Между нами никаких секретов - С. Робин. Страница 36

— Меня не интересуют твои грехи и сомнения, — ответил мужчина, прежде чем осторожно открыть ей ладонь и положить на неё маленькое украшение.

Скарлетт снова посмотрела на кулон: это был маленький нефритовый ангел с распростёртыми крыльями, того же цвета, что и глаза, которые навсегда её околдовали.

— Этот ангел защитит тебя, — снова сказал ей старик. — Когда он тебе больше не понадобится, он сам тебя оставит, но до тех пор храни у себя. Он твой.

— Я…

— Прошу тебя. Не заставляй меня настаивать.

— Хорошо, — сдалась Скарлетт. — Позвольте мне хотя бы вам заплатить...

— Я же сказал. Это подарок. С Рождеством, Скарлетт.

— Откуда вы знаете моё имя?

Мужчина улыбнулся.

— Это магия, ты ещё не поняла?

Она молчала, не решаясь углубиться в таинственность, окружающую этого человека и место. Девушка только спросила его имя.

— Илия, — ответил он.

— С Рождеством вас, Илия.

Когда Скарлетт покинула маленькую лавку, она почувствовала такое облегчение, какого не случалось с ней уже несколько недель. Она сразу же надела кулон и продолжила путь по той же дороге, что и раньше, на этот раз вниз по склону. Рассказ старика произвёл на Скарлетт сильное впечатление, даже большее чем то, что западный человек жил в этой общине, так отличающейся от мира европейцев. Её не волновало, что, возможно, у доброго Илия не всё в порядке с головой, она в любом случае была ему благодарна за этот любезный и неожиданный дар.

Постепенно Скарлетт стала узнавать улицы, по которым шла, и, прежде чем покинуть китайский квартал, зашла в другую маленькую лавку, торгующую книгами и безделушками. Она купила чайную пару для Аманды, и маленький барабан для Кевина, а для себя купила памфлет китайских легенд. Ночью Скарлетт прочитала легенду о красной нити судьбы, которая рассказывает о том, как с рождения каждый человек несёт красную нить, привязанную к мизинцу левой руки. Эта нить неразрывно связывает его с родственной душой. Очень длинная, невидимая и нерушимая нить, которая соединяет двух людей, которые рано или поздно должны быть вместе навсегда.

Она заснула думая о Матиасе с нескрываемой улыбкой на губах.

* * *

Наступило 25 декабря, и Скарлетт с изумлением обнаружила, как Сан-Франциско побелел от снега. Событие очень редкое, в жизни она видела подобное лишь несколько раз. Это казалось ей почти чудом, и такая непорочная белизна вызвала у неё улыбку. Впервые с тех пор, как узнала о своей беременности, она нежно погладила свой, ещё плоский живот, а её мысли устремились к отцу ребенка.

Обиды к Матиасу Скарлетт больше не испытывала, и уже несколько дней вспоминала о нём с прежним томлением и тоской. Однако сегодня утром она испытала гораздо более сильный, чем обычно прилив боли и нежности. В этот день Матиас потерял любовь своей жизни и родителей; это был день, когда появилась на свет его маленькая девочка. Скарлетт представляла его печальным и счастливым одновременно, и задавалась вопросом: что он делает в этот момент?

Она закрыла глаза, и ей показалось, что видит Матиаса: он улыбается своей маленькой девочке, перед небольшим именинным тортом. Ностальгия завуалировала его большие ясные глаза, от воспоминания о тех, кто больше не был с ними, чтобы вместе прожить этот момент. И Скарлетт заплакала.

Её фантазия полетела дальше, и она увидела себя, и свою ситуацию, как растит ребёнка одна. Потом Скарлетт заставила себя больше не думать об этом, по крайней мере, некоторое время, и решила отправиться на кладбище. Ей хотелось побыть с родителями и рассказать им о малыше. Она накинула красное пальто, то, что любила больше всего, натянула шерстяные перчатки и отправилась в путь.

* * *

Оксана дала Матиасу неделю свободы, а сама вернулась в Петербург по каким-то семейным делам, о которых он должен был оставаться в неведении. Подготовку к свадьбе они собирались начать по её возвращению.

Наступил день Рождества, и на этот раз Матиас был бесконечно благодарен судьбе за неожиданные дни свободы, которые проведёт в своём собственном доме.

Шёл снег, и малышка была очень взволнована праздником и днём рождения.

Глория приготовила блины и полила их малиновым сиропом, — девочка любила его больше всего. Женщина также украсила стол маленькими красными свечами и сладостями из марципана в форме различных рождественских символов. В качестве фоновой музыки она выбрала рождественские песни в исполнении детей. В общем, Глория старалась сделать всё идеально, в восторге от тех дней, которые они проведут вместе с Матиасом, решив сделать их особенными.

Матиас приехал накануне вечером, и она, несмотря на собственную радость, сразу поняла — что-то не так. У него было усталое худое лицо, а на шее красовались свежие царапины и синяки. Глория содрогнулась при мысли о том, как он их получил, но ничего не сказала. Она притворилась, что ничего не заметила, стараясь сделать возвращение Матиаса лёгким и нормальным как для него, так и для Элизабет, которая несколько дней ждала отца с волнением и опасением.

Девочке неделями рассказывали, что папа должен был уехать в командировку, и когда она увидела его, по инстинктивной реакции укрылась в объятиях Глории, пряча своё лицо в густых черных волосах женщины. Потребовалось несколько минут, прежде чем Элизабет набралась смелости и согласилась на приближение отца.

Однако, когда малышка снова оказалась на руках у отца, всё вернулось, как прежде, и, возможно, даже лучше. Элизабет не переставая задавала Матиасу вопросы, искала его взгляд, целовала и крепко прижималась, словно боялась увидеть как он опять исчезает.

Ужин прошёл весело, за ним последовали игры и обнимашки, и в итоге отец и дочь уснули вместе за просмотром мультфильма, лёжа на огромной кровати.

Глория застала их спящими в обнимку, и у неё не хватило духа разбудить и разлучить отца с малышкой. Она укрыла их одеялом, а затем отправилась спать в свою комнату. Такими она обнаружила их и утром: лежащими близко-близко, в нежных объятиях друг друга.

Этим утром, впервые за три года Матиас не подумал сразу о том, что наступила годовщина смерти самых близких для него людей, а о том, как он счастлив находиться рядом с дочерью.

Именно она разбудила его возбужденными криками и своим пронзительным детским голоском.

— Папа! Папа! Смотри! Снег! — Он слышал, как Элизабет прыгает вокруг кровати, останавливаясь чтобы прикоснуться к нему там, куда могла дотянуться маленькими руками. — Папаааа!

Матиас открыл глаза и кинул взгляд на балконную дверь. И правда, шёл обильный снег, и комнату освещал яркий, ясный свет. Это было похоже на великолепный сон.

Услышав суету, пришла пахнущая блинами Глория; на лице у неё сияла оживленная улыбка.

— Кто знает, для кого все эти подарки под ёлкой! — сказала она, намереваясь вызвать у малышки ещё большую радость.

— Санта Клаус! — закричала Элизабет, и убежала в другую комнату, оставляя взрослых наедине.

Матиас встал, пытаясь подавить жгучую боль в спине, но не смог обмануть наблюдательный взгляд женщины.

— Со вчерашнего дня заметила, ты испытываешь боль когда двигаешься. Дай мне взглянуть. Я могу сделать тебе массаж. Ты знаешь, что я хороша...

— Нет. В этом нет необходимости, — ответил он поднимаясь с кровати. — Пойдём откроем подарки.

Глория посмотрела на него серьёзно. Она заметила, в Матиасе появилось нечто странное, и испытала уверенность, что ситуация в доме Оксаны должна быть куда более опасной и зловещей чем то, во что он пытался заставить её поверить.

— Это она, правда? Эта женщина. Она причиняет тебе боль.

— Глория, это лишь эротические игры. Они мне нравятся, — солгал Матиас, надеясь своим ответом смутить женщину до такой степени, что она откажется от продолжения разговора на эту тему.

— Игры, которые оставляют синяки и царапины? И заставляют тебя сжимать зубы каждый раз, когда делаешь резкое движение?

— На самом деле нет ничего страшного, — он вновь попытался успокоить Глорию, на этот раз отвечая с озорной полуулыбкой, — прошлой ночью мы немного переборщили. Оксана была на взводе из-за отъезда и... такие вещи происходят в определённых ситуациях, поверь мне.