Bittersweet (СИ) - Лоренс Тильда. Страница 27
Когда его пробивало на нежность, Джулиан обычно становился на дыбы. Ему казалось, что Ромуальд проявляет снисходительность, видит перед собой больного, потому старается разговаривать с ним так. У них наблюдалось поразительное непонимание в этом вопросе, потому стоило придержать нежности при себе и произносить каждое слово в максимально сдержанном ключе.
– Не хочешь предложить мне присоединиться? – поинтересовался Джулиан, поставив бывшего любовника в тупик.
Он даже в былое время не проявлял инициативы. Что говорить о периоде после клиники? Ромуальду хотелось спросить, что произошло, но он лишь посмотрел на Джулиана с удивлением, чуть прищурился, словно пытался без дополнительных подсказок отыскать ответ на невысказанный вопрос в глазах собеседника.
– А ты ответишь согласием, если предложу?
– Посмотрим.
– Предлагаю. Присоединяйся, если есть желание.
– Есть, – ответил Джулиан, проводя кончиками пальцев по воротнику своей рубашки.
Несомненно, в его настроении произошли кардинальные перемены, которые логическому объяснению поддаваться не желали. Но Ромуальду совершенно не хотелось биться над разгадкой этой тайны. Он старался списать всё именно на положительную динамику, о которой говорил лечащий врач Джулиана, ею же оправдывал всё на свете, предрекая разгром армии Челси. Если Джулиан действительно выберется из своей депрессии и вновь станет таким, как прежде, пусть не совсем таким, но хотя бы частично… У Челси не будет никаких шансов, и она будет вынуждена признать чужую победу, своё поражение. Окончательное, бесповоротное, безоговорочное.
Мысленно отпраздновать победу Ромуальд не успел, потому что Джулиан наклонился к нему, коснулся ладонью влажных волос, пропустил их сквозь пальцы и второй раз за этот вечер проявил инициативу и вполне понятный интерес. Это до дикости противоречило его обычному поведению, но Ромуальд снова закрывал глаза на происходящее, не думая о том, что его мечты могут обернуться достаточно грязной реальностью и фатальным разочарованием.
Не дожидаясь, когда одежда окажется на полу, он потянул Джулиана к себе, надеясь, что сможет провернуть задуманное предельно аккуратно. Привести план в действие не получилось. Джулиан вцепился в бортик ванны, не позволив утянуть себя на дно. Он оставался верен себе. Предельная педантичность, никакой импровизации.
Но Ромуальд даже этому был несказанно рад. Ошеломлён, удивлён и практически счастлив. Да, несомненно, он научился ставить крест на сексуальной жизни, научился довольствоваться малым и обходиться собственными силами, но его изощрения не могли в полной мере заменить прикосновения другого человека, их осторожность или же, наоборот, раскованность, теплоту губ и тихие стоны удовольствия, которые в чужом исполнении были гораздо интереснее.
Эпизод в клубе вновь встал перед глазами и показался смешным. Тогда Ромуальд отчаянно фантазировал, приписывая образу незнакомца множество качеств, которыми тот, возможно, не обладал. Здесь гадать не приходилось, он всё знал наперёд. Хотя… В правдивости последнего заявления возникали сомнения, поскольку настолько раскрепощённым, активным и чувственным Джулиан не был даже в лучшее для себя время. Стянув с себя рубашку и брюки, он всё же решился погрузиться в ванну, наслаждаясь прикосновением тёплой воды к коже, разгорячённой и как будто не его. Она стала чувствительной, как никогда прежде, и, в какой-то мере, Джулиан даже начал понимать Ромуальда. В сексе точно должно быть нечто приятное, если даже самое предвкушение его настолько прекрасно. Он закусил губу, чуть потянув кожу. В былое время он не мог назвать себя страстным любителем поцелуев, зачастую даже приходил к выводу, что в них нет ничего интересного, только слюнявое облизывание, мокрый язык, шарящий во рту, несколько противный. Но если Ромео нравилось это, то почему бы не сделать приятное. Сейчас кожа губ тоже стала невероятно чувствительной, и Джулиан вновь потянулся за поцелуем.
Чем дольше это длилось, тем сильнее Ромуальд склонялся к мысли, что что-то не так. Из головы окончательно выветрились дурацкие мысли о подмене Джулиана двойником, о том, что это действительно длительное лечение возымело должный эффект. Зато появились подозрения и сомнения в компании уверенности, что всё далеко не так гладко, как хотелось бы. Разорвав поцелуй, он внимательно присмотрелся к лицу Джулиана. Тот закрыл глаза и выглядел сейчас невероятно соблазнительно, если бы не одно но… Одно, но охрененно важное «но», перечеркнувшее всю радость на корню, но давшее ответ на вопрос: в чём заключается причина перемен.
Джулиан, видимо, почувствовал, что от беззаботного настроения Ромуальда камня на камне не осталось, потому что открыл глаза и долго, пристально на него посмотрел. Ромуальд потянулся, чтобы стереть едва различимые, а если не приглядываться внимательно, то и вовсе незаметные белые пылинки. Но Джулиан опередил его, стукнув по руке, а после – набрав в пригоршню воды и смыв следы своего преступления.
– Какого чёрта? – глухо спросил Ромуальд, понимая, что его даже на крик сейчас не хватает.
Он неоднократно списывал нелепые поступки Джулиана на болезнь, оправдывая ею всё, без исключения. Он знал, что бывший любовник способен совершать ошибки, но не думал, что дойдёт до такого. Из всех возможных Джулиан выбрал самый дикий вариант, самый… Самый… У Ромуальда слов не находилось, чтобы как-то охарактеризовать этот поступок, а голос предательски сипел, словно его обладателя с размаха ударили под дых. И не нужно было гадать, кто именно это сделал.
– Что тебе теперь не нравится? – процедил Джулиан. – Разве ты не хотел, чтобы я начал проявлять инициативу?
– Так? Не хотел.
– Ты никогда ничем доволен не бываешь.
Ромуальд с трудом сглотнул. Джулиан, выплюнув незаслуженное или заслуженное, но только частично, обвинение, сидел в скорбном молчании. Ромуальду казалось, что время сделало пару витков назад, остановившись на том моменте, когда он нырнул под воду. Только теперь у него не получилось подняться на поверхность, дно ванны исчезло, и он тонет.
Это было до абсурда дико. И до абсурда смешно.
Он планировал вывести соперника Джулиана из строя, применив подобные методы, но теперь оказался на распутье. Если Челси снова назовёт Джулиана наркоманом, он даже возразить не сумеет, потому что она ударит прямо в цель. Раньше мазала в молоко, теперь всё верно, ему не к чему придраться.
– В моей квартире есть ещё это дерьмо? – спросил, подавив в себе желание – сжать ладони на горле Джулиана.
– Думаешь, я отвечу?
– А почему бы тебе это не сделать?
– Потому что ты меня любишь и не хочешь, чтобы я страдал.
– И как эти два пункта взаимосвязаны?
– Впервые за долгое время я чувствую себя живым, не мучаясь от этой грёбанной боли, не задыхаясь и не загибаясь, не скуля и не воя. Впервые за долгое время я действительно хочу тебя, а не испытываю отвращения к прикосновениям. Впервые за долгое время у меня появилась надежда на будущее.
– Если ты будешь накачиваться этой хернёй, у тебя не будет будущего.
– У меня его и так нет, – хмыкнул Джулиан. – Какая неожиданность, да?
– Ты…
– Понятно. С самого начала было ясно, что мою точку зрения ты не разделишь.
Он выбрался из ванны, ухватил одно из полотенец, вытерся наскоро и, подняв с пола вещи, удалился, оставив Ромуальда в компании мрачных мыслей и многочисленных вопросов, которые так и не были заданы.
– Блядь, – выдохнул Ромуальд, сползая вниз и жалея о том, что не приложился затылком о бортик ванны. – Сука… Тупой ублюдок.
Ладони сжимались в кулаки. Желание разнести к чертям всю ванную, а то и всю квартиру с каждой минутой становилось всё сильнее, но Ромуальд старался выровнять дыхание и угомониться. Кто-то из них должен быть разумным. Кто-то должен сохранять спокойствие, и пока один творит хуйню, второму предстоит это нагромождение разгребать.
Почему-то эта сомнительная честь выпадала исключительно на его долю.