюсь взглядом с серыми глазами.
Лицо Николаса спокойно и безмятежно, на нем не видно ни раскаяния, ни дерзости — абсолютно ничего. Как бы ни старалась, не могу прочесть по его глазам, взволнован ли он, боится или же в самом деле спокоен. Отчего-то внутри вновь зарождается это противное, мерзкое чувство беспомощности. Нечто сдавливает сердце и ребра; кажется, еще немного — и послышится жуткий хруст.
Беззащитность — мое проклятье в этом мире. Сколько бы времени ни прошло, какой бы сильной я ни была, это ощущение отсутствия влияния и навыков не покинет меня до тех пор, пока я не вернусь домой.
Единственное, что я успеваю заметить, — как мужчина раздраженно дергает щекой. Должно быть, он узнал меня. Но почему делает вид, что это не так?
— Простите за ожидание, офицеры, — в коридор влетает Валери и протягивает Николасу спрятанные в папку листы, вынуждая его слабо улыбнуться. — Без помощи хозяина дома невозможно что-либо найти на его полках…