Лубянская империя НКВД. 1937–1939 - Жуковский Владимир Семенович. Страница 48

Основные установки, полученные от ЯГОДЫ, сводились к тому, чтобы сохранить от разгрома основные кадры право-троцкистского подполья, отводить от них оперативный удар органов. В этом направлении он Минаев и проводил вражескую работу. Сам лично занимался вербовкой новых членов а/с организации…

В судебном заседании МИНАЕВ виновным себя признал и показания данные им на предварительном следствии подтвердил.

Решением Военной Коллегии Верховного суда СССР от 25 февраля 1939 г. МИНАЕВ приговорен к ВМН». Не реабилитирован.

Теперь о Жуковском. Выше мы уже цитировали показания Минаева по поводу нечеткости и беспорядков в работе аппарата Лубянки. На этом цитирование показаний было прервано. Продолжим его.

Тема организационных дефектов обретает неожиданный поворот. Оказывается, «…дело, конечно, не в нечеткости, а в том, что по-прежнему, как и при Дейче, не допускали разоблачения своих людей.

ВОПРОС: — Вы располагаете такими фактами?

ОТВЕТ: — Да, располагаю. Так, например, в 3 отделе ГУГБ на б. зам. наркома Жуковского были показания о том, что он еще на работе в Берлине, возглавлял троцкистскую группу в торгпредстве, финансировав ее, а затем по возвращении в Советский Союз продолжал свою троцкистскую работу.

При очередном приеме меня Фриновским, в начале 1938 г., я доложил ему все материалы на Жуковского. Он при мне их прочел и сказал: «Хорошо, оставьте у меня, я доложу Николаю Ивановичу».

ВОПРОС: — Известна ли вам дальнейшая судьба этих материалов на Жуковского?

ОТВЕТ: — Они ко мне больше не возвращались.

ВОПРОС: — Вы напоминали Фриновскому о материалах на Жуковского?

ОТВЕТ: —Да, через несколько дней я спросил Фриновского, как с материалами на Жуковского. Он мне ответил: «еще не доложено». Еще раз я спрашивал Фриновс-кого об этом, но снова получил ответ: «еще не решили», после чего мы больше к этому вопросу не возвращались».

Допрашивали Макаров и Шварцман.

НИКОЛАЕВ-ЖУРИД. Николаев, бывший прапорщик, «примкнул» к группе Евдокимова, как и Минаев-Цикановский, работая в органах на Украине, и также дослужился до комиссара гб 3 ранга.

«Справка

по архивно-следственному делу № 975179 по обвинению

НИКОЛАЕВА-ЖУРИДА Николая Галактионовича, 1897 года рождения, урож. г. Конотоп, УССР, русского, гражданина СССР, беспартийного, до ареста нач. 3 отд. ГУГБ НКВД СССР».

(Напомним: «беспартийного», — имеется в виду, что таковым он стал с момента ареста. На самом деле дата вступления в КП — 1920 г.)

«25 октября 1938 г. НКВД СССР НИКОЛАЕВ-ЖУРИД был арестован как участник а/с организации. НИКОЛАЕВУ предъявлено обвинение в том, что он, будучи начальником 3 отд. НКВД, являлся участником антисоветской заговорщической организации НКВД и занимался шпионской деятельностью против СССР в пользу разведок иностранных государств.

На предварительном следствии Николаев-Журид признал себя виновным в предъявленном ему обвинении и показал, что он в 1918 г. был завербован офицером германской разведки ФАЛЬК, являлся агентом польской разведки с 1923 г. и французской — с 1926 года».

Вот так размах. Трижды шпион! Почти догнал Ежова, который, «как известно», обслуживал четыре иностранные разведки. Предшественник Ежова Ягода, обвиняемый на судебном процессе 1938 г., на вопрос о шпионаже метко ответил прокурору из прокуроров Вышинскому: «Нет, в этом я не признаю себя виновным. Если бы я был шпионом, то уверяю вас, что десятки государств вынуждены были бы распустить свои разведки»²⁰.

Очень резонно. У Николая Ивановича было не меньше оснований повторить эти слова.

«Решением Военной, коллегии Верховного суда СССР от 3 февраля, 1940 г. Николаев-Журид Н.Г. приговорен к ВМН.

Николаев-Журид на предварительном следствии при допросе 30–31 октября 1938 г. заявил, что он давал по требованию немецкой разведки сведения о личном составе аппарата НКВД с характеристикой и указанием всего того, что он о них знал. В числе лиц, о которых он сообщил немецкой разведке, значится зам. наркомвнудел — ЖУКОВСКИЙ.

На допросе 20–21 апреля 1939 г., показывая о созданной в то время провокации об отравлении ЕЖОВА, заявил, что провокация была создана в интересах заговорщической организации, на поставленный вопрос — «для чего» — ответил:

«…Во-первых, для того, чтобы прикрыть роль ЕЖОВА как руководителя заговорщической организации и создать ореол в массах вокруг него и, во-вторых, для того, чтобы завуалировать шпионско-террористическую работу, которую проводили в органах НКВД под руководством ЕЖОВА активные участники заговорщической организации ФРИНОВСКИЙ, КУРСКИЙ, ЖУКОВСКИЙ, КАРУЦКИЙ, я — НИКОЛАЕВ и др…»

По поводу «провокации об отравлении Ежова» поясним, что это отравление (ртутное) инкриминировалось, вместе с прочим, Ягоде на упомянутом процессе. А когда пришел мрачный черед Ежова, то выяснилось, что химический теракт был фальсифицирован им и Николаевым³⁴. Последний в обивку мягкой мебели кабинета Ежова втер ртуть и дал на анализ. Таким образом, на протяжении пары лет одна фальсификация эффективно сработала дважды — сначала против Ягоды, а затем и против Ежова с Николаевым. (Свое участие в фальсификации ртутного отравления Ежов на суде категорически отрицал: «Спрашивается, кто же пойдет на то, чтобы в карьеристских целях, за счет своего здоровья, станет поднимать свой авторитет. Все это ложь».³⁵)

Давая показания об отце, Николаев говорит, что с ним у него «была прямая антисоветская, шпионская связь.

С Жуковским я познакомился, когда он был еще начальником АХУ НКВД; я часто у него бывал по различным вопросам. У нас установились хорошие отношения, Жуковский охотно и внимательно выполнял целый ряд моих личных просьб к нему по хозяйственным и бытовым вопросам».

Об этом знакомстве говорится и в показаниях отца, однако в несколько ином свете.

«Надо сказать, что из начальников отделов ГУГБ чаще всего бывал у меня начальник 5 отдела Николаев и его заместитель Агас. И Николаев, и Агас особо интересовались своими материальными делами и так как это дело находилось в моих руках, то они, в особенности Николаев еще в бытность его начальником второго отдела, часто бывал у меня по таким делам, требуя то лучшую дачу, то помещения жены в особо хороший санаторий, то предоставления лучшей машины и т. д.».

И снова Николаев:

«Совершенно неожиданно для меня (это было летом 1938 г.) Жуковский заговорил со мной на открыто антисоветские темы. Основной смысл его разговоров был таков; — внутреннее и внешнее положение нашей страны катастрофическое, в результате гибельной политики руководства партии. В партии положение ужасное. Идут массовые нескончаемые аресты. И все это перед войной с сильным врагом, которая приведет и не может не привести к поражению Советской власти. При таком положении каждый из нас, говорил Жуковский, должен определить себя, свое место и линию.

Я был поражен. Зная роль и место Жуковского в Наркомате, зная, что он вместе с Цесарским, Шапиро, Литвиным пришел в Народный Комиссариат с определенными задачами, — я и мысли никогда не допускал, думая о нем, что он может быть человеком антисоветским. Я считал Жуковского твердым, стойким большевиком.

Мне даже приходила мысль, — не проверяет, не испытывает ли меня Жуковский? Я в тот раз замял разговор и ничего не ответил Жуковскому».

Спустя некоторое время «Жуковский сказал мне, что он знает о моем участии в организации, возглавляемой Евдокимовым, знает о том, что мои взгляды и дела по существу такие же антисоветские, как и его, Жуковского. Жуковский мне прямо предложил установить с ним антисоветскую связь…

Я дал согласие Жуковскому на установление с ним антисоветской связи».

И наконец совсем круто:

<<Я навсегда дал согласие Жуковскому. С тех пор я и поддерживал с ним шпионскую связь».