Законы границы (СИ) - Серкас Хавьер. Страница 27

Всего получилось шесть звеньев, шесть картинок или шесть групп картинок. Первое звено — картинка, как я, оглушенный, лежу ничком на крыше перевернувшейся машины, ищу на ощупь свои очки и нахожу их невредимыми, слыша пронзительный звон в своей голове, стоны и проклятия Джоу, а потом крик Сарко о том, что Гордо в отключке, а нам нужно сваливать. Второе звено — картинка, как я на четвереньках пытаюсь выбраться из покореженной груды металла и вижу, что в тридцати метрах от нас тормозит автомобиль. Из него выскакивают двое полицейских в штатском и бегут к нам. Третье звено — не одна картинка, а две: Сарко рывком вытаскивает меня через разбитое окно автомобиля, и мы бежим вдвоем по мосту Ла-Барка следом за Джоу. Тот мчится на несколько метров впереди нас, а затем — то ли машинально, то ли услышав крик Сарко — сворачивает в сторону Педрет и китайского квартала. Четвертое звено составляют уже не две картинки, а целая цепочка: сначала мы с Сарко, преодолев мост, направляемся к Ла-Девеса в надежде сбить там полицейских со следа. Сарко спотыкается и падает у самого входа в парк. Я резко останавливаюсь, возвращаюсь и поднимаю Сарко. Он хватается за меня, и мы пытаемся бежать еще несколько секунд. Сарко еле волочит травмированную ногу, но в конце концов снова падает или специально бросается на землю. Отталкивая меня, задыхаясь, он хрипит: «Беги, Гафитас!» Пятое звено — предпоследняя картинка в этой последовательности: все вокруг залито лучами полуденного солнца, пробивающегося сквозь кроны платанов парка Ла-Девеса. Сарко полулежит на земле, а я стою рядом с ним, в то время как двое полицейских приближаются и скоро должны оказаться у входа в парк. Последнее звено уже вполне предсказуемо, оно тоже представляет собой двойную картинку — одна ее часть абсолютно отчетлива: я бегу по парку Ла-Девеса, удаляясь от того места, где лежит Сарко. Вторая часть — нечто размытое: я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, есть ли за мной погоня, и вижу клубок рук и ног, в котором извивается Сарко, дерущийся с двумя полицейскими.

Вот шесть звеньев из той цепочки событий, и это все, что сохранилось в моей памяти.

— Значит, вы убежали, оставив Сарко?

Что еще мне оставалось делать? Как вы поступили бы на моем месте? Сарко не мог спастись, а я не мог ему помочь. Жертвовать собой было глупо, это ничего не изменило бы. Так же поступил бы и Сарко в подобной ситуации, поэтому он велел мне бежать, спасаться. И, возможно, поэтому он задержал полицейских: хотел дать мне шанс уйти.

Именно это я и сделал. Быстрее ветра промчался по пустынному парку Ла-Девеса, миновал футбольное поле, тир и площадку клуба аэромоделирования и скрылся в тополиной роще, раскинувшейся между реками Тер и Гуэль, между спортивным комплексом и городской свалкой. Я пробыл некоторое время в этом убежище, пытаясь преодолеть страх, дожидаясь, чтобы боль в раненой руке притупилась и в голове перестало звенеть. Шум в голове стих быстро, однако рана обильно кровоточила, и приступ страха охватил меня с новой силой, когда над рощей пару раз очень низко пролетел полицейский вертолет. В мыслях у меня сохранилась достаточная ясность, чтобы осознать, что мне следовало убраться оттуда как можно скорее, и было только одно надежное место, куда можно пойти.

Стараясь никому не попадаться на глаза, я вышел из тополиной рощи, добрался до улицы Катерина-Альберт и поднялся к себе в квартиру.

Дома все события разворачивались очень быстро. Когда я вошел, моя семья в полном составе обедала. Мама и сестра закричали, увидев мою рубашку, пропитанную кровью. Отец же отреагировал по-другому: не проронив ни слова, отвел меня в ванную, и пока я объяснял всем, что упал с мотоцикла, осмотрел мою рану. Закончив осмотр, отец велел матери и сестре выйти. «От падения ничего подобного не бывает, — холодно произнес он, указав на мою руку, когда мы остались одни. — Рассказывай, что произошло». Я настаивал на своей версии, но отец прервал меня: «Послушай, Игнасио! Я не знаю, в какую историю ты попал, но если хочешь, чтобы я помог тебе, ты должен рассказать мне правду». Потом бесстрастным тоном добавил: «Если тебе не нужна моя помощь, то уходи». Я понял, что отец говорил всерьез, он прав, и какой ужасной бы ни была его реакция на правду, в тысячу раз хуже для меня попасть в руки полиции. В тот момент мне было так страшно, словно до меня вдруг дошло осознание всей опасности того, что я вытворял последние несколько месяцев.

Я послушался отца и рассказал ему правду. Его реакция меня немного успокоила и даже привела в замешательство. Он не стал кричать, возмущаться и, казалось, даже не удивился. Просто расспрашивал меня, задавая конкретные вопросы. Когда отец замолчал и я счел, что допрос закончен, то спросил у него: «Что мы теперь будем делать?» Отец сразу ответил: «Пойдем в комиссариат». Ноги у меня стали ватными. «Ты собираешься сдать меня?» — произнес я. «Да». «Но ведь ты говорил, что поможешь мне», — пробормотал я. «Это лучшее, что я могу для тебя сделать». «Папа, пожалуйста», — стал умолять я. Отец, указав на мою рану, процедил: «Промой это, и мы пойдем». Он вышел, и, когда мама с сестрой мыли мою руку, я слышал, как отец разговаривает по телефону. Он говорил долго, но я не знал, с кем и о чем, потому что телефон находился у нас в прихожей, а мать с сестрой засыпали меня вопросами и пытались утешать, поскольку из глаз у меня текли слезы.

Вернувшись в ванную, отец велел маме приготовить чемодан для него и для меня. Он взглянул на меня так, будто только что узнал и тоже готов был расплакаться. В тот момент мне стало ясно, что отец передумал и не станет сдавать меня. «Куда вы едете?» — спросила мама. «Собирай чемодан, — велел отец. — Я потом тебе все объясню». Молча и не глядя на меня, он еще раз промыл, а потом обработал и забинтовал мою рану. Наложив повязку, отец вышел из ванной, и я слышал, как он пару минут разговаривал с мамой. Затем отец вернулся и сказал: «Поехали».

Я молча последовал за ним. Сначала мы отправились на улицу Франсеск-Сиурана и припарковались у дома, где жил близкий друг нашей семьи, земляк, адвокат Ихинио Редондо. Отец вышел из машины, велев мне ждать, и я подумал, что именно с Редондо он разговаривал по телефону из дома. После недолгого отсутствия отец вернулся, и мы, продолжив путь, выехали из города по шоссе. По дороге он рассказал мне, что мы едем в летний дом, который Редондо недавно приобрел в Колере — далекой деревушке на побережье. Объяснил, что, если полиция явится за мной к нам домой на Катерина-Альберт, мама не станет скрывать нашего местонахождения. Отец подробно проинструктировал меня, что следовало говорить полицейским в том случае, если они явятся в Колеру, чтобы меня допросить. Я должен был говорить, будто мы с отцом вот уже неделю жили в этом доме, пользуясь последними деньками лета и каникул. Через час мы приехали в Колеру. Улицы деревушки оказались безлюдны, дом Редондо стоял близко к морю. Едва мы вошли, отец бросился раскладывать наши вещи в шкафах — вернее, приводить их в беспорядок, как и обстановку в столовой, кухне, ванной и спальнях, чтобы было похоже на то, что мы действительно жили в этом доме последние несколько дней. Затем он отправился за покупками, а я остался в спальне на кровати, уткнувшись в маленький портативный телевизор. Страх и изнеможение не покидали меня. Я уснул. Когда отец разбудил меня, я никак не мог сообразить, где нахожусь. Телевизор был выключен, в комнате горел свет. Рука у меня не болела. Интуиция подсказала, что наступила ночь. «Тут пришел человек, он хочет с тобой поговорить, — прошептал отец. Он присел на корточки рядом со мной и, проведя ладонью по моей здоровой руке, добавил: — Это из полиции». Больше он ничего не сказал и, поднявшись, покинул комнату. Туда вошел инспектор Куэнка.

— Вы его уже знали?

— Конечно. И он меня тоже. Мы часто сталкивались в китайском квартале, и инспектор допрашивал меня пару раз. В ту ночь он также устроил мне допрос. Инспектор стоял передо мной, а я остался в кровати, поскольку он не потребовал, чтобы я поднялся. Я сидел на матрасе, поджав ноги и прислонившись спиной к стене, а инспектор задавал мне вопросы, на которые я отвечал так, как научил отец. Когда я говорил, в глазах инспектора читалось, что он мне не верит. Мои ответы не убедили его. По окончании допроса инспектор Куэнка сказал, чтобы я одевался и собирал сумку с вещами, потому что мне придется отправиться с ним. «Я подожду тебя за дверью», — произнес он и вышел из комнаты.