Алое сердце черной горы (СИ) - Миронов Кирилл. Страница 65

— Вижу, что ты меня слышишь, хоть и делаешь вид, что глухонемой. — вновь прервал не слишком стройный поход мысли Альзория непонятный воин. — Сегодня ночью у тебя будет возможность бежать. Понимаешь меня?

— Что? — будучи уверен, что неправильно расслышал, переспросил Альзорий. — Кто ты такой, зачем пришел, ты — шпион Саргии?

— Молчи! Никаких вопросов! — одернул принца грубиян. — Я — твое спасение и жизнь, для тебя это — главное. Не воспользуешься возможностью, и все, что тебя ожидает вскоре — лишь смерть.

— Я тебя внимательно слушаю. — Альзорий решил внять странному дикарю, не перебивая его чересчур решительных обращений. «В конце концов, хуже не будет», — в точности так он думал, поглаживая пальцами под наручами цепей потертую кожу запястий.

— Итак, сегодня, в самое темное время ночи, произойдет смена караула твоего вместилища. — как в объяснениях для дурачка, ставил ударение на каждом слове загадочный солдат. — Вскоре после этого приду я и освобожу тебя от оков, перетерев звенья цепи. Снимать браслеты тебе придется уже в Саргии… — тут снаружи раздался глухой шум шарканья сапог о каменистую почву, и заговорщик, резко умолкнув, повернул голову к створкам палатки и нервно стиснул челюсти в ожидании.

Створки палатки разъехались, и внутрь заглянул равенский лейтенант — дежурный по лагерю тем днем. Увидев не совсем то, что ожидал, лейтенант подозрительно вперился взглядом в солдата. Тот, поняв, что промедление в объяснении — губительно, слегка заикнувшись на первом слоге, промямлил:

— П-простите, лейтенант, мое своеволие. — солдат почтительно поклонился. — Просто я не мог не посмотреть на изверга, потомка извергов, что осквернили нашу землю. — последние слова он выдавил из себя с неспешной ненавистью, медленно переведя искрящийся от злобы взгляд на Альзория. Тот, чтобы подыграть, вяло вставил свои пять грошей:

— Вонючий варвар…

Несмотря на то, что «оскорбление» это было не слишком убедительным, лейтенанту этого достало, и он улыбнулся солдату, понимающе кивнув.

— Только не рукоприкладствуй чрез меры, иначе отвечать за это пред приором уже буду я, а там сам понимаешь…. — сказав это, лейтенант вышел.

Дождавшись, пока поступь дежурного офицера не смолкнет в отдалении, солдат отер холодный пот со лба, и вернулся к тому, с чего начал:

— Так вот, освободив тебя от цепей, я дам тебе равенский плащ. Оденешь его и вместе выйдем из палатки. Стража нас не остановит. Я доведу тебя до конюшни и усажу на хорошего скакуна. — тут он приблизил свою голову к голове Альзория, отчего тот вжался затылком в палаточный столб и брезгливо сморщился от зловонного дыхания солдата. — Как только окажешься в седле, не медли, иначе стража поймет, что тут дело нечисто. Пройти через врата укреплений не сможешь, там стоят верные приору воины. Будешь прыгать верхом прямо через стены. И вновь твержу: не медли! В тебя начнут стрелять, возможно даже, спустят верховую погоню, так что будь расторопен!

Наконец смолкнув, солдат еще с десяток секунд пристально смотрел на Альзория, видимо, убеждаясь в его вменяемости. Хмыкнув и еле заметно кивнув, солдат развернулся и вышел, оставив Альзория в недоумении усваивать все то, что он ему наговорил.

* * *

Часы до наступления ночи дались Альзорию нелегко. Чего стоит хотя бы то, что он полностью съел обед и ужин, дабы накопить сил. Гадкая кормежка, как ни странно, действительно укрепила его решимость и нервную стойкость. Неуверенно расправив плечи(рана скоро заживала, но все еще болела) и прислонившись в столбу, принцу даже удалось немного вздремнуть. Альзорий, справедливости ради говоря, не боялся смерти. Попав в плен, он уже смирился со своей фатальной участью. Однако теперь, когда сквозь зимний морозный воздух робко повеял весенний ветерок, наполненный неуловимыми ароматами свежей зелени и теплой, оттаявшей почвы, нутро даже такого бесстрашного и беспощадного человека, как Альзорий, затрепетало, подобно сердцу молодого любовника при одной только мысли о предмете своих сладостных, романтических мук.

— Ну же, вставай, время пришло. — вернув принца из волшебного мира иллюзий, тот самый солдат-спаситель достал отточенную ножовку и, пока Альзорий держал перед собой подрагивающие от резкого пробуждения руки, аккуратно и достаточно бесшумно распилил звенья цепей. Глухой стук упавших оков стал фанфарой разлуки принца с палаточным столбом. Сняв с себя плащ, о котором намедни говорил, солдат судорожно напялил его на своего подопечного, попав разок рукавом мимо руки. Окончив эту нехитрую маскировку, солдат грубо подтолкнул локтем Альзория к выходу. Выйдя наружу, принц не мог не бросить взгляда на лица двух стражников, стоящих у передних углов его прежней палатки. Яркий свет факелов, установленных на деревянные колья, игриво скакал промеж складок плаща Альзория, теряясь на небольшом отдалении от тюрьмы. Несмотря на это, стража делала вид, что ничего не происходит, заворожено глядя прямо перед собой, будто отчаянно и безуспешно борясь с проклятием окаменения. Мысленно поблагодарив охранников за поражение в этой борьбе, Альзорий, уводимый своим спасителем, пошел дальше, вглубь лагеря, к конюшням.

— Что ж, самая отчаянная часть моего плана — кража коней. — с заметным волнением в подрагивающем голосе отрапортовал самому себе под нос освободитель. — По ночам никому, кроме приора, его генералов и адъютантов, не дозволено садиться верхом на боевых коней, так что нас сразу же раскроют, только мы перекинем ноги через седло.

— Или так, или обратно в ту палатку… — прошептал Альзорий, опьяненный воздухом свободы с примесью конского навоза, уверенно разминая отвыкшие от верховой езды ноги. — Уж лучше смерть в попытке освободиться, чем смерть от какой-нибудь унизительной казни этих варваров.

Оставив этот смелый порыв без ответа, солдат ступил внутрь навесов с деревянными стойлами, неосвещенных факелами и именуемых тут «конюшни». Альзорий последовал за ним, уходя из темноты в непроглядный мрак. Едва переступив через условную границу стойбищ, Альзорий налетел ногой на что-то мягкое и в испуге ругнулся, вызвав тихое возмущение рядом стоящего коня.

— Так вот почему конюшни не охраняются? — догадался о природе своего «препятствия» Альзорий. — Не удалось его подкупить, так?

— Так. — ответил совсем неподалеку солдат, с едва различимым шумом отворяя воротца одного из стойбищ. — Узнав мои намерения, он чуть не поднял тревогу, пришлось его скоренько чик! — солдат резко провел пальцем по шее, но этого никто не увидел в темноте. — Ножом по горлу.

— «Чик!» — с улыбкой передразнил Альзорий, найдя собеседника в темноте рукой. — Тогда…

— Вот! — перебил принца солдат, похлопывая ладонью по телу коня. — Они уже оседланы мною перед тем, как освободить тебя. Садись! Этот — твой. Мой — следующий. Оба холены и сыты. Равенцы ценят своих коней, хоть и выставляют для них такую жалкую охрану…

Не мешкая ни секунды, Альзорий нашел седло, указываемое ему солдатом, всунул ногу в стремя и оседлал скакуна, взяв в руки поводья. С легким шумом то же проделал и его благодетель. Кони негромко заржали, не желая нести чужой вес ночью, когда им надлежит спать. Но преданность своему делу не позволила им большего, чем просто легкое негодование.

— Все, с первым же стуком копыта о землю новость о нашем побеге станет достоянием равенцев. А уж когда они узнают про остальных заложников… Будь готов, королек! — уже особо не понижая голос, предупредил солдат.

— Остальных заложников? Ты отпустил их ранее, чем меня?! — с возмущением прошипел Альзорий.

— Д-да, отпустил. — размыто ответил солдат.

— А, пес с ними! — отмахнулся Альзорий, сбросив неуместную теперь обиду.

— Нет времени трепаться, вперед! — прервав эту совсем не нужную беседу, он погнал своего коня на выход, не желая развивать тему. Альзорий вторил своему спасителю.

За то время, что беглецы провели в конюшнях, темнота недолгой ночи дрогнула и начала неспешно отступать под натиском неумолимо наступающего рассвета. Альзорию везло — дежурные по этой части лагеря были в другом месте, и ему открывалась возможность продлить тайну деяния еще на пару минут. Ночные всадники не преминули воспользоваться таким шансом и рысью проскакали вплоть до внутренней стены, не разбудив ни одного бойца, ни одного артиллериста, размещенных в этой части лагеря по казарменным палаткам.