Холодные песни - Костюкевич Дмитрий Геннадьевич. Страница 42

Это была Камила. Я не успел.

Камила лежала на спине, ее омывали мутные потоки, мимо проплыл сломанный стул. Я сделал шаг. На груди Камилы высилась горка грязной глины, я сделал еще один шаг и только тогда понял, что вижу алуша.

Глиняный человек обернулся.

Я навел луч света на лицо фигурки и ужаснулся. Глаза алуша были большими, словно распахнувшимися на пол-лица, и горели красным. Острые бурые зубы косо выпирали из пасти. Стойки палапы трещали, сдерживая ливень сверху, но не с боков. Лицо алуша блестело от крови.

Он прыгнул на меня, и я ударил – отмахнулся – мачете. Глиняная фигурка отлетела в сторону и исчезла в темноте. Я слышал, как алуш убегает. Посветил под ноги и увидел, как поток уносит прочь отрубленную руку. Кусок глины. Бурые когти, загнутые полумесяцем, оторачивали короткие колбаски пальцев.

У Камилы не было лица. Алуш выгрыз его.

Со стороны дороги, под фонарем, промчалось низкорослое создание. У этого алуша было две руки. Значит, их действительно несколько. Но почему, почему они ожили?! Только потому, что Камила и Нира нашли вход в пирамиду? Или потому, что меннонитские фермеры разрушили древний храм, проехались гусеницами бульдозера по останкам Ах-Пуча, повелителя царства мертвых?

Теперь кричали с разных сторон. Я вспомнил об Эмили, сердце сжалось.

Я бросился к коммунальному центру. У дверей прыгали несколько человек. Подбежав, я понял, что они втаптывают в грязь алуша. Тельце раскололось на крупные осколки и уже не представляло угрозы.

– Хватит! – закричал я. – Все внутрь!

Лица казались незнакомыми. Один мужчина баюкал на груди искалеченную кисть, из обрубков указательного и среднего пальцев струями била кровь, смешивалась с водой. Над моей головой просвистело что-то тяжелое. Ночь засмеялась. Я ввалился в тамбур, надеясь, что Эмили внутри. Что все, кто был на улице, нашли защиту в стенах здания или укрылись за закрытыми дверями и окнами своих будок.

Эмили я обнаружил в столовой главной кухни. Она отстранилась, когда я подошел.

– Ты меня бросил.

– Я пытался помочь… Там была Камила, она…

– А кто помог мне?

Она встала и ушла к группе молодежи.

Ко мне подбежал Лотар. В мокрой шляпе и с мачете.

– Эй, дружище, ты как?

– Да так.

– Это какая-то чертовщина! Гномы из пирамиды! Кажется, я убил одного!

Он отдышался и спросил, не видел ли я его подругу. Я показал на группу, к которой примкнула Эмили. Кому-то оказывали помощь, кого-то искали, в помещении стоял гвалт.

Грянула молния, окна наполнились серебристым светом. А потом в них полетели камни. Справа от меня осыпалось стекло. Я вжался в простенок. Девушки закричали, мужчины стали переворачивать столы.

В окно просунулась маленькая рука. Мокрая глина была похожа на ссохшуюся кожу, покрытую трупными пятнами. Я подождал, когда появится блестящий оскаленный череп, и рубанул мачете. Голова алуша покатилась по полу.

На подоконник запрыгнул другой человечек, складки глины изображали костюм земледельца. Он и его собратья, маленькие божества смерти и гниения, явились отомстить за руины храмов, за оскверненные колодцы и лабиринты. Вылезли из зловонной дыры ада, фонтанирующей кровью и кусками тел.

Я размахнулся и разрубил алуша от глиняной макушки до глиняной задницы. Половинки маленького тела словно застыли в смерти. Из пустот сыпалась земля, выползали насекомые.

Камень больно ударил мне в плечо. Я упал, перевернулся на спину и стал отползать. На меня надвигались два алуша. Тянулись когтистыми руками, сверкали голодными красными глазами. Я выставил перед собой мачете, алуш прыгнул, лезвие чиркнуло по его виску, острые зубы щелкнули возле моего лица. Уродливый ребенок, в которого вселился дьявол. Я схватил его под мышки и отбросил в сторону.

Второй алуш упал коленками мне на грудь, как осколок скалы, выбил из легких весь воздух. Юркое создание рассекло мне щеку, когти царапнули по скуле. Немного выше, и я остался бы без глаза. Эту оплошность алуш намеревался исправить вторым ударом. Но неожиданно отлетел с отрубленной рукой и глубокой раной на груди.

Лотар отволок меня за стол. Сунул в руку оброненное мачете. Разорванная щека горела огнем, я приложил ладонь и почувствовал, как на нее льется кровь. Майя считали, что в крови человека находится душа. Я зажал рану плечом.

В столовой и коридоре шел бой. Слышалось гадкое чавканье и глухие удары. Крики и смех. У меня плыло перед глазами.

Шарил и Лотар сражались за десятерых. От меня было мало проку, но, кажется, я выбил из строя двух или трех злобных созданий. Людям в столовой удалось оттеснить алушей и забаррикадировать окна столами.

Дождь прекратился. Над лагерем вставало солнце, и вместе с первыми лучами к нам на помощь пришли обезьяны. Ревуны швыряли камнями в глиняных человечков. Сбрасывали алушей с крыш на пикапы и незатопленные участки земли, и те разбивались на куски. Обезьянам на улице помогал Томас. Пожилой вояка носился между кабаньями и орудовал кайлом.

Уцелевшие алуши бежали прочь. Я видел, как их глиняная плоть дымится на солнце.

Боги слепили человека из красной глины и меда.

Глиняные люди были хрупкими, глупыми, ползали на четвереньках.

Боги растерли их в пыль и сотворили человека из красного дерева.

Деревянные люди оказались строптивыми и бездушными.

Боги утопили их в черном ливне и создали человека из кукурузной муки.

Маисовые люди оказались излишне сообразительными и хитрыми.

Боги укутали их туманом, окружили тайнами. Так родились первые предки майя.

Черный потоп уничтожил не всех деревянных людей. Обезьяны – потомки деревянных кукол, созданных Прародителями, Творцом и Созидательницей, поэтому обезьяны так похожи на человека.

В ту ночь погибли четыре человека. Камила, Глен, светленькая студентка-дылда и младший сын профессора. Джон превратился в призрака: жалкую тень того энергичного жилистого старика, который работал на раскопах будто двадцатилетний. Многим, включая меня, потребовалась врачебная помощь. Мне наложили больше десяти швов.

В обед в лагере побывал шаман. Не знаю, кто его пригласил. Потом шамана увезли к раскопу № 85. Я сомневался, что это поможет. Убитый горем профессор обмолвился о консервации объекта. Похоже, пирамиде с раскопа № 85 не суждено стать памятником. Я молюсь об этом всем сердцем.

Я с ужасом ждал ночи. Времени суток, когда просыпаются алуши.

– Все места имеют своих хранителей, – сказала Юма, к которой я пришел за ответами. – Индейцы забыли о священных существах, заменили их святыми из Испании. Но забытые не значит мертвые.

Потом была полиция и военные. Рэд-Баши – это не совсем Белиз, а пузырь, созданный меннонитами и администрацией в Белизе, и вот он лопнул. Всех допросили. Военные остались в лагере. Думаю, все только обрадовались присутствию солдат с автоматами. Индейцы из прислуги в лагерь не вернулись.

Утром я узнал, что Нира умерла в больнице.

Лагерь Рэд-Баши закрыли. Людей вывозили партиями. Эмили уехала днем раньше.

Чикен-бас доставил меня в крошечный аэропорт Белиз-сити.

Готовясь к поездке в Белиз, вечность назад, я планировал переночевать в Белиз-сити, глянуть местный музей, но быстро передумал: Интернет пугал криминалом, статистикой грабежей и убийств. Вот вам и рай для престарелых американцев, о котором кричат рекламные проспекты!

Белиз основали английские пираты, которые поначалу отсиживались на островах, а на берег совались только за провиантом. Потом стали валить и продавать махагониевый лес. Торговать оказалось выгоднее, чем скакать с саблями по чужим палубам. На рубку леса завезли африканских трудяг. Испанцы, конечно, возмутились, но против британских пиратов не сдюжили. Белиз стал английской колонией. Когда рухнула испанская империя, обиженная Гватемала пыталась выйти к морю через Белиз, свою бывшую провинцию, но не вышло. Компромисс нашелся двадцать лет назад – Гватемала признала Белиз и получила часть территориальных вод, все довольны. Ну, почти.