На фронтах «холодной войны». Советская держава в 1945–1985 годах - Спицын Евгений Юрьевич. Страница 43

Вместе с тем их оппоненты абсолютно справедливо говорят о том, что именно Запад подтолкнул Москву к проведению такой политики, в частности подписанием в мае 1952 года Боннского сепаратного договора с ФРГ. Более того, многие из них, в частности В. Ю. Катасонов, утверждают, что на этом Совещании советская сторона попыталась создать в противовес политико-экономической экспансии США общий рынок товаров, услуг и инвестиций социалистических и развивающихся стран без долларовых расчетов. То есть именно на МЭС де-факто началось формирование общего «недолларового» рынка, и И. В. Сталин, совершенно верно оценив высокий уровень поддержки этой идеи, активизировал работу в этом направлении. Поэтому в феврале-марте 1953 года по предложению Москвы в столице Филиппин Маниле состоялось региональное экономическое совещание стран Южной Азии и Дальнего Востока, и одновременно началась подготовка проведения подобных региональных конференций в Аддис-Абебе, Тегеране, Буэнос-Айресе и даже в Хельсинки. Однако смерть вождя похоронила этот перспективный проект по инициативе Н. С. Хрущева, так и не сумевшего понять его стратегических целей и задач [273].　

Между тем, как утверждают целый ряд историков (Л. Я. Гибианский, Н. И. Егорова, Н. Е. Быстрова [274]), в январе 1951 года был создан еще один межгосударственный орган стран социалистического блока — Координационный комитет по вопросам обороны, в состав которого вошли представители СССР, Польши, Чехословакии, Румынии, Венгрии и Болгарии. Основной его функцией стали координация и контроль за выполнением решений о резком повышении численности вооруженных сил стран «народных демократий» и развитии их военно-промышленного комплекса, которые были сформулированы советским руководством на секретном совещании в Москве с участием самого И. В. Сталина. В этом совещании, состоявшемся в январе 1951 года, помимо лидеров пяти братских компартий, то есть Болеслава Берута, Клемента Готвальда, Матьяша Ракоши, Георге Георгиу-Дежа и Вылко Червенкова, приняли участие министры обороны СССР (маршал Александр Василевский), Польши (маршал Константин Рокоссовский), Чехословакии (генерал армии Алексей Чепичка), Венгрии (генерал армии Михай Фаркаш), Румынии (генерал армии Эмил Боднэраш) и Болгарии (генерал армии Петр Павлов). Между тем, как уверяет тот же Л. Я. Гибианский, «пока об этом совещании, тон которому задала вступительная речь И. В. Сталина», мало что известно, поскольку «в распоряжении исследователей есть лишь сведения», которые содержатся в заметках и записках М. Ракоши, Э. Боднэраша и А. Чепички [275]. Сам Л. Я. Гибианский уверяет, что содержание этих материалов в принципе «аналогично», правда тут же говорит о том, что, по утверждению генерала А. Чепички, поставленная И. В. Сталиным задача «была связана с планом военного вторжения в Западную Европу для установления там социалистического порядка», а по утверждению М. Ракоши и генерала Э. Боднэраша, речь шла лишь о подготовке «на случай военной опасности со стороны США и НАТО».

10. Обострение ситуации в Европе в 1948–1949 годах

а) «Первый Берлинский кризис» 1948–1949 годов и его международное значение

Как считают ряд историков (Ю. В. Галактионов [276]), первым практическим шагом к полному расколу Германии стало совещание военных губернаторов американской и английской оккупационных зон с участием премьер-министров германских земель, входивших в состав «Бизонии», то есть Баварии, Гессена, Вюртемберга, Пфальца, Бадена, Вестфалии, Ганновера, Брауншвейга, Ольденбурга, Шаумбург-Липпе и Рейнской области. На этом совещании, которое прошло в начале января 1948 года во Франкфурте-на-Майне, заместитель Главкома американских оккупационных войск и военный комендант Германии бригадный генерал Люсиус Клей огласил свой план создания первого правительства Западной Германии, который предусматривал: 1) существенное расширение прав и полномочий Экономического совета «Бизонии», в частности право издания законов и утверждения бюджета, что де-факто превращало его в некое подобие нижней палаты германского парламента, 2) образование Совета земель, то есть второй (верхней) палаты парламента, сформированной на принципах территориального федерализма, и, наконец, 3) создание Административного совета, который фактически исполнял бы роль Федерального правительства «Бизонии». Так как этот план генерала Л. Клея в принципе совпадал с пожеланиями политической и предпринимательской элиты Западной Германии, то участники данного совещания одобрили американскую программу действий, и управленческий аппарат «Бизонии», по сути, приобрел полугосударственный статус.　

Новым шагом по расколу Германии стала Лондонская конференция, в которой приняли участие руководители дипломатических ведомств США, Великобритании, Франции, Бельгии, Нидерландов и Люксембурга. Причем на эту конференцию не был приглашен министр иностранных дел СССР Вячеслав Михайлович Молотов, но зато туда позвали двух ведущих западногерманских политиков — главу христианских демократов (ХДС) Конрада Аденауэра и лидера социал-демократов (СДПГ) Курта Шумахера — полнейших антиподов, которых, по словам ряда историков, объединяло только одно — «непримиримый антикоммунизм и антисоветизм» [277]. Естественно, Главноначальствующий Советской Военной администрации в Германии (СВАГ) и главком Группы советских оккупационных войск в Германии (ГСОВГ) маршал В. Д. Соколовский потребовал от своих коллег по Союзному Контрольному Совету (СКС) разъяснений на сей счет и предоставления достоверной информации о ходе Лондонской конференции, но представители западных держав отказались выполнить это законное требование советской стороны. Тогда 20 марта 1948 года маршал В. Д. Соколовский, который тогда председательствовал в СКС, от имени советского правительства сделал заявление, где справедливо обвинил США, Великобританию и Францию в сепаратных действиях, в том, что именно они взорвали союзнический контрольный механизм, что отныне Контрольного Совета как органа верховной власти в Германии «фактически уже не существует», и на этом основании распустил его заседание, которое стало последним в истории Совета.　

Как утверждают ряд историков (С. Я. Лавренов, И. М. Попов [278]), в ответ на этот демарш советского главкома западные «партнеры» не только обвинили Москву в «слишком энергичных мерах» по созданию «просоветского режима в восточной зоне оккупации», но также заявили и о том, что она разработала некий «всеобъемлющий план» в отношении Германии, к работе над которым была привлечена «специальная комиссия» во главе с рядом членов высшего советского руководства. Причем в состав этой комиссии якобы были включены шесть высших офицеров упраздненного германского Генштаба и два бывших члена пронацистской право-монархической организации «Стальной шлем». Естественно, что советская сторона, правомерно и давно подозревавшая западные державы в нечистоплотной игре, была вынуждена реагировать на все эти провокации и не осталась в долгу. Москва приступила к подготовке своего ответа в самом уязвимом для западных «партнеров» месте, каковым являлись коммуникационные линии, ведшие из западных оккупационных зон в Западный Берлин. Скорый ответ советской стороны сразу воплотился в конкретном плане «контрольно-ограничительных мероприятий на коммуникациях Берлина и советской зоны с западными зонами» через введение транспортной блокады всех западных секторов Берлина, «кроме ограничений по воздушному сообщению». Реализация этого плана была возложена на главу СВАГ и главкома Группы советских оккупационных войск в Германии маршала Советского Союза Василия Даниловича Соколовского и начальника штаба ГСОВГ генерал-полковника Михаила Сергеевича Малинина.