Базилика - Монтальбано Уильям. Страница 73

Я боднул его головой и сильно ударил под дых. Но он был опытным бойцом, и у этой неравной борьбы мог быть только один возможный исход. Мы оба это знали.

От его удара ребром ладони у меня в голове зазвенело. Прямыми пальцами руки он нанес удар по нерву, отчего меня затрясло, а левую руку свело судорогой, и какое-то мгновение я ее не чувствовал.

Он повалил меня в воду, и я почувствовал, что темнота сгущается, как вдруг за Кабальеро выросла тень. Словно сторонний наблюдатель, я смотрел, как на голову Кабальеро опускается прямоугольный деревянный ящик.

Я оглянулся, когда папа потащил меня за собой по узкому переходу к выходу из пещеры: Луис Кабальеро лежал на боку, а рассыпанный из деревянного ящика героин словно сахар в чашке чая смешивался с холодной водой, заливавшей древний храм.

ГЛАВА 28

Мы были почти у выхода. Треди уже находился в первой пещере, а следом за ним шел я, с трудом протискиваясь в узком проходе, когда Луис Кабальеро выстрелил в меня.

Я так и не понял, попала ли в меня пуля сразу или, что скорей всего, срикошетила. Мне обожгло левый бок, и я, закричав от боли, повалился, сбив папу с ног.

— Пол! Пол!

Треди был рядом. Он оттаскивал меня с линии огня, когда раздались еще выстрелы. Лежа на земле и тяжело дыша, я чувствовал, как кости терлись друг о друга. Я открыл рот и ловил губами проливной дождь.

Треди спросил:

— Сильно ранен?

Снизу раздался очередной выстрел.

Папа следил за выходом из пещеры. Надо было уходить.

— Похоже, ребра.

Я старался не стонать, но знал, что идти не смогу. Папа осторожно ощупал мой бок.

— Кровь вытекает относительно прямой струйкой. Она не темная и сочится, а не пульсирует. Это хорошо, да?

— Хорошо, ага.

На вкус дождь был восхитительным. Казалось, я могу вечно так лежать и спокойно ловить ртом дождь.

Треди посмотрел на меня и тихо произнес:

— Надеюсь, мы не будем тратить время на геройства типа «оставь меня и спасайся сам», hermano.

Не думаю, что когда-нибудь кто-нибудь смотрел на меня с такой любовью. Я сдался:

— Он идет сюда. Уходим.

Обхватив рукой папу за плечи, я понял, что все-таки могу двигаться, но сказать «уходим» было легче, чем сделать — как мне, так и папе.

Мы вышли из пещеры и очутились посреди бури. Вертикальные потоки дождя поливали склон. Широкие и узкие ручейки струились по скользкой поверхности. Встречаясь, объединяясь, сбегая, как обезумевшие капли по оконному стеклу, они неслись вниз, в долину. Поток больше не был союзником леса, большой и грозный, он стал втрое шире за то короткое время, что мы провели в пещере. Он размывал почву под кустами и деревьями, отрывал от берега внушительные глыбы земли и сметал огромные камни, встававшие на его пути.

Мы с изумлением наблюдали, как ствол дерева, застрявший между двух валунов, образовал естественную плотину. Почти мгновенно за ней собрались тонны воды, и водяной поток хлынул в расщелину пещеры. На протяжении долгих столетий эта пещера наверняка привыкла к шалостям природы, но в ней еще ни разу не было героина и человека с пистолетом.

— Сюда! — крикнул Треди, больно потащив меня наверх через предательскую путаницу камней — назад, к джипу, но кружным путем, обходя самую опасную часть потока. Не думаю, что смог бы перейти через поток невредимым, даже если бы не был ранен.

Ветер рвал нашу одежду, и мы, шатаясь, карабкались вверх, сопротивляясь силе притяжения и буре. Листья и мелкие прутья летели словно стрелы, ветви деревьев кружили в разъяренном вихре.

Полыхнула молния, ослепив нас, прогремел гром, как ветхозаветное предостережение. Я даже ощутил запах серы и увидел, как высоко на холме огромный дуб содрогнулся и раскололся в бессилии.

— Не так уж и далеко, — задыхаясь, произнес Треди.

Но это было неправдой. Грязь была не просто скользкой. Казалось, она обладала собственным дьявольским разумом — сочилась и уплывала из-под ног при малейшем прикосновении. Нам как-то удалось одолеть последнее препятствие из камней, и мы повернули вниз к раскисшей дорожке, где оставили джип и множество иллюзий заодно.

Бок болел, голова кружилась, но странно — я чувствовал себя уверенно. Если бы рана была смертельной, я никогда сюда не забрался бы.

— Выдержишь? — спросил папа, наклонившись ко мне и крича против ветра. — Отсюда я смог бы понести тебя на себе.

Треди произнес это с бодрящей полуулыбкой, которая должна была меня воодушевить. Не получилось. В моей голове звучали слова Луиса Кабальеро. Снова и снова они проносились в мозгу. Две семьи, сказал он, Кабальеро и семья папы, в те далекие славные времена были вместе и переправляли кокаин через Карибы из Южной Америки в Соединенные Штаты. Это казалось правдоподобным, причем не только по географическим причинам.

Кабальеро имел все основания ненавидеть меня и убить, если бы мог. Но почему он так стремится обесчестить папу? За что он его так ненавидит? Зачем надо было рисковать и открыто заявлять о своем намерении?

Убей он меня, никто и бровью не повел бы. Но оставь Кабальеро даже малейшее предположение, что именно он убил такого популярного, молодого папу, и не видать Луису покоя нигде и никогда, какое бы имя он себе ни взял. Он понимал это не хуже меня.

Я пытался там, под дождем и ветром, вспомнить, с чего начался великий крестовый поход Треди против наркотиков, но не мог; и когда сквозь проливной дождь мы уже различали очертания джипа, мозги у меня болели не меньше, чем бок.

Снова засвистели пули. Одна, вторая, третья, они чиркали по камням вокруг нас и впивались в деревья.

У входа в пещеру, подняв словно в знак приветствия пистолет, стоял Луис Кабальеро. Он был почти по пояс в воде. На голове у него видна была большая рана, и когда Кабальеро сделал несколько шагов в нашу сторону, было заметно, что он сильно хромает.

Но ошибки в его намерениях не было. Он испустил дикий вопль, бросая вызов буре. На одну звенящую секунду вопль, казалось, усмирил ветер и бушующую воду. И опять.

Я знал, что это человеческий крик, я видел, что кричит Кабальеро, но в ту минуту мне показалось, что я слышу голос дьявола. Треди перекрестился. Затем он потащил меня вперед, и Кабальеро, в ярости и бессилии, испустил третий вопль.

— Стой.

— Почему, Пол?

— Потому что он не может одновременно преследовать нас и стрелять. Если он начнет подниматься следом за нами, он нас никогда не догонит. А если он попытается пересечь поток, чтобы подобраться ближе, его снесет водой. Пускай сначала решит. Мы будем двигаться вместе с ним.

Я лег щекой на прохладную подветренную сторону валуна. В ту секунду, когда у меня появилось время все обдумать, меня безжалостно пронзила боль. Я наблюдал за Кабальеро и ждал. Треди задумчиво сидел на корточках рядом со мной, одной рукой машинально поглаживая грубую поверхность камня. Треди был исцарапан, в грязи и промокший насквозь, но вокруг него все равно была какая-то аура. Это был удивительный дар.

— Пол, я должен кое-что тебе рассказать, — сказал папа, глядя мне прямо в глаза.

Кабальеро продвинулся на два мучительных шага вверх по склону, угрожающе потрясая пистолетом. Он выстрелил в воздух. Наверное, я должен был считать выстрелы, но в наши дни трудно угадать, сколько патронов вмещает каждый конкретный пистолет.

Папа сказал:

— Пол, то, что он говорил там, в пещере, о двух семьях, перевозивших наркотики, — правда, и я хочу, чтобы ты это знал.

Вот и все. Сам бы я не решился спросить его об этом. Ковыляя на раненой ноге против ветра, Кабальеро поскользнулся и упал на спину, в ярости молотя кулаками по грязи. Его правая нога сильно кровоточила ниже колена, я подумал, что, возможно, он сломал себе лодыжку. Выше он подниматься не станет.

— Он хочет попытаться перейти поток. Нам надо уходить.

Но было так приятно сидеть здесь, где не было ветра, не было боли.

Треди подтянул меня к себе, чтобы посмотреть мне в глаза.