Подводная лодка - Буххайм Лотар-Гюнтер. Страница 95

Старшина машинного отделения Франц отсутствовал в старшинской столовой, хотя он не должен был в это время быть на вахте. Он держался ото всех подальше после своего надлома, возможно слишком пристыженный, чтобы покинуть машинное отделение.

Я выбрался из гальюна и увидел ждущего снаружи второго помощника. Он выглядел как состарившийся гном со своим сморщенным и измятым лицом младенца. Быть может, за ночь его щетина стала темнее? Я тупо уставился на него, пока не понял, что его лицо было настолько бледным, что клочковатая щетина выглядела темнее обычного.

Когда второй помощник появился снова, он спросил у дневального кофе.

«Лучше выпей фруктового сока», — вмешался я.

Дневальный остановился в замешательстве. Второй помощник, свалившийся в уголок, не произнес ничего.

«Фруктовый сок», — решил я. «И для меня тоже, пожалуйста».

Короткий сон пойдет нам обоим на пользу, так что кофе ни к чему.

Я как раз пробовал вытянуться, когда вошел Командир.

Дневальный вернулся с банкой сока и двумя кружками.

«Принеси мне крепкого кофе и пару бутербродов», — сказал Командир, «и поживее».

Дневальный вернулся очень скоро. Должно быть, у Каттера уже были готовые бутерброды.

Командир жевал, делал паузу, жевал снова, уставясь в пространство. Молчание становилось тягостным.

«Еще три потоплено», — произнес он. В его голосе не было триумфа. Если что и было в его голосе, так это угрюмость и раздражение.

«Нас тоже, господин Командир, чуть было не…» — сболтнул я.

«Чепуха», — отмахнулся он и продолжал смотреть в пространство. «По крайне мере мы бы прихватили с собой внушительный гроб. Мы прямо как морские улитки — всегда есть место, где свернуться в клубок».

Банальное сравнение похоже развеселило его. «Прямо как морские улитки», — повторял он, кивая сам себе и устало ухмыляясь.

Так вот как все это выглядело. Противник: линия темных силуэтов на горизонте. Атака: лодка даже не пошатнется, когда торпеды покидают аппараты. Контратака: смертельный салют барабанов. Сначала лихорадка преследования, затем звуки тонущих судов, затем часы мучительной пытки, и затем, когда мы всплыли, пылающий танкер. Четыре попадания из пяти, но никакого ликования.

Похоже было, что Командир вышел из полутранса. Он наклонился вперед и крикнул в проход:

«Время?»

«07:50, господин Командир».

«Мичман!»

Крихбаум тотчас же появился из центрального поста.

«Есть шанс нагнать их?»

«Я сомневаюсь в этом, господин Командир — если только…» Мичман помедлил и начал заново: «Если только они не изменили свой курс радикально».

«Что вряд ли».

Командир последовал за Крихбаумом в центральный пост. Я слышал обрывки диалога и размышления Командира вслух. «Мы погрузились в 22:35 — скажем, в 23:00. Сейчас 07:50, так что мы потеряли добрых восемь часов. Скорость конвоя? Около восьми узлов. Что означает, что нам нужно несколько часов, чтобы догнать их. Все это топливо…»

Он все еще не положил нас на обратный курс.

В центральном посту появился Стармех. Он не говорил ничего, но вся его поза выражала вопрос: «Когда мы повернем назад?»

***

Несмотря на все свое изнурение, я не мог спать. Я чувствовал себя так, будто наглотался бодрящих таблеток. Затяжное возбуждение сделало меня беспокойным. В старшинской столовой никого не было, но из носового отсека доносились звуки, где похоже разворачивалось нерешительное празднование победы. Я уставился в полутьму и разглядел кружок фигур на настиле палубе, который был теперь опущен. Вялое пение приветствовало меня:

«Когда я шел через лес,
Я встретил большую толстую мамочку.
Я трахнул даму на месте
И сунул ей полдоллара.
Хор:
И холмы звенели всю ночь
От ее восторженных воплей.
От ее восторженных во-о-плей!

Ну и хорошо, пусть издают трели — они-то ничего не видели.

Если бы им не сказали, что источником пронзительных, скрежещущих звуков были разрывающиеся от напора воды борта тонущих судов — наших жертв — то приглушенная какофония под поверхностью воды ничего бы для них не значила.

***

Это была вахта мичмана. Зарево ослабло, но все еще было ясно видимо. Волнение усилилось. Неожиданно Крихбаум закричал и указал в темноту впереди нас. Командир оказался на мостике через считанные секунды после его сообщения.

Я увидел спасательный плот с кучкой людей на нем.

«Мегафон», — приказал Командир. «Подойти ближе к ним». Он наклонился над ограждением мостика и прокричал: «Как называлось ваше судно?»

Сбившиеся в кучу люди ответили тотчас же, как будто старание могло помочь им получить руку помощи.

«Arthur Allee!»

Командир проворчал: «Вот и хорошо, что мы теперь знаем».

Один из спасшихся попытался взобраться на наш корпус, но мы уже снова были на ходу. На мгновение человек завис между нами и плотом. Затем он отцепился и упал в наш кильватерный след. Зубы — я поймал взглядом только их, да и то мельком, даже не разглядел белков его глаз.

Меньше чем через пятнадцать минут в бледной темноте появилось странное мерцание огней — маленькие точки света, как светлячки. Когда мы подошли ближе, они превратились в пляшущие лампочки. Еще спасшиеся, висящие на воде в своих спасательных жилетах. Я ясно видел, как они поднимали свои руки, возможно — чтобы привлечь наше внимание. Возможно, что они и кричали, ни ничего нельзя было услышать из их криков, потому что ветер относил их крики в сторону.

С гранитным лицом Командир уменьшил скорость и отдал несколько команд на руль, что должно было удержать нас на безопасной дистанции от дрейфующих фигур. Наша носовая волна все еще была достаточно большой, чтобы приподнять двоих или троих из них и оставить их барахтаться. Действительно ли они махали руками? Я не мог точно решить, так ли это. Это могло быть последним беспомощным жестом сопротивления врагу, который отправил их в хищные тиски глубины.

Мы стояли напряженные и безмолвные, терзаясь страшным пониманием того, что фигурами в море могли быть и мы. Что станет с ними? Они выжили после попадания наших торпед, но каковы были их шансы? Насколько холодна вода в декабре? Сколько времени они уже дрейфуют? Трудно было в это поверить, но замыкающая конвой группа кораблей охранения должна была миновать место потопления уже много часов назад.

Командир стоял неподвижно. Моряк, неспособный помочь собратьям морякам в опасности, потому что директива Командующего запрещала спасение выживших. Единственное исключение: сбитый летчик. Как потенциальный источник военной информации для разведки, летчик считался достойным спасения.

Я все еще мог разглядеть блуждающие огоньки маленьких лампочек по корме. «Лево руля пять», — приказал Командир. «Это были военные моряки. Возможно, с корвета».

Второй помощник появился на палубе. «Выглядит как извержение вулкана», — пробормотал он, имея в виду зарево. Огоньки ламп пропали.

Неожиданная вспышка осветила небо. Через несколько секунд звук взрыва прокатился по воде, как эхо отдаленной грозы, затем другой. Рулевой выкрикнул: «От гидроакустика на мостик — разрывы глубинных бомб на пеленге два-шесть-ноль градусов».

Бесцветная заря поднялась над горизонтом. Зарево постепенно побледнело.

***

Усталость опустилась на меня, как свинцовое одеяло. Я был снова в кают-компании, когда мостик доложил о горящем судне впереди нас. Было 09:00. Ничего не оставалось — пришлось волоком тащить себя на палубу.

«Оно было торпедировано», — сказал Командир. «Должно быть, отставшее судно, возможно из другого конвоя. Нам лучше прикончить его, я так думаю».

Он поднял свой бинокль. Обращаясь к Крихбауму, проговорил из-под одетых в кожаные краги рук: «Сначала мы пройдем вперед него. Оно не может иметь большого хода — пять узлов, кажется. Рулевой, руль лево двадцать». Завеса дыма становилась все больше и перешла на правый борт. Мачты и надстройка теперь были видимы, но они были окутаны дымом.