Цементная блондинка (Право на выстрел) - Коннелли Майкл. Страница 18

— Да. Я это говорила. Но я солгала.

— Вы солгали? Почему же вы солгали полиции?

— Потому что полицейский только что убил моего мужа. Я... Я не могла с ними общаться.

— Нет, на самом деле вы сказали правду именно в ту ночь, не так ли, миссис Черч? Вы никогда не знали ни о какой квартире.

— Неправда! Я знала!

— Вы с мужем говорили о ней?

— Да, мы разговаривали на эту тему.

— И вы одобрили эту идею?

— Да... правда, неохотно. Я надеялась, что он будет оставаться дома и мы вместе сможем побороть его стрессы.

— Хорошо, миссис Черч. В таком случае ответьте: если вы знали о квартире, говорили о ней и даже одобрили эту идею — охотно или нет, — то почему в таком случае он снял ее под вымышленным именем?

Вдова не ответила. Белк прижал ее к ногтю. Босху показалось, что она бросила быстрый взгляд в направлении Чэндлер, но та даже пальцем не пошевелила, чтобы помочь своей клиентке.

— Я полагаю, — сказала наконец вдова, — вы могли бы задать этот вопрос ему самому, если бы мистер Босх хладнокровно не убил его.

Не дожидаясь протеста со стороны Белка, судья Кейс заявил:

— Жюри присяжных оставит без внимания последнее замечание. Миссис Черч, это недопустимо.

— Прошу прощения, ваша честь.

— У меня все, — сказал Белк, покидая стойку.

Судья объявил десятиминутный перерыв.

Во время перерыва Босх отправился покурить. Денежка Чэндлер на этот раз не вышла, зато бездомный сделал один подход к пепельнице. Босх предложил ему сигарету, которую тот взял и положил в нагрудный карман рубашки. Он, как всегда, был небрит, в глазах его все еще читался легкий налет безумия.

— Вас зовут Фарадэй, — сказал Босх таким тоном, словно говорил с ребенком.

— И что с того, лейтенант?

Босх улыбнулся. Бродяга повысил его в звании.

— Да так, ничего особенного. Просто я слышал о вас. И о том, что раньше вы были юристом.

— Я остаюсь им до сих пор. Просто не практикую.

Обернувшись, Босх увидел, как, направляясь к зданию суда, по Спринг едет тюремный автобус. Из темных зарешеченных окошек выглядывало множество озлобленных физиономий. Кто-то из заключенных, признав в Босхе полицейского, продемонстрировал ему сквозь решетку средний палец. В ответ на это Босх улыбнулся.

— Меня звали Томас Фарадэй. Но теперь я предпочитаю называться Томми Фарэуэй [12].

— Что заставило вас прекратить занятия юриспруденцией?

Томми посмотрел на Босха выцветшими глазами.

— Свершилось правосудие. Оно и заставило. Спасибо за табачок.

Не выпуская из рук кружки, он направился в сторону Сити-Холл. Возможно, там тоже была его территория.

После перерыва Чэндлер вызвала для допроса сотрудника лаборатории коронера по имени Виктор Амадо. Это был маленький человечек, типичный книжный червь. Когда он шел к месту для свидетелей, его глазки перебегали от жюри присяжных к судье и обратно. Хотя на вид ему было не больше двадцати восьми, на голове его уже красовалась приличная лысина. Босх помнил, что четыре года назад все его волосы были на месте, а члены следственной бригады называли этого парня не иначе, как Малыш. Он знал, что, если бы Чэндлер не вызвала Амадо в качестве свидетеля, это сделал бы Белк.

Наклонившись к нему, Белк прошептал, что Чэндлер работает по схеме «хороший парень — плохой парень», противопоставляя отталкивающим свидетелям из числа полицейских своих, симпатичных, свидетелей.

— После Амадо она, скорее всего, вызовет одну из дочерей Черча, — сказал он. — Старая тактика.

Босх не стал говорить, что тактика Белка, которую можно было сформулировать «верьте-нам-мы-полицейские», сама была стара, как мир.

С мельчайшими подробностями Амадо рассказал, как ему передали пузырьки и коробочки с косметикой, найденной в квартире Черча на улице Гиперион, и как он затем определил, что все они принадлежали разным жертвам Кукольника. По его словам, вся эта косметика состояла из девяти наборов, каждый из которых включал тени для век, румяна, тушь, губную помаду и так далее. С помощью химических анализов косметики, оставшейся на лицах убитых, было определено, кто из них пользовался набором той или иной фирмы. Впоследствии члены следственной бригады опросили друзей и родственников жертв и выяснили, какой маркой косметики пользовалась каждая из них. «Все сошлось, — заявил Амадо. — А в одном случае было даже установлено, что тушь на кисточке, найденной в ванной Черча, совпадает с тушью, обнаруженной на ресницах второй жертвы».

— А как же две жертвы, косметика которых не совпала с той, что нашли у Черча? — спросила Чэндлер.

— Это остается загадкой. Принадлежавшие им косметические наборы так и не были найдены.

— Следовательно, за исключением кисточки, якобы найденной в ванной и принадлежавшей жертве номер два, вы не можете быть на сто процентов уверены, что косметика, предположительно обнаруженная полицией в квартире, принадлежала жертвам?

— Это — продукция массового производства, она продается по всему миру. Подобной косметики очень много. Но, на мой взгляд, возможность того, что девять различных косметических наборов найдены в квартире случайно, астрономически мала.

— Меня не интересуют ваши предположения, мистер Амадо. Ответьте, пожалуйста, на заданный мною вопрос.

Вздрогнув оттого, что его осадили подобным образом, Амадо сказал:

— Конечно, мы не можем быть уверены на сто процентов.

— Отлично. Теперь расскажите присяжным о сделанном вами анализе ДНК, который позволил связать Нормана Черча с одиннадцатью убитыми.

— Такой анализ не проводился. Для того, чтобы...

— Не надо лишних слов, мистер Амадо. Просто расскажите о серологическом анализе, подтвердившем связь мистера Черча с преступлениями.

— Мы его не проводили.

— Следовательно, решающим доводом в пользу того, что мистер Черч и есть Кукольник, было сравнение косметики?

— Ну, в моем случае — да. Я не могу говорить за детективов. В моем же отчете было сказано...

— Думаю, что для детективов решающим доводом явилась пуля, убившая этого человека.

— Протестую, — сердито крикнул Белк, поднимаясь с места. — Ваша честь, она не должна...

— Мисс Чэндлер, — загремел судья Кейс. — Я же предупреждал вас обоих по поводу подобного рода высказываний. Почему вы делаете заявления, предваряющие правосудие и нарушающие порядок?

— Я приношу извинения, ваша честь.

— Теперь поздно извиняться. Мы обсудим этот вопрос после того, как жюри присяжных покинет зал.

Судья велел присяжным не принимать во внимание заявление Чэндлер, однако Босх знал, что с ее стороны это был тщательно продуманный гамбит. Теперь присяжные будут смотреть на нее, как на жертву несправедливости, на которую ополчился даже судья, хотя на самом деле это было вовсе не так. Кроме того, теперь они будут невнимательно слушать, как Белк допрашивает Амадо.

— У меня — все, ваша честь, — сказала Чэндлер.

— Мистер Белк, — пригласил судья.

«Только не ограничивайся несколькими вопросами», — подумал Босх, когда Белк направился к стойке.

— Я ограничусь несколькими вопросами, мистер Амадо, — сказал тот. — Адвокат истца упомянул анализ ДНК и серологические исследования, которые, по вашим словам, не проводились. Почему?

— Потому что нечего было исследовать. Ни в одном из тел убитых не было обнаружено следов спермы. Убийца использовал презерватив. Какой смысл проводить исследование ДНК или группы крови мистера Черча, если нам не с чем их сравнивать? В нашем распоряжении были только тела.

Белк зачеркнул один из вопросов, записанных в блокноте.

— Если не была найдена сперма, откуда вам известно, что эти женщины были изнасилованы или, возможно, добровольно вступали в интимные отношения с убийцей?

— Во время вскрытии всех одиннадцати тел у убитых были обнаружены вагинальные повреждения, невозможные при обычном половом контакте. У двух жертв были даже разрывы стенки влагалища. По моим оценкам, они были жестоко изнасилованы.