Семь дней до Апокалипсиса (СИ) - Чайка Дмитрий. Страница 12

И она в испуге зажала себе рот, поняв, что сболтнула лишнего.

— Так, гражданочка, будем оформлять, — протяжно заявил Лёха. — Доигрались, два трупа на территории.

— Не докажешь, — оскалилась Аэлита, показав на секунду свое истинное лицо. Оно было насыщенно красного цвета, и это почему-то совершенно не удивило майора.

— Да я и не стану, — пожал плечами Лёха. Я тут эту собаку оставлю на пару месяцев, и подожду, когда тебя из партии погонят за то, что квартальный план завалила.

— Не вздумай, — завизжала демоница, но продолжала мужественно молчать.

— Не хотим, значит, сотрудничать со следствием, — со значением поглядывая на портфель, сказал Лёха.

— Хотим, — с тоской заявила Аэлита, — но очень боимся. Я вообще в это дело лезть не хочу, там прибьют, как таракана тапком. Я сама мало, что об этом знаю, но знаю тех, кто знает больше.

— Кто же, — навострил уши опер.

— К хрустобулочникам тебе надо, — неохотно сказала Аэлита.

— Куда мне надо? — открыл рот Лёха.

— К хрустобулочникам, — повторила Аэлита.

— Это еще кто такие?

— Ну, ты что, песню не слышал: «… И хруст французской булки…»? — напела она фальшиво. — Это недалекие товарищи из российского сегмента интернета, которые искренне считают, что истинный рай находится где-то между 1861 и 1917 годом. Очень специфические люди.

— И что? Такой рай есть? — изумился Лёха.

— Конечно, есть, — изумилась в ответ Аэлита. — Его отдел маркетинга не так давно презентовал. Раз есть спрос, то есть и предложение. Но там есть ма-а-аленький нюанс.- Улыбка Аэлиты напоминала оскал голодной гиены.

— И какой же? — заинтересовался Лёха.

— Это совместное предприятие с конкурентами. У нас девяносто девять процентов, а у них — один.

— Зачем это нам? — обиделся за родное ведомство Лёха.

— Так, если ты, касатик, хоть немного историю знаешь, то рай в это время там был далеко не для всех.

— То есть, — начал догадываться Лёха, — если у товарища подобные убеждения, то у него и Рай, и Ад в одном месте.

— Ну, конечно! — воскликнула Аэлита. — Только в Раю живут какие-нибудь князья и графы, а остальные — ковыряют клочок земли деревянной сохой, едят три раза в неделю и регулярно получают порцию кнута на конюшне.

— А тут тоже, я слышал, наше ведомство мощности арендует для топ-менеджеров госкомпаний. Где они, кстати? — спросил майор Петров.

— Так ты же их видел вчера, — удивилась Аэлита.

— Где это я их мог видеть? — удивился Лёха в ответ. — Уж я бы их точно заметил.

— Они же перед рестораном стояли в очереди, и поверь, у них ноль шансов туда попасть. Они так в ней и стоят, пока срок не выйдет. Кстати, лови мой контакт, стучи в аську, если что…

— А как мне к этим хрустобулочникам попасть? — спросил Лёха, приняв координаты Аэлиты.

— Да легко! — улыбнулась Аэлита и заорала: — Свободен, майор!

Огромные, как тарелки, глаза затянули Лёху в водоворот, и невидимая рука выдернула его из этого кабинета. И где-то вдалеке он услышал удаляющийся голос:

— И собаку свою паскудную забирай…

* * *

Пять дней до Апокалипсиса

— Куда прешь, деревня лапотная! — резкий окрик заставил майора Петрова вздрогнуть. Он вновь стоял на перекрестке, и растерянно смотрел на карету, которая пронеслась мимо, обдав его грязью. Надо сказать, что и в этот раз Лёха никуда не пер, а просто стоял, и обозревал открывшуюся ему картину. Вот ты какой, рай для хрустобулочников! Центр Москвы был похож на знакомый ему центр Москвы, но он был непривычно обшарпанный, грязноватый, а вместо автомобилей мимо пролетали конные экипажи, в которых сидели напыщенные личности, которые на него, Лёху, смотрели, как на насекомое. Мостовая была покрыта брусчаткой, которая находилась в довольно скверном состоянии, а потому перед Лёхой расстилалась гомерическая по размерам лужа. Липкая жидкая дрянь растеклась от одного края площади до другого. Он осмотрел себя, и остался крайне недоволен увиденным. То, что было на нем, подняло из генетической памяти слова «армяк» и «поддевка». Но, что из надетого на нем было армяком, а что поддевкой, майор не сказал бы даже под угрозой расстрела. Да, и было ли это именно оно, он тоже не сказал бы. На голове оказался надет предмет, который Лёха опознал довольно уверенно. Это был картуз. Опустив взгляд вниз, он увидел, что обут в сапоги, находящиеся в предсмертном состоянии, обмазанные какой-то густой и вонючей субстанцией. Деготь, решил Лёха. Но опять же, почему он так решил, для него самого осталось загадкой. Видно, из-под завалов уголовных дел и отказных материалов начало пробиваться что-то из школьной программы по литературе. Сунув руку в карман, он обнаружил пятьдесят семь копеек с половиной. Лёха с тупым недоумением разглядывал лежащие на ладони потертые гривенники, и медь в размере пяти, двух и одной второй копейки. Лёха до этого и не знал, что меньше копейки что-то бывает. Дела, подумал он, и попытался привычно почесать подбородок, но рука его нащупала жесткую кустистую бороденку, которой у него никогда на этом месте на было. Уж в этом Лёха был уверен совершенно точно.

Если не знаешь, куда идти, нужно идти куда-нибудь, перефразировал он известную поговорку, и решительно повернул налево, ибо именно эта сторона в его новом месте службы была приоритетной. Идти прямо, через лужу, ему не хотелось совершенно. Перед глазами вдруг появилась надпись.

«Ты мой герой! Чмоки-чмоки!» — «отправитель: НЕОБЫКНОВЕННАЯ». — Так себя забила ему в контакты Лилит.

«Что, пронесло?» — написал Лёха в ответ.

«Ага!:)))))))) Чёделаешь?»

«Служба!».

«Где сейчас?».

«У хрустобулочников».

«Фу-у-у-у, отстой. С зелеными ногами не связывайся. Они полный отстой. Мне бежать надо. Пока-пока!». Заморгала надпись «Абонент не в сети».

Вот и поговорили, растерянно подумал Лёха, поправив висящий на плече вещевой мешок, в котором теперь лежали его вещи. Что еще за зеленые ноги? Ну да ладно, подумал он, двигаемся по старой схеме, через официантов. И он, ничтоже сумняшеся, сделал резкий поворот и вошел в дверь помещения, над которым висела вывеска «Трактир». Его появление не осталось незамеченным, и посетители, вместе с персоналом смотрели на него с удивлением, и даже с некоторой брезгливостью. Тут было довольно прилично, а публика была одета в сюртуки или в какую-то полувоенную форму с блестящими пуговицами.

— Ты чего сюды вперси, захухря ^[3] лободырная ^[4]? — злобно прошипел официант, который пробудил в Лёхе понятие «половой». — Пошел отсюда. Телегу свою сзади загоняй, там разгрузисьси. Вот ведь деревня неумная.

Лёха вышел на улицу и недоуменно осмотрел себя. Система дала сбой. Он, как был крестьянином, так им и остался. Что же делать? И он побрел дальше по улице. Шел он недолго, видно Москва тех лет была куда меньше, чем в его время. Он шел по какому-то бульвару, и уже минут через десять на него стали поглядывать, а две барышни, шедшие под ручку, прыснули в кулачок со смеху, и стали тараторить по-французски. Этот язык, что интересно, был слышен довольно часто, и большая часть прохожих смотрела на него с нескрываемым удивлением. С удивлением на него смотрел и городовой, который стоял около небольшой будки, выкрашенной в черно-белый цвет.

— Куда прешь, деревня? — заорал тот, завидев Лёху. — Не видишь, тут чистая публика гулять изволит. А ну, пошел отсюда, сиволапый.

— Да заблудился я, — брякнул тот первое, что пришло на ум. — Город-то большой…

— Ну, так вали назад, на Хитров рынок, ваши обозники там ночуют. Или в рыло захотел?

— А куда идти то мне? — попытался выдавить из себя Лёха, почтительно сняв с головы картуз. Получать в рыло ему совершенно не хотелось, а городовой был на редкость здоровый.

— Вот назад и иди, — сказал ему городовой и гордо отвернулся. И добавил знакомую до боли фразу: — Ишь, понаехали тут!

Леха уныло побрел назад, чуя нутром, что через титаническую по масштабам лужу все-таки придется переходить, и он в этом не ошибся. Он перешел ее, и по переулкам добрел до Хитровской площади, ожидая удара ножом в спину. Когда-то он читал Гиляровского, но действительность разочаровала его. На первых этажах домов работали торговые ряды, где продавали, что попало, от морковки до готовой одежды. Публика тут, и впрямь, была попроще. Было множество крестьян, похожих на Лёху внешним видом, и толпы пропитых личностей с остатками образования на лице, и без оных. Двух- и трехэтажные дома вокруг были ночлежками, в которых крестьяне и останавливались, когда приезжали в Москву с товаром. Не только обозники и ремесленники, просто люди в сложных жизненных обстоятельствах жили тут годами, потому как дешево.