Цесаревич (СИ) - Старый Денис. Страница 78
— Алексашка, отдай сей доклад Лизе, то твоя работа, я уже ей много крамолы на Петрушу нашептала, Пимену так же наказала говорить государыне дурное о цесаревиче, когда тот чешет ей пятки. Лиза же, как и ейный батюшка может вспылить, — говорила Марфа Егорьевна Шувалова, которая сочетала в себе и решительность, и властность, и коварство.
*…………*……….*
Петергоф
5 июля 1750 года
Александр Иванович Шувалов шел на аудиенцию к государыне с тяжелым грузом на сердце. Нет, он не был милосердным или сердобольным человеком, напротив, но сердце тяготилось сомнениями и опасением за свое будущее. Разум говорил, что все правильно, такое в истории уже было, ставили наследников на место. Тот же Толстой при Петре Великом сработал против царевича Алексея Петровича и ничего, долго еще оставался при царе. И у Елизаветы Петровны есть наглядный пример от своего отца, когда тот сгубил собственного сына, а она всюду вторит, что правит, как и батюшка ее.
Но, все ли правильно? Может энергичный император и нужен Руси? А получится ли выдюжить России еще одного Петра Великого? Тогда, при Петре Алексеевиче, как был уверен Шувалов, прошли по краю пропасти.
У покоев императрицы, которой резко стало хорошо, и хвори вновь отступили, сидела статс-дама Мария Румянцева, это обеспокоило идущего, словно на Голгофу, Александра Шувалова, лучше бы, конечно, Марфа. Усилило беспокойство и наличие у приемной государыни помощника, канцлера Алексея Петровича Бестужева-Рюмина. Что скажет канцлер? Как поступит? Нужно было и с ним как-то договориться, чай так же должен быть не в восторге от деяний цесаревича.
— Матушка-государыня! — Александр Иванович низко, как было раньше принято на Руси, поклонился.
— Ты спину то не гни, Александр Иванович, чай по европейскому укладу нынче живем, садись за стол, выпей ликеру! — сказала Елизавета и повела рукой в направлении свободного стула.
За столом сидел Алексей Петрович Бестужев-Рюмин, о присутствии которого уже догадался глава Тайной канцелярии, так как помощник канцлера у покоев императрицы без самого Бестужева не может находиться во дворце.
— Сказывай, Александр Иванович, зачем испрасил меня о встречи, когда мы и так часто видимся? — задала вопрос императрица, а канцлер, после легкого кивка приветствия, начал деловито рассматривать свои бумаги, делая задумчивый вид, будто разговор Шувалова с государыней его и не волнует.
— Я с докладом, государыня, ты, матушка просила меня, слугу твоего, присматривать за цесаревичем, да говорить тебе о делах его, — решился Александр и окунулся как в омут с головой.
Шувалов начал доклад с того, что в армии не все приняли новшества Петра Федоровича. Если из числа командующих дивизиями никто не жаловался на безликую новую пехотную форму, пусть и со скрипом, но принимая ее, то на батальонном уровне, частью и на полковом, командиры уже критиковали. Командующие дивизий каждый, как и их заместители и даже адъютанты имели хорошие зрительные трубы английской выделки, поэтому они без особого труда замечали перемещение полков и батальонов на поле боя, могли рассмотреть неяркие знаки отличий. Тем самым особых проблем в определении конкретного полка не было. Иное дело, что сами командующие полками, те, у кого не было зрительной трубы или те, кто пользоваться ею не особо привык, или же не мог в силу нахождения в бою, могли спутать даже свой полк с иным, а егерей не заметить и вовсе. Командиры полков чаще находились именно со своими полками на поле боя, и им порой было просто некогда высматривать в зрительные трубы, командовать приходилось непосредственно в бою. Невзрачность же формы путала подразделения, тем более в условиях ограниченной видимости от пороховых дымов. Жаловались офицеры и на драконовские меры по санитарии. Нет, все понимали, что они нужны, но не кипятить же воду черти знает сколько раз в условиях просто отсутствия деревьев в степи. А за нарушения санитарных норм могли отчитать и прилюдно.
После армии, сообщения о которой были лишь прелюдией, Шувалов перешел к деятельности казаков. Вот тут уже были, по мнению Александра Ивановича, не просто спорные моменты, а железные аргументы в пользу злоупотреблений со стороны наследника.
Так, казаки, что обучены подло воевать, не соблюдали субординацию, действовали практически самостоятельно, бравируя тем, что сам глава Военной коллегии, цесаревич, дал им волю на то. Тут Александр Иванович не упомянул, но должен был и Петра Салтыкова и Петра Румянцева и других, которые поощряли такой порядок дел, но ссориться с теми, кто вот-вот преподнесёт победу русскому оружию, Шувалов не хотел.
Касательно казаков, докладчик не преминул упомянуть и о их вероисповедании. Часть из станичников были староверами и, пусть и не хулили прилюдно священников, что были при армии, но и на службы их не ходили, что уже нарушение порядка. Наследник же к данному факту относился спокойно, даже более того, окружал себя казачеством, имея при этом огромную поддержку в их среде. Тут же промелькнуло в докладе и то, что цесаревич еще в Самаре встречался с казацкими старшинами, многие из которых так же придерживались старой веры, о чем говорили тогда казаки с наследником не известно, но поддержка цесаревича и у донцов и у яицких казаков огромная, того и гляди…
— Ты не стращай, Алексашка меня, ведаю я, что у казаков обрядцы обитают, да и в Сибири много отступников от веры истинной, то беда моя, — перебила Елизавета докладчика.
У Бестужева был шок. Он выпучил глаза и только крутил головой, то на Шувалова, то в сторону императрицы, пытаясь рассмотреть и понять ее реакцию. В раскладах канцлера Шуваловы не могли решиться на такой доклад. Да, Алексей Петрович знал почти обо всем, что сказал глава Тайной канцелярии и понимал, что доклад тенденциозен, когда замалчивается хорошее, но выкатывается вперед спорное или плохое. Именно это и удивляло — настолько открыто пойти против Петра Федоровича, когда императрица еще не критично больна. Они же лбами сталкиваются с наследником, идут чуть ли не ва-банк. И единственное объяснение тому — это деньги, очень большие деньги.
— Давай, читай дале, — тоном, не предвещающим ничего хорошего, произнесла императрица.
— Еще, матушка на Урале много стало голштинцев, которые в купе с казаками, могут быть благодарны Петру Федоровичу, там и башкиры, проблемы коих он решил. Благоприятствует ему и младший Демидов. Казак Данила Кривко, что у ближних Петра Федоровича в трактире сказывал, что нужда будет, и весь Дон с Яиком и башкирами и калмыками станут за Внука Петра Великого.
Дальше пошли финансовые вопросы. Тут еще недавно и нечего было сказать, пока люди из канцелярии не смоги разузнать у одного служащих Военной коллегии, что все личные вложения наследника уже компенсировали, когда годовые деньги были перечислены в казну ведомства. Обнаружилось так же и то, что трофеи от войны, как и кассы гарнизонов и воинских подразделений османов, не поддались описи и никак не фиксировались. Шувалов знал, что такое нарушение, вызвано сложностями в проведении денег, полученных от Фонда вспомоществования и от самого наследника. Перед Петром Федоровичем отчетность, скорее всего, была, но Военная коллегия сих бумаг не имела.
Между тем, армейцы скупали везде, где только можно, мясо и иные припасы, из-за чего в центральных губерниях, прежде всего в Москве, цены на продукты выросли от двадцати процентов до семидесяти, а на соль и того боле. Бунтов не случилось, но только лишь потому, что, как и с солью ранее, из Петербурга в Москву пошли обозы с продуктами. Тут Александр Иванович не преминул уточнить, что заслуга в решении вопроса принадлежит Петру Ивановичу Шувалову. Между тем, глава Тайной канцелярии объединил деятельность наследника с проблемами Первопрестольной. Москву поглотили поджоги и разбой. Шувалов описал проблему, как следствие выкупа большого количества продуктов в старой столице людьми цесаревича.
И не понятно было вообще, сколько денег удалось украсть Петру Федоровичу, так как на войну потратили столько серебра, сколь было выделено из казны и даже меньше. Но в докладе было немало аргументов за то, что кражи были. Даже свидетельства против цесаревича какого-то дивизионного интенданта, обиженного понижением в должности из-за небрежения в службе.