Законы границы (СИ) - Серкас Хавьер. Страница 13

— Вам было не так сложно скрываться от девушек: ведь их было всего две, одна — подруга Сарко, а другая — Гордо.

— Вокруг нашей компании крутилось много девушек, но реально принадлежали к ней только Тере и Лина. Однако вторая часть вашего утверждения не совсем соответствует действительности или, во всяком случае, так мне казалось в то время: да, Лина являлась девушкой Гордо, но вот то, что Тере была девушкой Сарко… В общем, как я вам уже говорил, если бы я вовремя узнал правду, все произошло бы по-другому. Если бы я увидел, что Сарко и Тере вели себя, как Гордо и Лина, то есть как было принято в те времена вести себя тем, кто считался парой, — вероятно, я не питал бы никаких иллюзий, никогда не пришел бы в «Ла-Фон» и не стал бы пытаться влиться в компанию. Сарко и Тере не вели себя как пара, и в отличие от Лины, присутствовавшей в компании в качестве девушки Гордо, Тере производила впечатление вольной птицы и была такой же, как любой из нас. Ну и как я мог не питать иллюзий и не надеяться, что у меня появится шанс? Как мог забыть то, что случилось между мной и Тере в туалете игрового зала? Правда, после этого Тере вела себя так, будто ничего не случилось, но ведь это не отменяло произошедшего, и к тому же она ничем не давала мне понять, что все это не могло когда-нибудь повториться вновь. Да, мне тоже поначалу казалось, будто Тере девушка Сарко, но скоро я пришел к заключению, что если дело обстояло так, то они с Сарко все равно были каждый сам по себе.

— Когда вы пришли к подобному заключению?

— Почти сразу. Вспоминаю одно из первых моих посещений «Руфуса» — дискотеки, находившейся в Пон-Мажор, на выезде из города по шоссе на Ла-Бисбаль. Туда ходили «чарнегос» и всякая криминальная молодежь, и именно там, как я впоследствии узнал, каждую ночь зависала компания Сарко. Это была первая дискотека, куда мне довелось попасть, но сейчас я не смог бы даже описать ее: когда мы являлись туда, я был уже под кайфом и помню лишь холл, где находилась касса и стояли охранники, большой танцпол со сверкающими над ним шарами, барную стойку справа и несколько диванчиков в самом темном углу, где устраивались парочки.

На эту дискотеку в то лето мы наведывались почти каждую ночь. Приходили часов в двенадцать, а уходили с закрытием — в три-четыре утра. Я проводил эти несколько часов, потягивая пиво, куря гашиш в туалете и наблюдая за танцующей Тере со своего места на углу барной стойки. Сам поначалу никогда не выходил на танцпол: мне хотелось это сделать, но я стеснялся. К тому же ребята из нашей компании, как правило, не танцевали — не знаю, по той же ли причине, что и я, или потому, что считали себя крутыми парнями, а крутые парни не танцуют. Я говорю «как правило, не танцевали», потому что, когда ставили медленную музыку — Умберто Тоцци или Хосе Луиса Пералеса, — Гордо спешил на танцпол, чтобы потанцевать с Линой, а под румбы Перета или Лос Амана или песни Лас Грекас танцевали иногда Тио, Чино и Дракула. Девушки, напротив, танцевали намного больше, особенно Тере. Она буквально не вылезала с танцпола с момента нашего прихода и до самого ухода из «Руфуса». Я же часами не сводил с нее глаз, имея возможность безопасно — по крайней мере, как мне казалось — наблюдать за ней. Я смотрел на нее и не мог наглядеться. Тере была самой красивой девушкой на дискотеке. Она не танцевала, а словно парила над танцполом. Тере притягивала к себе взгляд, и со временем я понял, что это было: многие девушки, та же Лина, например, тоже танцевали без остановки, но под любую песню они делали это одинаково. А Тере танцевала каждый раз по-особенному, точно сливаясь с музыкой, как перчатка с рукой, и все её движения будто вытекали из самой песни так же естественно, как волны тепла распространяются от огня.

Прошу прощения, я увлекся. Я собирался рассказать вам об одном из своих первых посещений «Руфуса». Я не очень хорошо помню, что происходило в ту ночь на дискотеке, но помню, что около трех, когда мы уже долго там находились, я почувствовал, что у меня в желудке забурлила горячая пена. Я вышел на улицу, и меня вырвало на парковке возле реки. После этого я почувствовал себя лучше и хотел вернуться на дискотеку, но, подойдя к дверям, понял, что не смогу прорваться внутрь сквозь эту человеческую стену, окутанную дымом, музыкой и мигающими огнями. В общем, я сказал себе, что на сегодня гулянка закончена.

В «Руфус» я приехал с Сарко и Тере, но решил возвращаться домой один. Я уже долго шагал по дороге в город, когда неподалеку от моста Педрет рядом со мной притормозил «Сеат». За рулем находился подражатель Джона Траволты из «Лихорадки субботнего вечера». Рядом с ним в машине сидела Тере. Я не удивился, поскольку в ту ночь видел, как она танцевала со многими типами, среди которых в том числе был и копия Джона Траволты. «Куда ты подевался, Гафитас?» — опустив стекло, спросила Тере. Я не смог с ходу придумать никакой отговорки, поэтому пришлось сказать правду. «Мне стало плохо, — ответил я, опершись рукой на крышу «Сеата» и наклонившись к окошку. — Меня вывернуло, но теперь уже лучше». Эго была правда: на свежем ночном воздухе тошнота понемногу отступала. Я махнул рукой в сторону погруженного почти в полную тьму шоссе и сообщил: «Иду домой». Открыв дверцу машины, Тере произнесла: «Мы тебя подвезем». «Спасибо, — ответил я, — но я лучше пешком». Тере настаивала: «Садись». В этот момент вмешался Траволта: «Пусть делает что хочет, давай поедем». «А ты вообще помолчи, придурок!» — воскликнула Тере, выходя из машины и отодвигая переднее сиденье, чтобы я мог забраться на заднее. «Давай садись», — проговорила она.

Я забрался в машину, Тере вернулась на свое сиденье и, прежде чем Траволта успел тронуться с места, схватила его за мочку уха и, с силой потянув, сказала, обращаясь как будто сначала ко мне, а потом — к нему: «Он придурок, но уж такой аппетитный. И сегодня ночью я ему задам жару. Да ведь, мой мачо?» Траволта оттолкнул ее руку, пробурчал что-то себе под нос и завел автомобиль. Пять минут спустя, миновав мост через реку Оньяр и проехав снизу вверх через весь бульвар Ла-Девеса, мы остановились на улице Катерина-Альберт. Тере вышла из машины и выпустила меня. «Спасибо», — кивнул я. «Не за что, — ответила Тере. — С тобой все нормально?» «Да». «Тогда почему у тебя такой надутый вид?» «Не знаю, какой у меня вид. Я просто устал». «Точно?» — не отставала Тере. Она сжала своими ладонями мои щеки. «Ты надулся из-за того, что сегодня ночью я собираюсь оторваться с этим придурком?» — продолжала допытываться она, кивнув на сидевшего в автомобиле типа. «Нет», — заверил я. Тере улыбнулась и неожиданно поцеловала меня в губы, после чего внимательно посмотрела мне в лицо и сказала: «Как-нибудь и мы с тобой оторвемся, ладно?» Я промолчал, Тере села в машину, и «Сеат», развернувшись, умчался прочь.

Так закончилась та ночь. И именно с того момента я начал по-иному воспринимать ситуацию, поскольку мне стало ясно, что, каковы бы ни были отношения между Тере и Сарко, Тере всегда делала то, что хотела и с кем хотела.

— А Сарко тоже?

— Да. Ему, похоже, было безразлично, что Тере делала то же самое.

— А вам?

— Что?

— Вам не было все равно, что Тере спала с другими?

— Разумеется, нет. Тере мне безумно нравилась, я и в компанию Сарко попал, можно сказать, из-за нее. Конечно, мне бы очень хотелось, чтобы она встречалась со мной: я не говорю только со мной, но, по крайней мере, со мной тоже. Но что я мог сделать? Мне не оставалось ничего, кроме как дожидаться своего шанса, если ему вообще суждено было представиться.

— Вы идеализировали Тере?

— Если влюбленность состоит не в том, чтобы идеализировать любимого человека, то в чем, по-вашему, она состоит?

— Ну а Сарко? Его вы тоже идеализировали?

— Вероятно. Сейчас мне отвратительны те, кто это делал, — это и есть одна из причин, по которой я согласился говорить с вами. Чтобы вы покончили с мифами и небылицами, окутывающими фигуру Сарко, и рассказали наконец о нем правду. Наверное, я был одним из первых, кто начал идеализировать его. В каком-то смысле это было логично. Сами посудите: в то лето я был всего лишь зеленым напуганным мальчишкой, чьи лучшие друзья вдруг стали его злейшими врагами и чья семья не могла уже защитить его, а все истины, известные мне на тот момент, оказались либо бесполезными либо ошибочными. Естественно, после того как исчезли беспокойство и страх первых дней, я не захотел остаться с Сарко и его компанией. Как я мог не чувствовать себя комфортно с человеком, рядом с которым, при всех тех обстоятельствах, имел уважение, приключения, деньги, развлечения и удовольствия? И как в таком случае я мог не идеализировать его? Кстати, знаете, как я называл тогда компанию Сарко?