Лубянская империя НКВД. 1937–1939 - Жуковский Владимир Семенович. Страница 46
«…Несмотря на то, что по показаниям арестованного моего приятеля, работника Комиссии Советского Контроля ДЕЙЧА, проходил как завербованный КУРЕНКОВ, работавший зав. промотделом МК ВКП(б), на которого был также другой материал в УНКВД МО, Куренков нами не был арестован…
На вопрос: «почему» — РЕДЕНС ответил:
«Потому что КУРЕНКОВ являлся ближайшим родственником бывшего заместителя ЕЖОВА — ЖУКОВСКОГО…»
21 января 1940 г. Военной коллегией Верховного суда Союза ССР РЕДЕНС приговорен к ВАШ».
Расстреляли Реденса 12 февраля того же года, т. е. спустя три недели после приговора. Случай исключительный, ибо обычно казнили в первую же ночь.
Ни минуты не сомневаясь во вздорности всех обвинений (и признаний) Реденса в шпионаже и всяком прочем вредительстве, вместе с тем уверен в правдивости слов относительно вывода из-под ареста Куренкова, мужа сестры Жуковского. Надо сказать, что Реденс в бытность свою начальником УНКВД по Московской области (1933–1938), когда на площади Дзержинского, 2, воцарился Ежов, активно помогал новому наркому громить столичных «врагов народа». Вместе со своим выдвиженцем и заместителем Радзивиловским Станислав Францевич за образцовое выполнение «особых заданий правительства» был представлен Ежовым к награждению орденами Ленина7. А поскольку Сергей Куренков по своему служебному положению автоматически входил в основной московский отряд кандидатов на Лубянку, не сносить бы ему головы, если бы не спасительное родство. Понятно, что с приходом Берии Куренкову уже ничего не светило, да только перехитрил он чекистов — всего на несколько дней пережив арест Жуковского, умер после операции в Кремлевской больнице на улице Грановского.
Случается прочесть, что причиной гибели Реденса явились интриги, наветы, козни, чинимые различными злопыхателями. При этом Сталин как бы остается в стороне, или ему отводится простительная роль слишком доверчивого и обманутого. Такая концепция явно идет от лукавого. Прежде всего, Реденс отнюдь не был исключением, с переездом в Москву Берии были добиты все чекисты высокого ранга. «Заместителей наркома БД СССР постигла та же участь, что и самого «железного наркома». Агранов, Фриновский, Берман, Прокофьев, Бельский, Жуковский и Заковский были расстреляны, Курский застрелился сам, Рыжов умер в тюрьме, находясь под следствием. Только одному В.В. Чернышову каким-то образом удалось избежать участи своих коллег-заместителей наркома ВД СССР…»11
Итак, уцелел из десяти — один. Это еще много. Если приплюсовать начальников главков, областных управлений, республиканских органов и др., то, думаю, процент уцелевших окажется ничтожнее.
Правда, Реденс — статья особая, все же свояк вождя. Но и этот аргумент не срабатывает. Вспомним Алешу Сванидзе, более близкого и давнего родича Сталина, нежели Реденс. Неистовый Виссарионыч с охотой велел казнить своего шурина, не имея к тому ни малейших оснований.
По поводу Реденса обратим внимание на интересное свидетельство. Реагируя на удар по «антипартийной группе» Маленкова, Молотова, Кагановича и других, сын Сталина Василий 19 января 1959 г. обращается с обширным письмом в ЦК КПСС. По интересующей нас теме он пишет33:
«Когда Берия назначили в НКВД, Реденс был для него помехой на должности Нач. упр. НКВД Москвы, ибо Реденс знал Берия по работе в Закавказье с отрицательной стороны и был вхож к т. Сталину в любое время. Берия решил убрать Реденса с дороги».
«Стройную теорию» надо воздвигать на достоверных, а не выдуманных фактах. Не мог Реденс оказаться помехой Берии в Москве, поскольку его, Реденса, там давно не было. Грузинский руководитель прибыл на Лубянку 22-го августа 1938 г., тогда как Реденса отправили из столицы наркомом внутренних дел Казахстана в начале того же года (отправили, кстати, в ходе мер по некоторому сдерживанию нетерпимо разлившейся лавины репрессий).
Будем надеяться, что такая неосведомленность В. Сталина не служит аргументом против его правдивости при изложении фактов, коих он был непосредственным свидетелем.
«Когда Берия заговорил с т. Сталиным о необходимости ареста Реденса (я случайно был при этом разговоре) т. Сталин резко возразил Берия и казалось, что вопрос этот больше не поднимется. Но, как было не странно для меня, — Берия был поддержан Маленковым, Маленков сказал, что знает Реденса по работе в Москве и поддерживает мнение Берия о аресте. Сейчас я не помню кем работал в то время Маленков, но кажется он имел отношение к кадрам партии, ибо хорошо помню слова т. Сталина: «Разберитесь тщательно в кадрах с товарищами в ЦК, — я не верю, что Реденс — враг». Как провел в ЦК этот разбор Маленков я не знаю, но факт, что Реденса арестовали. После ареста Реденса по наушничеству Берия, вход в наш дом Анне Сергеевне был закрыт, но по ее просьбе я просил т. Сталина, принять ее. Мне за это посредничество попало и было сказано: «Я не поверил Берия, что Реденс враг, но работники ЦК тоже самое говорят. Принимать Анну Сергеевну я не буду, ибо ошибался в Реденсе. Больше не проси». (Анна Сергеевна — жена Реденса и сестра жены Сталина, впоследствии также арестованная, но выпушенная на свободу после смерти Сталина.)
Одним движением бровей диктатор мог бы пресечь все поползновения (если таковые имели место) Берии-Маленкова и обеспечить таким образом Реденсу безмятежное существование. Но когда Сталин говорил «не верю», «тщательно разберитесь» и т. п., это пошла игра, чьи правит ла страшноватые Макс и Мориц превосходно освоили. Сталин давал себя «убедить» и очередная жертва — сегодня ею стал Реденс, через десяток лет — Вознесенский и т. д. — пополняла мартиролог.
Реденс реабилитирован в 1961 году. На первоначальное ходатайство родственников, датированное 1956-м годом, прокуратура ответила отказом. Реабилитация же состоялась в результате прямого вмешательства Хрущева50.
ШАПИРО. В просторечии его называли секретарем Ежова; с последним он и пришел в НКВД из ЦК. Помню невысокого, скромного, молчаливого человека.
«Справка
Секретно
по архивно-следственному делу № 975059 по обвинению —
ШАПИРО Исаака Ильича, 1895 г. р., ур. БССР, г. Борисово, еврея, гр. СССР, б/п, до ареста начальника 1 спецотдела НКВД СССР.
Органами НКВД в ноябре 1938 г. ШАПИРО И.И. был арестован и ему предъявлено обвинение в том, что он Шапиро являлся участником антисоветской заговорщической организации, действовавшей в органах НКВД и проводил активную подрывную предательскую работу.
На предварительном следствии Шапиро виновным себя в предъявленном ему обвинении признал и показал, что преступления, творившиеся в НКВД, вытекали из всей системы преступной предательской деятельности заговорщической организации в НКВД, в которой он, Шапиро, принимал участие и стал на этот путь под давлением Ежова и по заданию последнего проводил вражескую подрывную работу в секретариате и 1 спецотделе НКВД СССР. Вредительская работа, которую показал Шапиро, заключалась в том, что допускались искривления и искажения следственной работы, фальсификация дел массовые необоснованные аресты, полный развал агентурной работы и т. д…
В судебном заседании Шапиро виновным себя не признал и заявил, что в заговорщической организации не состоял, однако виновен в том, что работая с ЕЖОВЫМ выполнял его вражеские задания в органах НКВД.
Военной Коллегией Верховного суда СССР 4 февраля 1940 г. приговорен к ВМН.
В собственноручных показаниях от 1 октября 1939 г. о ЖУКОВСКОМ ШАПИРО заявил:
«О Жуковском. Жуковского знаю по работе его членом КПК. Я в то время работал в секретариате у Ежова (в ЦК ВКП(б). В ноябре или в декабре 1936 г. он был переведен в НКВД… О его к/р деятельности мне ничего не было известно. В 1938 г. из поступившего в НКВД заявления мне стало известно о том, что он примыкал к троцкистской к/р банде, о чем якобы скрывает. Все заявления, имевшиеся на Жуковского, мною по указанию Ежова были направлены ШКИРЯТОВУ в КПК. В сентябре 1938 г. он был откомандирован из НКВД в Наркомтяжпром, Жуковский был очень встревожен этим и несколько раз спрашивал меня не знаю ли я причин его откомандирования. Я ответил, что причины мне неизвестны, вероятно, в связи с его прошлой троцкистской к/р деятельностью. По служебной линии был с ним связан, так как все постановления правительства, касающиеся его, как зам. наркома и вообще переписка по НКВД, проходила через меня и я следил за ее исполнением. О его практической к/р деятельности мне ничего неизвестно и по этому вопросу ничего сказать не могу».