Подводная лодка - Буххайм Лотар-Гюнтер. Страница 29

Наш кильватерный след светился фосфоресцирующим светом. Ночное небо было полотнищем черной материи, украшенной алмазами. Все звезды были отчетливо видны. Луна была полной, но тусклой. Её свет был бледным, выбеленным и отдавал зеленью. Видимость над поверхностью воды была очень скверной.

Несколько облаков проплыло через диск луны. Я едва мог отличить море от неба. Что это за тени были над горизонтом? Должен ли я доложить о них или же мне ждать и смотреть? Возможно, эти тени — обыкновенные облака? Казалось, что они появляются и исчезают. Я прищурил глаза и уставился на них, пока они не поблекли, пока я не убедился окончательно: ничего, вообще никаких теней.

Я сильно фыркнул, чтобы прочистить нос от влаги. Многие наблюдающие обнаруживали присутствие конвоя в темноте по запаху — уловили слабый запах дыма из трубы или топлива, вытекающего из поврежденного транспорта.

«Темно, как у негра подмышкой», — раздраженно произнес второй помощник. «На нас могли бы наскочить в такой темноте и мы бы ни за что не узнали, с кем мы столкнулись».

Высматривать огни было бессмысленно. Британцы были очень осторожны и тщательны в светомаскировке. Даже огонек сигареты мог означать их гибель.

Казалось, что цейссовский бинокль весит целую тонну. Мои руки постепенно ослабевали, а бицепсы начали болеть. Все та же процедура, повторяемая бесконечное число раз: на мгновение опустить бинокль на его ремешке, вытянуть свои руки, поболтать ими, как будто бы они были свободно прикреплены к твоему телу, затем снова поднять их вверх с тяжелым биноклем, прижимая брови к резиновым колпачкам вокруг окуляров, поддерживая инструмент кончиками пальцев, чтобы ослабить вибрацию корпуса. Прочесать небо и море, тщательно просмотреть горизонт миллиметр за миллиметром. Затем опустить бинокль и осмотреть весь сектор, включая небо. В заключение снова со скоростью улитки просмотреть горизонт слева направо.

Минуты медленно тянулись. Я все больше и больше чувствовал соблазн дать своим векам опуститься и поддаться движению лодки, насладиться её мягкими подъемами и падениями, позволить убаюкать себя.

Я подавил желание спросить второго помощника, сколько времени сейчас. На востоке появился след розоватого света. Черно-синие облака висели низко над горизонтом. Прошло некоторое время, прежде чем свет за ними пробрался выше и превратил их края в языки пламени. Передняя часть подлодки стала различима, как темная масса.

Прошло еще сколько-то времени. Небо посветлело достаточно, чтобы разглядеть отдельные планки на носовой палубе. Постепенно лица моих троих товарищей приобрели свои очертания. Они выглядели серыми от усталости.

Кто-то вышел на палубу облегчиться. Он повернулся к подветренной стороне и выдал струю через леера консерватории. Я услышал, как струя бьет о корпус, как фонтан и почувствовал запах мочи.

Снова голос снизу: «Прошу добро на мостик!» Очередь неясных фигур появилась одна за другой, чтобы вдохнуть глоток свежего воздуха и помочиться. Я чувствовал теперь сигаретный дым и слышал обрывки разговоров.

«О Боже, теперь легче. А еще пара минут, и мне пришлось бы завязать конец морским узлом».

Через некоторое время второй помощник сделал обычный доклад. На мостике появился Командир. Он материализовался очень тихо. Я мельком увидел его лицо в красном свете сигареты, затем призвал себя к порядку: никаких посторонних интересов, никакого отвлечения, не смотреть никуда, кроме как в назначенный мне сектор наблюдения. Моя единственная задача была: вглядываться и снова вглядываться.

«Торпедные аппараты с 1 по 4, открыть носовые крышки!»

Так что Старик собирался провести еще одну тренировку по торпедной стрельбе. Не поворачивая головы, я слышал, как старший помощник докладывал наши курсовые углы. Затем поступил доклад снизу: «Носовые крышки с 1 по 4 открыты». Старший помощник продолжал произносить свои монотонные заклинания. От Командира не было больше ни единого слова.

Горизонт становился все более различимым. Красный пожар сиял в разрыве между морем и багровым краем облака. Солнце поднялось выше. Огненные змеи света уже расползались по морю. Я только мельком взглянул на солнце и на цвет неба, потому что свет мог быть как будто специально создан для атаки неприятельского самолета. Он был уже достаточно ярким для них, чтобы они могли опознать подводную лодку по её пенному кильватерному следу, но недостаточно ярким для нас, чтобы разглядеть их быстро на фоне неба.

Печально известные морские чайки! Они действовали на нервы больше, чем что-либо еще. Одному Богу известно, сколько срочных погружений на их совести. Я был благодарен судьбе, что мне не достался сектор наблюдения навстречу восходящему солнцу.

Старший помощник продолжал выдавать приказы. «Торпедные аппараты с 1 по 4 готовы. Приготовиться к залпу аппаратам с 1 по 4, дистанция безопасности четыре-ноль-ноль, интервал восемь секунд. Курс?»

«Курс ноль-девять-ноль», — послышался голос снизу.

Море уже полностью проснулось. Короткие волны искрились в свете дня. Наш корпус блестел. Небо превратилось в оранжевое, затем в быстрой последовательности в желтое и бледно-зеленое. Синеватая дымка из наших выхлопных труб казалось сливается с розовыми тюлевыми облаками далеко по корме. Когда мой сосед повернулся ко мне, я увидел, что солнечный свет окрасил его щеки кармином.

Внезапно я увидел какие-то черные точки в волнах. Они появлялись и исчезали, появлялись и исчезали. Наблюдающий по корме с левого борта тоже увидел их.

«Дельфины!»

Они приблизились, как норовистые торпеды, по очереди взрезая водную поверхность. Один дельфин из стаи должно быть заметил нас, потому что они все направились на подлодку как по команде. Очень скоро по обоим бортам были целые дюжины дельфинов. Мелькание бледно-серого брюха, и затем перпендикулярные спинные плавники прорезывали воду, как нос судна. Без усилий они держали нашу скорость. Этим созданиям для плавания было достаточно нескольких изгибов грациозного тела. Чтобы оторваться от этого зрелища и сконцентрироваться на своем секторе, мне пришлось сделать сознательное усилие.

Короткие порывы ветра коснулись волн. Небо постепенно закрылось облаками, пока свет, казалось, не стал профильтровываться сквозь огромный лист молочного стекла. Наши лица скоро покрылись каплями брызг и движения подлодки стали более выраженными.

Дельфины неожиданно ушли в сторону.

***

Сменившись с вахты, я чувствовал, что мои глаза как будто выскользнули из глазниц и висели на стебельках. Двигать затекшими конечностями было настоящей мукой, когда я выбирался из моих мокрых одежд и устало шел спать.

Старшинская кают-компания была слишком теплой. Через несколько минут пот выступил у меня на лбу. Я сбросил одеяла. Свет упал на мое лицо через щель между занавеской и перегородкой. Тихая морось музыки доносилась из громкоговорителей, которые были приглушены. Из-за борта доносились беспрестанное шипение и гул моря, обтекавшего борта лодки. Иногда оно превращалось в скребущий звук, иногда в стоны, смешанные со шлепками и ударами. Корпус лодки иногда вел себя как легкая кожа барабана, иногда как пустая жестянка. Голоса в центральном посту казались бесконечно далекими.

***

Прошел еще час, прежде чем третья вахта спустилась вниз. В тысячный раз я уставился на шершавую поверхность фанерной панели возле моей койки.

Затем я резким движением поднялся, когда прозвучал сигнал тревоги.

Ошеломленный, я выскочил из койки еще прежде, чем мой мозг начал работать. На вахте был мичман — что могло случиться?

Я начал натягивать свои башмаки, все еще пошатываясь. Старшинская кают-компания наполнилась быстрыми движениями. Из голубой дымки, тянувшейся из камбуза, показалось лицо машиниста. С нарочитым равнодушием он спросил: «В чем дело?»

Никто не знал. Подлодка все еще была на ровном киле. Я раздумывал, что бы это могло означать. Наше горизонтальное положение казалось не сочетается с сигналом тревоги.