Цесаревич (СИ) - Старый Денис. Страница 39

Местные индейцы племени тлинкитов оказались агрессивными и настроенными враждебно, поэтому пришлось организовывать целую военную операцию по высадке десанта.

Три корабля начали бомбардировку местности, особенно накидывая по лесу на склоне одной из гор. Именно там и поджидали русских казаков аборигены, чтобы напасть из засады. В зрительную трубу было видно, что канониры попадали в цели, люди разбегались и устремлялись дальше от побережья.

После началась высадка десанта и зачистка местности. Четыре десятка тлинкитов оставили свои жизни у удобной для города бухте.

А потом начался каторжный труд — нужно было успеть за полтора месяца не только построить дома, но и организовать необходимые фортеции. Тлинкиты же старались нападать на русских колонистов, постоянно теряли уже десятки своих соплеменников — великолепно показывали себя многозарядные пистоли Данилова, но аборигены не отступали. Вот только настолько большой расход пуль и пороха привел к осознанию, что при текущей интенсивности обороны, пройдет не более месяца и пистоли, как и фузеи могут оказаться ненужными железками. Было еще немного арбалетов с ограниченным количеством болтов, но и они вряд ли бы решили проблему.

Вопреки, но худо-бедно построится к началу сентября получилось. Отстроили форт, большие избы для размещения сразу до двадцати человек, кое кто называл эти строения «казармами», скотники, склады, тренировочные площадки. Чего не делали, так не обрабатывали поля. С сельским хозяйством, с выращиванием репы и потата разбираться будут когда будет и более безопасно, да и пора года не предполагала землепашенные работы.

— Господин капитан третьего ранга! — обратился к Овцыну мичман Колесников, когда глава поселения собирался спать.

Время подходило к полночи, и Дмитрий Леонтьевич уже изготовился ко сну. Запланированное посещение царства Морфея должно было состоятся после того, как Овцын выпьет пару стаканов водки с перцем, в качестве лекарства от сырости, ну и чтобы снять напряжение дня.

— Что, мичман? — отрешенно спросил Овцын, пряча стакан с водкой.

Глава колонии никогда не появлялся перед подчиненными во хмели, мог выпить водки только уже тогда, как приготовился ко сну.

— Пропал мичман Сергей Иванович Зейский, — коротко, без подробностей, ответил Колесников.

—…м — м, — Овцын мычал стиснув зубы, чтобы не сорваться перед подчиненным на мат.

— Со вчерашнего вечера его не видели, до этого был в дозоре. Плутонг, с которым он ходил не стал сообщать, что командир ушел, так как солдаты получили приказ Зейского молчать, — добавил подробностей мичман Колесников.

Овцын сперва хотел что-то делать, бежать, спасать. После героического сражения у острова Мадагаскар, да в условиях ограниченности общения с образованными людьми, он подружился с Сергеем Ивановичем Зейским, потом Дмитрий Леонтьевич часто разговаривал со своим приятелем, делился своим опытом. Однако, что-либо делать для прояснения ситуации с мичманом, было поздно, солнце уже давно ушло, а в темноте, в условиях практически осады, было невозможным вести людей в поиск — сгинут.

— Ждать, усилить дозоры и всем приказ, никуда не отлучаться. Пусть наутро пройдут к тому месту, откуда ушел Зейский, — отдал распоряжения Овцын и достал новый штоф водки, ее понадобится больше, иначе Дмитрий Леонтьевич просто не уснет.

Утром никто не нашел мичмана Зейского, как и в течении трех дней. Но вот на пятый день отсутствия, когда мичмана успели помянуть, благо не отпели, Зейский пришел сам. Но только это, хоть и был Сергей Иванович Зейский, но точно не мичман русского флота, да и на дворянина он был не похож. Одет Сергей Иванович был в традиционные шубы тлинкитов, был в сопровождении трех мужчин-индейцев и, судя по улыбке, чувствовал себя в прекрасном расположении духа.

Овцын не знал — пороть или хвалить Зейского. Скорее второй вариант. И дело не в том, что дворян не порют, а в том, что мичман принес хорошие новости и, скорее всего, мир. Но за ослушание, так, по-отечески, можно было и выпороть.

Тлинкиты не выдержали войны с русскими. Нет, они бы и дальше беспокоили колонистов, но жуткие потери среди мужчин, сделали роды, ближайшие к поселению пришлых людей, слабыми и они, объединившись, ушли на восток, не имея возможностей контролировать территорию. А вот уже их бывший ареол расселения начали занимать алеуты, которые были настроены более лояльно, не чурались торговли и в целом стремились к взаимодействию с белыми людьми, что смогли прогнать воинственных и, казалось, непобедимых тлинкитов [по упоминаниям современников с аборигенами действительно были целые войны, в частности с тлинкитами, в то время, как алеутов привлекали и к торговле и во все возможных работах, даже русский форт Росс был частично заселен именно алеутами из Аляски].

Вот и пришло посольство. Они хотели прийти ранее, но белые люди застрелили трех их мужчин, приняв за тлинкитов, потому алеуты и боялись. Если бы не пример своих соседей, алеуты так же начали войну с пришлыми, но старейшины родов оказались мудрее воинственных тлинкитов. Места же, что занимали ушедшие, были и теплее иных и богаче на рыбу, а так же на каланов, соболей и речных бобров. Вот и предлагали алеуты за союз и торговлю меха, за которыми и пришли белые люди. А взамен русские должны были торговать с ними своим железом, стеклом, и защищать алеутов от тлинкитов.

Овцын возблагодарил Бога за то, что Зейский такой фатальный идиот, ну или бесбашенно смелый человек. Мичман увидел, что аборигены уже не стреляют из своих луков, что пытались подойти и поговорить, но напуганные солдаты всегда открывали огонь даже по теням. И решил Сергей Иванович сам пойти к местным, он понимал, что колонисты обречены быть запертыми и не получат ни то что прибыли, но и введут Экспедицию в большие убытки, если не договорятся с аборигенами. А ведь скоро, весной, должны прийти люди из Охотска и предполагалось основание еще трех поселений.

Вот и пошел Зейский на риск и выиграл, превратившись в одну из многих легенд о первопроходцах Русской Америки.

*…………*……….*

Вена

1 сентября 1749 года

Мария-Терезия была в смешанных чувствах. С одной стороны, воспитатель восьмилетнего сына Иоганн Кристоф фон Бартенштейн не перестает хвалить будущего императора, дочь Мария-Анна в неполных одиннадцать лет уже заставляет католических священников копаться в писании, чтобы найти ответы на весьма замысловатые теологические вопросы девочки. Остальные пятеро деток так же радовали, очень жаль, что Мария-Каролина и Мария-Елизавета не дожили до сегодняшнего дня. Императрица была вновь беременна и очень надеялась, что в ее семье появится еще один мальчик и трон только окрепнет.

Но кроме новостей о детях, которые для императрицы были главными среди прочего, Иоганн Кристоф фон Бартенштейн принес и другие. Тут уже не достаточно наслаждаться рассказами об успехах детей, нужно было тщательно думать и принимать решения. Мария-Терезия умела работать, развлекаться не научилась, а вот работать, быть доброй католичкой, заботливой матерью и верной женой — это сущность императрицы.

В кабинете присутствовал и канцлер австрийской империи — Антон Корфиц фон Ульфельдт. Ранее Бартенштейн был канцлером, но неудачи во время войны «за австрийское наследство» вынудили императрицу принять его отставку и назначить воспитателем наследника. Однако, именно бывший канцлер и был главным советником во всех международных делах, фон Ульфельдт же оказался неплохим исполнителем. На такую щепетильную тему, что действующий канцлер остается без влияния, никто не распространялся и Антон Корфиц всегда присутствовал во время общения Марии-Терезии с Бартенштейном.

— И как так получилось, что Австрия вынуждена выполнять свои обязательства для России, а не наоборот? Вы же все утверждали, что русской кровью мы заменим австрийскую, а сейчас вынуждены реагировать и уже тратить свои ресурсы, которые так нужны для сдерживания Фридриха. Уже пришлось отзывать посла из Петербурга, так как Бестужев-Рюмин каждый день спрашивал фон Претлака, когда уже Австрия начнет выполнять свои обязательства, — сдержано, но с суровой решительностью говорила Мария-Терезия.