Цвет ночи (СИ) - Грин Алла. Страница 65

Диана впечатывает горсть праха в моё лицо, он попадает внутрь моего рта через открытые в испуге губы. Моё горло наполняется пеплом. Я вдыхаю его носом, он обвалакивает моё небо, спускается в пищевод при глубоком рефлекторном вдохе, наполняет желудок. Она буквально кормит меня им, силой удерживая ладонь у моего лица. Прах везде, внутри меня. Я чувствую тошноту, чувствую разгорающийся острый жар. Прах горячий и словно воспламеняется внутри моего тела. Он — как живой огонь, поджигает мои внутренности. Я задыхаюсь, замечаю, как теряю равновесие, как комната начинает кружиться и темнеет, как кричу от боли, от того, что сгораю изнутри. Падаю в мрачную бездну, едва осязая подхватывающие меня руки Яна. Но они вдруг исчезают, и я окунаюсь в черноту, теряя сознание. Я отключаюсь.

Открываю глаза — надо мной стоит Диана, и никого больше. Комната абсолютно пуста. Её угольные глаза упрямо сверлят меня недобрым выражением. Кашляя, размазываю пепел по лицу, пытаясь вытереть со рта. В это время она делает ко мне шаг, и я начинаю судорожно отползать, машинально, не зная, что ей нужно — ещё раз накормить меня сгоревшими человеческими останками или воспользоваться моментом, пока мы одни и завершить то, что не успела ранее — убить меня. Между нами вдруг проявляется фигура Яна. Преграждая ей путь ко мне, он в полном спокойствии и нерушимости лёгким движением отряхивает пепел с плеча камзола, и протягивает мне руку. Я не поднимаюсь, это он ставит меня на ноги, он вытирает мне рот широкой ладонью, он отправляет Диану немедленно принести мне воды.

Я всё ещё часто дышу, глубоко и прерывисто, желудок скручивает от судорог и меня мутит, но я держусь, выбрасывая из головы смысл того, что сейчас происходило. Жадно пью воду, наблюдая, как в комнате начинают проявляться другие цмоки, как где-то в помещении начинает хлопать крыльями мой Кинли, неустанно чихая, и только спустя несколько минут осознаю, что дышу полной грудью. Вдруг понимаю, по-настоящему осознаю — я дома. Я больше не в нави. Я в мире людей, и я могу нормально дышать. На меня обрушивается такое небывалое облегчение, что забываю о том, что только что сделали со мной Диана и Ян.

Я отрываюсь от него и иду к окну. Смотрю на свой мир, на укрытые тенью ночи крыши деревенских домой, на окраине которой стояло жилище Дианы, смотрю на зелёную, ещё не успевшую пожелтеть траву вместо навьего снега, на ту же повисшую полную луну, и на грозу, разбушевавшуюся на горизонте, на вспышки в небе и вслушиваюсь в гремящий гром.

— Это не гроза, — тихо говорит Ян, подступая ко мне сзади, окатывая тёплым дыханием моё ухо и шею.

С немым вопросом на лице я поворачиваюсь к нему. Мне хочется спросить, что же это, если не она, но понимание приходит ко мне почти сразу, и моё лицо бледнеет.

Это отсветы войны. Блики битвы, происходящей там, в городе. И её звуки.

Несмотря на то, что моё сердце сжалось в груди от тупой боли, я всё равно чувствовала себя намного лучше, чем в последнее время. У меня появились силы, потому что навь больше не давила на меня, на моё человеческое тело, и я была дома.

Ко мне на руки прыгнул Кинли, он пищал, как мне показалось, радостно, и ластился, зарываясь мордочкой в платье на моей груди, вытирая нос, испачканный пеплом о грубую ткань. Большинство цмоков были уже здесь, совершили переход, как и Гай с Живой, и мы стали поспешно покидать эту комнату и сам дом.

Идущий рядом в доспехах Алексей говорил о том, что в жилище Дианы ещё полно свежей энергии волколаков. Конечно, Ягиня пропускала их в навь и обратно. Вряд ли у неё была сила, чтобы им помешать. А может быть, не было и стимула или желания открыто противостоять; ничего, кроме страха перед Яном, перед которым она, впрочем, всегда могла оправдаться тем, что волков больше и они сильнее её, благодаря чему выйти сухой из воды.

Мы оставляли её обитель, улетая, уносясь, не имея времени на промедление, устремляясь к моему дому, к месту, в котором всё началось.

Когда мы прибыли на ферму, когда приземлились на пустыре, который раньше открывал вид на вольеры, где содержались мои драконы — вольеры, которые теперь сгорели — я замерла и пусто уставилась на истлевшие обломки, застыв во времени.

Здесь погибли мои родители. Здесь маму утаскивала тень с горящими красными глазами, рассекая напополам, растерзывая в клочья её хрупкое тело. Здесь папа смотрел на меня пустым взглядом, засыпая вечным сном в луже крови, здесь тётя и дядя, здесь мои девочки, малышки-сёстры лишились своих невинных жизней, пав жертвами.

Армистис. Меланж. Розамара. Дэстини. Дэсмонт. Стардаст. Все они погибли. И только Мидори, травяного цвета девочка, успела уехать с новыми хозяевами в Италию. Только бы она с этой чудесной семьёй, с Джанни и Джозефиной была в порядке, ведь даже там, даже на их небе мерцала ледяным светом эта луна, и даже там могли орудовать волколаки.

Но слёзы не наворачивались на мои глаза, почему-то больше — нет. Мне словно больше не было так тяжело от осознания того, что моя семья погибла, как раньше. Лишь только от того, что они страдали в конце, ведь теперь я знала, что смерть — не конечная остановка, что все они сейчас где-то, в каком-то из миров. И я вдруг пожалела о том, что не спросила отца в ирии о ком-то, кроме мамы.

Мама… За неё я ощущала боль. За неё я испытывала волнение. Где она была? Я не знаю. Не знаю… И не представляю, удастся ли мне когда-то отыскать её. Мне лишь оставалось надеяться, что — да. Что когда-то посреди вечности этот момент настанет. Что в каком-то из миров мы воссоединимся и обнимемся, и скажем друг другу все слова, которые не успели. Проживём вместе ту жизнь, которую у нас отобрали.

Ощущаю, как тяжёлая рука ложится на моё плечо, и как вдруг некая внешняя сила сдвигает меня с места. Это Ян прижимает меня к себе, прислоняет мою голову к своему камзолу, проводит ладонью по моим волосам, приглаживая их, и бережно утешая. И мягко целует в висок несколько раз.

Он знал, что я ощущаю в этот момент. Мне было больно быть здесь и плохо. С минуту мы стояли так вдвоём, это заметили остальные, эту нашу близость, и она никого не смущала. Меня снова защищал мой дракон, как было и всегда. Он был рядом, как в любой плохой день в моей жизни. А этот — был сверхужасен.

Рядом послышался писк — по пустырю, беспомощно бродил Кинли, обнюхивая территорию, взлетая, приземляясь то на крыльцо дома, то на балкон, то перелетая на пристань, и пищал так громко, словно выл, словно растерянно кого-то звал — тех, кого уже здесь нет. Затем послышалось тонкое протяжное мяуканье — зашуршали кусты, и оттуда вынырнула соседская кошка Коричка. Кинли бросился к ней, и они вдвоём, дрожа посреди холодной осенней ночи, радостно приветствовали друг друга.

Минуло мгновение, и нас с Яном обступили Валентина, Гай и Жива. Остальные под руководством Алексея заняли оборонительные позиции вокруг дома. Александра держалась поодаль, но не пропадая из поля зрения, готовая к тому, что в любой момент ей могут отдать приказ.

— Ты уверен, что камень здесь? — спросила Валентина, обращаясь к брату, когда Ян тронул меня за плечо и позвал за собой. — Я ничего не чувствую, кроме энергии волков.

— Он здесь с очень большой вероятностью, — ответил Ян, огибая дом и направляясь к пристани, ведя меня за собой. — И всегда был здесь, просто надёжно спрятан в самом… нестандартном месте.

Остальные следовали за нами. Спустя несколько шагов цмок остановился перед пристанью, рядом с крыльцом, устремив взгляд на деревянные невысокие ступени, ведущие в дом.

— Ты серьёзно? — спросила я его, задумчиво сведя брови вместе. — Но как?

Неужели камень всё это время был в доме? Ян бы заметил его магию, он столько раз был у нас в гостях, иногда он почти жил у нас. Хотя, если магия содержалась все эти годы в человеке, как в сосуде — то он бы не почувствовал его. Однако, Ян сказал, что возвращался в дом тем страшным утром, когда на небе зажглось затмение, когда я уже лишилась своих чар. В таком случае — Ян был точно смог его обнаружить. Я с подозрением смотрела на него и ждала ответа.