Кружево - Конран Ширли. Страница 32

Потом платье оказалось на полу, и Ник уже нежно целовал ее груди. «Давай под одеяло», — пробормотал он, но теперь уже Кейт не хотела кого-то или что-то предавать, и они так и остались лежать сверху на сбитых и перепутанных простынях, полураздетые, сплетя руки и ноги, извиваясь и постепенно сбрасывая с себя еще оставшуюся одежду, пока наконец Ник не оказался, торжествующий и совершенно голый, сверху на истомившемся от желания теле Кейт.

Странно, что-то не так, подумала Кейт, попытавшись одной рукой погладить Ника внизу. У нее осталось впечатление, будто Ник уже все сделал.

Когда она дотронулась до него, Ник вспыхнул, поцеловал ее с прежней страстью, но отодвинулся: от ее опущенной руки.

Через десять минут Кейт снова потянула руку к нему. Ей захотелось ласкать его так, как научил ее Франсуа. Она хотела почувствовать уверенность в том, что сдала какой-то непонятный ей самой экзамен. Она ощутила у себя в ладони что-то влажное, похожее на небольшой мешочек, но Ник снова убрал ее руку. Оба почувствовали себя как-то неудобно. Ни один из них не знал, что же делать дальше. В приступе отчаяния они обнялись и плотно прижались, как друзья, согревая и утешая друг друга в своих объятиях.

Но обоим было очень грустно.

Максина, хрустя сапогами по снегу, торопилась навстречу Кейт, которая стояла под фонарем, дрожа от холода. На улице лежали синие ночные тени. Не говоря друг другу ни слова, девочки взялись за руки — хорошо, что на них были теплые варежки, — и побежали к школе. Подойдя к задней двери, они тихонько постучали в нее.

Дверь широко и резко распахнулась. За ней стояла разъяренная, кипевшая негодованием сестра-хозяйка, облаченная полностью в свою дневную форму, чем-то напоминавшую матросскую.

— Хороша парочка! — закричала она. — И вам не стыдно?! Немедленно к директору!

Месье Шарден, одетый в шелковый ночной халат каштанового цвета, в гневе мерил взад-вперед шагами кабинет. Пэйган, бледная и молчаливая, сидела в кресле, нервно вцепившись в подлокотники. На ней был старый халат из верблюжьей шерсти, чем-то похожий на монашескую рясу и с разрезами в тех же местах, что бывают на рясах, но перехваченную в талии пурпурным атласным поясом. Выглядела Пэйган очень неважно. Растрепанная сестра-хозяйка разбудила ее в три часа утра. Звонила мать Пэйган: утром с дедом, когда он был в конюшне, произошел сердечный приступ, и после обеда он скончался. Пэйган предстояло немедленно возвращаться в Англию.

Проходя через комнату Кейт в смежную комнатку, чтобы разбудить Пэйган, сестра-хозяйка обратила внимание, что ни Кейт, ни Максины в постелях нет. Пэйган, хоть и была ошеломлена сообщением о смерти деда, ничего не сказала. И сейчас, когда девочек вводили в кабинет, Пэйган — чтобы дать им понять, что она их не выдала, — подняла на них глаза и спросила: «И где же вы были? В „Гринго“?»

Только сейчас до Кейт и Максины дошло, в какую же историю они попали. Стоя в пальто в нетопленом кабинете, они дрожали не только от холода и страха перед Шарденом, но и от ужаса перед тем, что они скажут потом родителям. Мягкие и нежные розовые лепестки увядшей розы, которую держала в руках Кейт, медленно планируя, опускались на пол, пока наконец в руке у нее не остался один только длинный колючий стебель.

И тогда Шардена прорвало. Он изрыгал на них всевозможные проклятья, упрекал в неблагодарности, обзывал шлюхами. Под занавес, уставив пухлый палец на Кейт, он проорал:

— А ты, путана, ты — гоняешься за каждыми штанами в городе!

Тут в Кейт снова заговорила ирландская кровь, и она ответила:

— Вы тоже, месье.

Наступила угрожающая тишина, а потом Шарден с ядовитой злобой в голосе произнес:

— Завтра вы обе будете исключены из школы.

— Нет, не будут, — как-то устало, без выражения возразила Пэйган.

— А кто вы такая, чтобы указывать мне, как поступить? — повернулся к ней Шарден.

— Я подруга вашего приятеля, Поля. Он приглашал меня к себе домой и показывал мне разные фотографии. Много фотографий. Я подумала, что ему столько не нужно, поэтому украла несколько штук и оставила их в городе, у друзей. Впрочем, некоторые у меня с собой.

Она порылась в кармане халата и извлекла фотографию, на которой был изображен Поль в постели с двумя маленькими южноафриканскими девочками, которые почему-то внезапно уехали из школы сразу же после Рождества. Пэйган показала снимок вначале сестре-хозяйке, потом Шардену, потом засунула его назад в карман и достала козырную карту — фотографию самого месье Шардена, толстого и в чем мать родила возлежащего на тоже голом Поле.

— Удачные снимки, — тусклым и бесстрастным голосом проговорила Пэйган. Еще вчера изображенные на них сцены казались бы ей ужасающими и возмутительными. Сейчас же, на фоне смерти деда, они как будто потускнели, поблекли. — Мне кажется, ваш план может действовать только в том случае, если вы будете обрабатывать отцов поодиночке. А если кто-нибудь увидит на фотографии не одну, а нескольких девочек сразу, он поймет, что вы дешевый шантажист, месье Шарден, и что вы нарочно подставили этих девочек под аппарат. Поль мне сам об этом рассказал. — Никто не произнес ни слова и не двигался с места. — По-моему, он называл таксу: по шесть тысяч франков с каждого отца каждые три месяца. Я еще не думала, что сделаю с этими фотографиями. Но, если вы предпримете что-нибудь против Кейт и Максины, я пойду прямо в полицию со всеми снимками, какие у меня есть, и расскажу им все. Решайте сами, месье Шарден.

Шарден постоял немного молча, потом улыбнулся и явно через силу произнес:

— Мисс, вы, несомненно, потрясены и опечалены прискорбным известием о кончине вашего деда. Поэтому я не стану обращать внимания на выдвинутые вами чудовищные обвинения. И поскольку я не хочу покрывать позором собственную школу, я не стану наказывать двух этих глупых девчонок.

Он откашлялся и выдержал паузу, чтобы придать своим словам необходимую весомость.

— Но я надеюсь, они понимают всю серьезность допущенного ими проступка. Слава богу еще, что никто из вас не забеременел. А теперь марш спать, быстро!

Девочки, усталые и перепуганные, с чувством глубокого облегчения побрели к себе в комнату, ощутив вдруг приступ слабости. Больше можно ни о чем не волноваться, думали они, с трудом, из последних сил раздеваясь.

Но они ошибались. Ошибался и директор. Потому что одна из них уже была беременна.

Часть II

7

В своем старом, сильно поношенном пальто Джуди внезапно почувствовала себя глубокой провинциалкой. Ей так хотелось хотя бы примерить ту изысканную, великолепную одежду, что была мастерски выставлена в парижских витринах, на которые указывала ей Максина, не переставая при этом безостановочно болтать. Так они дошли до угла, где находился магазин «Гермес». Они робко толкнули стеклянную дверь и вошли. Оказавшись внутри, Максина немедленно задрала нос и принялась рассматривать самые дорогие в мире шелковые шарфики и женские сумочки с таким видом, словно они заведомо не могли удовлетворить взыскательным требованиям двух девочек-подростков. Джуди, ошалевшая от запаха прекрасно выделанной кожи, купила себе записную книжку-дневник в изумительной обложке из телячьей кожи и с прикрепленным сбоку золотым карандашом.

Сделав в «Гермесе» эту покупку, она почувствовала себя чуть более взрослой и чуть более француженкой. В конце концов, ей было сейчас целых семнадцать лет, и она провела в Париже уже два полных дня. Город привел ее в совершеннейшее восхищение. Она была потрясена его бульварами с рядами старых каштанов, его сверкающими магазинами, элегантными и надушенными женщинами, прекрасными ресторанами, при одном виде которых начинали течь слюнки. Потрясла ее и шумная, веселая обстановка дома у Максины: Джуди остановилась пока у нее и намеревалась прожить в их квартире неделю-другую, пока не подыщет себе работу и собственное жилье. Пока еще она не думала ни о первом, ни о втором: сегодня она еще делала вид, будто может позволить себе такой же свободный и беззаботный образ жизни, какой могли позволять себе хорошо обеспеченные Максина, Пэйган и Кейт. Когда-нибудь, дала себе слово Джуди, настанет такое время, что она сможет жить так постоянно, а не только несколько дней.