А у нас на Венере. Фантастическая повесть - Червяков Александр. Страница 20

Потом часть рабочих занялась монтажом оборудования внутри оболочки – ну, там, водосборные ёмкости, реактор, трансформаторные установки; другая оклеивала поверхность несущего баллона солнечными батареями; а наша бригада начала, наконец, строить нижнюю, жилую часть станции. Видели когда-нибудь, как осы на Земле строят свои гнёзда?

Васька руку вскидывает и отвечает:

– Нам на уроке показывали учебный фильм. Осы прикрепляют к потолку такую как бы ножку, а потом от этой ножки лепят соты, образуя будто «этаж». Потом они тянут эту ножку вниз, и начинают возводить следующий этаж, и так дальше, сверху вниз. А потом закрывают все этажи защитной оболочкой…

– Молодец! Вот почти точно так же мы и возводили нижние надстройки. От наших жилых помещений мы сперва тянули, секцию за секцией, вспомогательные тоннели. Затем по этим тоннелям прокладывали трубы и кабели, тащили строительные материалы – и так строили уже постоянные переходы и каюты. Надёжные, прочные, с двойной изоляцией. Когда этаж был полностью готов, мы спускались ниже, и начинали возводить следующий. В общем, – смеётся – почти как те самые осы.

Я говорю:

– Вы, получается, на станции с самого-самого начала живёте. Значит, вы всё-всё про нее знаете и были в каждом её уголке, ведь правда?

Дедушка и говорит:

– Я, брат, живу на станции с самого-самого начала, верно подметил. Только вот по поводу «всё-всё» и «везде был» – это ты загнул. Станция строилась несколько десятков лет, обрастала всё новыми и новыми палубами. Самой последней монтировалась нижняя смотровая площадка… И нет ни одного человека, который посетил бы на станции все её уголки. Общая длина её помещений, переходов и коридоров – свыше пяти тысяч километров, так-то!

Васька глаза раскрыл широко-широко:

– Но так не может быть! Сама станция в поперечнике – пять километров, это у нас даже дошкольники знают! Как же может быть, что у неё внутри помещений на пять тысяч километров? Враки это!

Наш экскурсовод на Ваську так внимательно глядит.

– Вот в тебе, мальчик, сколько роста, ну-ка скажи?

Васька отвечает:

– Ну… Метр тридцать восемь, наверное…

Ой, заливает. В нём всего метр тридцать четыре, я точно знаю. Василий Васильевич продолжает:

– А ты знаешь, что у тебя внутри есть тонкие такие трубочки, кровеносные сосуды называются?

– Знаю, мы по естествознанию проходили.

– А ты знаешь, на какую длину можно было бы протянуть твои кровеносные сосуды, если соединить их все вместе?

Васька только головой помотал.

– На 100 000 километров, вот на сколько! Не верите – спросите у своей учительницы. Вот и станция так же – несущий баллон в поперечнике пять километров, а помещений на пять тысяч, а то и больше. Точно никто не знает. Сейчас почти все в нижней части станции живут и работают, верхние уровни, те, которые самые старые, прямо под баллоном, практически пустые. Там даже не все вспомогательные тоннели успели демонтировать – то времени не хватало, то рабочих рук. Сейчас никто туда и не ходит.

Тут я и вспомнил про легенду. Снова руку тяну:

– Василий Васильевич, а правда, что здесь наверху в тоннелях живёт привидение – Станционный Смотритель?

Полина Алексеевна вмешивается:

– Ты, Романов, прекращай глупости спрашивать. «Станционный Смотритель» – это такой рассказ у Александра Сергеевича Пушкина, очень грустный и печальный. Вы его в старшей группе проходить будете. А никаких привидений на станции нет.

А Василий Васильевич так сказал:

– Слышал я эту байку, долго смеялся. Сам я эти коридоры и тоннели строил, своими руками, и никаких привидений там не видел. Как вы там говорите, «враки»? Вот оно враки и есть.

Тут Полина Алексеевна и говорит:

– Большое вам спасибо, Василий Васильевич, за интересную беседу. Вам понравилось, ребята?

Мы дружно говорим «даааа!». Кстати, честно, и в самом деле дедушка интересные штуки рассказывал. Только вот про Станционного Смотрителя, думаю, всё-таки он что-то скрывает. Когда строили станцию, никаких привидений он не видел – это понятно. Но потом-то вдруг и вправду что-то такое загадочное на верхних уровнях завелось, раз там никто не живёт? Хотел я этот вопрос Василий Васильичу задать, а Пол-лексеевна уже нам в ладоши хлопает, руками машет:

– Так, ребята, собираемся, держимся за руки, не расходимся, идём спускаемся вниз, к турболифту, и дружненько отправляемся все домой!

Вообще говоря, я совсем не хотел никуда убегать. И Сенька тоже. Оно как-то само по себе получилось. Спустились мы всей группой по лесенке, прошли по коридору, потом снова по лестницам стали спускаться, потом до площадки турболифта добрались. Ждём, потом зашли в кабину, поехали вниз. Как приехали – выходим, тут в другой турболифт нам пересаживаться надо. Полина Алексеевна и Алёнкина мама вдвоём нас всех подгоняют:

– Дети, дети, не теряемся, нам всем сюда, во вторую кабину! Быстренько, быстренько!

А тут еще один лифт на площадке открывается, оттуда вываливается куча народу. Яйцеголовые в основном и техники. И куда-то торопятся, ломанулись всей толпой. А мы с Сенькой чуть-чуть отстали от своих, вот нас эти взрослые дядьки и оттеснили. Как прошли они – кабина уже закрылась и турболифт уехал.

Нам, конечно, надо было что сделать? Постоять на площадке минут десять и дождаться, когда турболифт обратно придёт. Садиться туда и своих догонять. Только тут гляжу – опять турболифт сверху приезжает, ну, в котором мы к оболочке поднимались. И ноги меня как будто сами собой туда понесли. Я им как будто бы в голове говорю: «вы чего? вы куда?». А они не слушаются. И смотрю – уже в турболифте вверх еду. И Сенька со мной.

– Рома, мы ведь просто чуть-чуть посмотрим, и всё, правда? – спрашивает. – А то ведь нам только баллон изнутри показали, а остальное мы не видели.

Я киваю:

– Мы только одним глазком, и сразу назад. Никто и не заметит ничего.

Выходим из лифта, пусто на площадке. Свернули наугад в коридор налево, глядим – двери по сторонам, только старинные, ну, которые руками на себя открывать надо. Прошли дальше то ли до третьей, то ли до четвёртой такой двери, переглянулись, на ручку нажали, потянули, дверь открылась. Заходим внутрь.

Внутри – ничего особенного, просто ещё один коридор. А от него повороты через каждые метров 10. Сунулись в один поворот – там большая комната, внутри какая-то машина круглая стоит, гудит громко, а вокруг неё сетка, чтобы подойти близко было нельзя. Сунулись в другой поворот – там такая же комната. Пока ничего интересного, дальше идём. Сенька говорит:

– Ром, а как ты думаешь, призрак Станционного Смотрителя – он же в этих тоннелях где-то живёт, правда?

– А где же ему ещё жить? – отвечаю. – Самое для призрака место. Тоннели и машины непонятные, а людей нет.

– А мы здесь не заблудимся? – спрашивает.

– Ни за что! – говорю. – Видишь, вдоль стены труба идёт из синего пластика?

– Вижу. А что это за труба?

– Раз синяя – значит водовод, вода по такой трубе в помещения подаётся, понимаешь? А где вода – там и люди. Мы по ней враз обратно к лифту выйдем.

Идём дальше. Долго, наверное, идём. Чувствую, воздух какой-то не такой вокруг. Сильно теплее, чем я привык. Ламп под потолком уже нет, только светодиодики горят по стенам метрах в трёх друг от друга. Полумрак. Неудобно как-то мне стало внутри, и мурашки по спине.

– Давай-ка, – говорю, – разворачиваться назад. Хорош, насмотрелись.

И тут вдруг что-то как затрещит, зарычит, завоет! Я в жизни такого жуткого рёва не слышал – громкий, аж ушам больно, и низкий, даже в животе у меня что-то затряслось. Никогда ещё мне так страшно не было. Схватились мы с Сенькой за руки, завопили, и побежали не разбирая дороги. Бежим, кричим, как будто за нами сам Станционный Смотритель по пятам гонится. Нырнули в какой-то узкий проход слева, руки расцепили, несёмся друг за дружкой, я впереди. Наконец, чувствую, сил у меня уже нет бежать. Остановился, Сенька сзади в меня врезался. Коридор полутёмный, потолок низкий, трубы вдоль стен. Жарко, душно.