Поэт - Коннелли Майкл. Страница 104

Я опять стоял на балконе, пытаясь размышлять и стараясь делать выводы. Я ждал, когда же позвонит Бледшоу. Сообщение, пришедшее во время моего разговора с Рейчел, исходило от Дана. Судя по тексту, пока он вне офиса, но выйдет на связь позднее.

Я смотрел на «ковбоя Мальборо», на его прищуренные глаза и твердый подбородок, неподвластный времени. Он всегда оставался одним из моих любимых героев, даже иконой, несмотря на поверхностность образа, годного лишь для рекламы.

Помню, за обедом я обычно сидел по правую руку от отца. Отец вечно курил, стряхивая пепел в стоявшую около его тарелки пепельницу. Наверное, я курю из-за этого.

Отец напоминал мне «ковбоя Мальборо». По крайней мере так я думал, став взрослым.

Я вернулся в комнату. Решившись позвонить домой, набрал номер матери. Она ответила сразу. Тут же начались театральные расспросы, в порядке ли я и почему не звонил... В конце концов, когда я успокоил ее и убедил, что все в полном порядке, попросил позвать к телефону отца. Мы не разговаривали с самых похорон Шона. Если разговаривали вообще.

— Пап?

— Сын. Ты уверен, что хорошо себя чувствуешь?

— Отлично. Как ты сам?

— Более-менее. Беспокоились, а так — нормально.

— Ладно вам. Все отлично.

— Это ужасно, да?

— Ты про Гладдена? Да уж.

— У нас гостит Райли. Приехала ненадолго.

— Хорошо, папа.

— Хочешь с ней поговорить?

— Нет, я хочу поговорить с тобой.

Наступило вынужденное молчание. По-моему, он сильно нервничал.

— Ты в Лос-Анджелесе?

Он сказал это слово с отчетливым «дже».

— Да, почти два дня. Я звоню потому, что хочу сказать... я много думал и хочу попросить прощения.

— За что, сын?

— Не знаю за что. За все. За Сару, Шона... ты ведь понимаешь... — Я издал то ли смешок, то ли кашель, маскируя неловкость. — Прошу, простите меня за все.

— Джек, с тобой все точно в порядке?

— Отлично.

— Тебе нет нужды извиняться.

— Да, но я прошу, простите меня.

— Ладно... Ты тоже прости нас. Извини меня.

Я немного помолчал, как бы подводя черту.

— Спасибо, папа. Мне нужно идти. Передай маме до свидания, а Райли — мой привет.

— Хорошо, передам. Почему бы тебе не заехать на пару дней, когда вернешься?

— Заеду.

Я положил трубку и подумал: «Ковбой Мальборо».

Взглянув через раскрытую балконную дверь, я снова увидел глаза того парня с рекламного щита. Он смотрел прямо на меня, поверх перил.

Снова заныла рука. Разболелась и голова. Я узнал много такого, что просто не могло в ней поместиться. Пришлось проглотить еще одну таблетку.

Наконец Бледшоу позвонил, в пять тридцать. Его новости оказались нерадостными. Последнее звено, недостающий кусочек мозаики. Я тайно надеялся, что не услышу этого. Слушая, чувствовал, как кровь отхлынула из сердца. Теперь я остался один. И что самое ужасное, та, которую я так желал, не просто оставила меня одного. Она меня использовала и предавала так, что трудно даже представить.

— Вот что я накопал, дружище, — начал Бледшоу. — Держись за что-нибудь, чтобы не упасть.

— Выкладывай.

— Рейчел Уэллинг. Дочь Харви Уэллинга. Мы с ним ни разу не встречались. Я еще служил патрульным, а Харви Уэллинг был уже в чинах. Я поговорил с одним из бывших начальников. Тот рассказал, что Уэллинга называли Харви Сосиска. Такой тип, длинный и неуклюжий.

— Как он погиб?

— Перехожу к сути. Один приятель нашел дело в архиве. Все произошло девятнадцать лет назад. Забавно, а я так ничего и не вспомнил. Наверное, работал не поднимая головы. И вот теперь мне приносят это дело в таверну «Феллз пойнт». То есть папку. И главное, это ее отец, определенно. В папке есть даже имя. Она нашла его тело. Он застрелился. Выстрел в висок. Сочли самоубийством, хотя и не без странностей.

— Каких?

— Во-первых, не нашли записки. Во-вторых, на руках были перчатки. Самоубийство произошло зимой, однако стрелял он в помещении. Встал утром и тут же застрелился. Следователь отмечал в рапорте, что это весьма необычно.

— На перчатках нашли следы от выстрела?

— Да, их там нашли.

— Она, то есть Рейчел, находилась дома?

— Да. На следствии сказала, что спала наверху, в своей огромной кровати, и проснулась от выстрела. Сильно испугавшись, не спускалась вниз целый час. Потом сошла и обнаружила отца. Так сказано в деле.

— Что о матери?

— Мать с ними не жила. Бросила за несколько лет до этого случая. С тех пор Рейчел жила с отцом.

Мне тоже показались странными некоторые моменты. Сначала он упомянул о размерах кровати, да и последние слова тоже произнес как-то не так.

— Что такое, Дан? Ты рассказал мне не все.

— Джек, можно, я спрошу тебя кое о чем? У тебя что-то было с этой женщиной? Я же говорил, что видел по Си-эн-эн, как она...

— Слушай, у меня нет времени! Что ты недоговариваешь?

— Хорошо, хорошо. Еще в деле отмечалось, что кровать Уэллинга оказалась застеленной.

— Как это понимать?

— Его кровать оказалась застеленной. События выглядели примерно так: он встал утром, заправил кровать, оделся, как на работу, включая пальто и перчатки, а потом сел на стул и пустил пулю себе в висок. Или он сидел на стуле всю ночь, сделав это только утром.

Внутри возникли депрессия и липкая усталость. Со стула я сполз на пол, продолжая держать телефон возле уха.

— Тот, кто расследовал дело, давно на пенсии, однако никуда не переехал. Его зовут Мо Фридман. Мы с ним пересекались не раз. Я только начинал подниматься по службе, а Мо уже выходил в тираж. Хороший человек. Я сейчас говорил с ним по телефону. Живет в Поконосе. Спросил его об этом деле, ну, были еще какие-то улики или нет. Неофициально, разумеется.

— И что он ответил?

— Он сказал, что не стал копать потому, что Харви Сосиска получил именно то, что заслужил.

— А что он сказал о фактах?

— Он считает, что кровать оказалась застеленной потому, что ее не разбирали. Никто никогда не спал в той кровати. Отец спал с дочерью в другой, огромной кровати, и однажды девочка подвела черту. Больше он ничего подобного не видел и не слышал, ничего похожего на все недавние случаи. Мо уже семьдесят один год. Он решает кроссворды и не любит смотреть новости. И не знает, что та девочка стала агентом ФБР.

Говорить я уже не мог. Не мог и двигаться.

— Джек, куда ты пропал?

— Пора идти.

Секретарша из управления ФБР сообщила, что сегодня Бэкуса уже не будет.

Я попросил уточнить, где Бэкус. Возможно, он еще на месте. Минут пять в телефоне играла музыка — наверное, секретарь красила ногти или поправляла макияж. Вернувшись на линию, сказала, что Бэкус ушел, и посоветовала перезвонить утром.

Я и глазом не успел моргнуть, а она уже бросила трубку.

Бэкус — это ключ от всего. Придется найти его, рассказать то, что мне известно, и поиграть в игру, угодную специальному агенту. Я решил: если Бэкус покинул управление, то скорее всего он направился в тот мотель, на Уилкокс. В мотель хотелось попасть еще по одной причине: там я оставил машину.

Повесив на плечо сумку с компьютером, я направился к выходу. Открыв дверь, я замер на пороге. Передо мной стоял Бэкус с поднятой вверх, уже занесенной для стука рукой.

— Гладден вовсе не был Поэтом. Он убийца, да, но не Поэт. Могу доказать это.

Бэкус воспринял новость так, словно узнал, что мне подмигнул «ковбой Мальборо».

— Джек, знаешь что, сегодня ты весь день делал странные звонки. Сначала мне. Потом — в Квонтико. Я зашел, подумав: наверное, вчера доктора что-то упустили. И подумал, не заехать ли нам в...

— Послушай, Боб. Я не в обиде за такие мысли, и тем не менее пойми, я не мог рассказать сразу все. Теперь появилась ясность. Вполне очевидная. Могу все объяснить. Я как раз собирался идти искать тебя.