На фронтах «холодной войны». Советская держава в 1945–1985 годах - Спицын Евгений Юрьевич. Страница 31

Между тем в исторической науке довольно давно и предельно четко обозначились два диаметральных подхода в оценке и самого «Плана Маршалла», и его главных целей и задач. Так, в «ортодоксальной» западной (Дж. Гэддис, Г. Прайс, А. Грегори) и в российской либеральной историографии (Р. Г. Пихоя, Н. Е. Быстрова, А. А. Данилов, В. М. Зубок, Е. М. Халина [192]), всячески утверждается, что главной целью «плана Маршалла» было быстрейшее восстановление лежавшей в руинах европейской экономики, устранение всех торговых барьеров и модернизация индустриального потенциала ведущих европейских государств. Более того, он де-факто реформировал «старый» европейский капитализм через внедрение в него высоких американских стандартов, производственных практик, норм и технологий, принципиально новой этики самих производственных отношений, научной организации производственных процессов, обновление всего промышленного оборудования и экспорт новых идей. Однако в советской и российской патриотической историографии (С. Г. Кара-Мурза, М. Ф. Полынов, В. Ю. Катасонов, Ю. Н. Жуков, Ю. В. Емельянов [193]) справедливо утверждают, что «План Маршалла» вкупе с «Доктриной Трумэна» и «Гарвардским проектом» Дж. Дэвиса представлял собой составную и чрезвычайно важную часть предельно агрессивного внешнеполитического курса новой Администрации США, направленного на технологическую изоляцию всех стран социалистического лагеря, на активное поощрение экономической экспансии американских монополий и тотальную долларизацию всей мировой экономической системы, на усиление политики «холодной войны» и создание агрессивных военно-политических блоков, направленных против Советского Союза и его союзников на Азиатско-Европейском континенте. Кстати, о том, что «План Маршалла» являлся важным инструментом «холодной войны», направленным своим острием против Москвы, тогда же заявил и бывший вице-президент США Генри Уоллес [194], ставший одним из основателей левой Прогрессивной партии США, которую поддерживала и вдова его бывшего «патрона» Элеонора Рузвельт. Более того, многие авторы, в том числе зарубежные историки (Р. Джеффри [195]), справедливо полагают, что для И. В. Сталина «План Маршалла» «был переломной точкой в послевоенных отношениях с Соединенными Штатами». Он показал ему, «что с американцами больше нельзя сотрудничать, не поставив под угрозу сферу влияния Советского Союза в Восточной Европе. «План Маршалла» и «Доктрина Трумэна» предвещали формирование антисоветского западного блока, и для того, чтобы оказать ему противодействие, И. В. Сталин приступил к укреплению положения Советского Союза и коммунистического лагеря в Европе. Теперь главной его задачей в послевоенной Европе стало не сохранение «большого альянса», а ограждение советского блока «от губительного внешнего влияния».

8. Германский вопрос (1944–1948 годы)

Как это ни странно, но военные противники Германии стали обсуждать судьбу ее послевоенного устройства фактически сразу после начала Второй мировой войны, но пока только в общих чертах. Поэтому «Атлантическая хартия», подписанная У. Черчиллем и Ф. Рузвельтом в августе 1941 года, носила во многом декларативный характер, и планы в отношении нацистской Германии были очерчены там предельно расплывчато. Каких-то более конкретных заявлений в отношении будущего Третьего рейха не последовало и в дальнейшем: ни в период работы Первой Московской конференции союзных держав, проходившей в сентябре-октябре 1941 года, ни после вступления в войну США в декабре того же года. Таким образом, как считают ряд историков, в частности известный германист Ю. В. Галактионов, в 1939–1941 годах союзники по Антигитлеровской коалиции еще так и не выработали согласованной позиции по поводу будущего послевоенной Германии [196]. Более того, этого не произошло и значительно позже, когда в мае-июне 1942 года в Москве были подписаны договоры между СССР, Великобританией и США, завершившие юридическое оформление Антигитлеровской коалиции, в которых содержание германского вопроса «не было официально сформулировано даже в общих чертах».　

При этом достоверно известно, что будущее Третьего рейха все же обсуждалось уже тогда, правда в глубокой тайне в тиши　высоких кабинетов. Это отчетливо видно из секретной переписки, которая велась в годы войны И. В. Сталиным, У. Черчиллем и Ф. Д. Рузвельтом, из ряда бесед советского полпреда в Лондоне Ивана Михайловича Майского с Уинстоном Черчиллем в конце ноября и начале декабря 1941 года, когда британский премьер впервые открыто поставил вопрос о расчленении Германии, сделав особый акцент на отделении Пруссии от остальных ее земель, и, наконец, во время Вашингтонской встречи Ф. Рузвельта и У. Черчилля в том же декабре 1941 года [197].　

Между тем в январе 1942 года по распоряжению президента Ф. Д. Рузвельта была создана специальная «Консультативная комиссия по послевоенным проблемам», которая вскоре представила на рассмотрение высшего руководства несколько планов послевоенного раздела Германии либо на три, либо на пять, либо на семь частей, на чем особенно настаивал тогдашний замгоссекретаря Самнер Уэллес. Аналогичные планы, судя по архивным документам, разрабатывались и советским руководством, хотя официальная позиция Москвы по германскому вопросу, впервые озвученная И. В. Сталиным в Приказе наркома обороны СССР № 55 в феврале 1942 года, звучала так: «Было бы смешно отождествлять клику Гитлера с германским народом, с германским государством. Опыт истории говорит, что гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское остается» [198]. Впервые три главных союзника по Антигитлеровской коалиции открыто обсудили вопрос о будущем Германии на Московской конференции министров иностранных дел, проходившей в октябре 1943 года, где госсекретарь США Корделл Хэлл и глава британского Форин-офиса Антони Иден прямо заявили о необходимости расчленения Германии. При этом советский нарком иностранных дел В. М. Молотов уклонился от выражения советской позиции по данному вопросу, заявив, что данный «вопрос находится в процессе изучения». Действительно, данный вопрос тогда тщательно изучался: и недавно рассекреченные архивные документы показывают, что ведущие научные сотрудники Института мирового хозяйства и мировой политики, видные экономисты В. А. Карра, С. М. Вишнев и А. М. Гуревич уже за месяц до Московской конференции представили на суд высшего советского руководства свою аналитическую записку «Варианты расчленения Германии и их экономические и военные последствия», где предложили три варианта ее расчленения на три, четыре или семь государств [199]. Кстати, на той же конференции была создана и Европейская Консультативная Комиссия (ЕКК) со штаб-квартирой в Лондоне, которая сыграет не последнюю роль в решении германской проблемы после окончания войны.　

Таким образом, к моменту первой встречи лидеров «большой тройки» в Тегеране германский вопрос уже находился в стадии детальной проработки. На самой же Тегеранской конференции, проходившей в ноябре-декабре 1943 года, конкретная дискуссия по германскому вопросу состоялась в последний день ее работы, когда Ф. Д. Рузвельт предложил план расчленения Германии на 5 суверенных государств с «максимально ослабленной и уменьшенной в своих размерах» Пруссией. В унисон ему У. Черчилль, поддержав идею «полной изоляции» Пруссии, предложил также все южные земли Германии, в том числе Баварию, включить в состав так называемой «Дунайской конфедерации». Однако И. В. Сталин, отвергнув «дунайские мечтания» британского премьера и отчасти поддержав американского коллегу, почему-то уклонился от изложения советских планов, находившихся в его «портфеле», один из которых также предусматривал разделение Германии на семь государств. В итоге, не добившись единства по германскому вопросу, лидеры «большой тройки» решили передать его «изучение» в ЕКК.