Воин забвения. Отравленный исток - Счастная Елена. Страница 13

Чужая жизнь впилась в голову яркой вспышкой.

– Уходи, Байчёта! Укройся в лесу и не возвращайся сюда больше!

Стройная темноволосая женщина подталкивала в спину девчушку лет десяти, а та упиралась и смотрела на неё полными слёз глазами. Её лицо, по молодости ещё лишённое извечной жесткости и упрямства, всё же было знакомым. Мать с трудом отцепляла её пальцы от своей руки и оглядывалась, боясь, что не успеет спровадить дочь.

– Ведана! Быстро в дом! – приказала она девочке с такими же, как у Байчёты, чертами. Та испуганно и зло посмотрела на сестру и скрылась за дверью.

Вокруг развернулась суматоха, люди не знали, куда деваться, и бестолково метались, пытаясь приспособить под оружие всё, что попадётся под руки. Желание спастись боролось в них с более важным долгом. Им нужно остаться. Несмотря на то, что уже слышен стук копыт: приближаются вельды. Их вождь не должен узнать, кого они прячут, не должен забрать и уничтожить последнюю надежду на возрождение Воинов. Поэтому они умрут. Все.

Драгомир моргнул и отдёрнул руку от бревна. Он ещё видел тёмную вереницу детских следов, уходящих в лесную чащу, но она истаяла и пропала, как и всё остальное.

Нужно смотреть не глазами… Кажется, так сказал Наяс? И верно, до сей поры он был слеп. Он должен был понять, что их с Младой связал вовсе не случай, а прошлое. Оно не принадлежало ни ему, ни ей, они просто ничего не знали о том, что им уготовано.

Наяс подошёл со спины и встал рядом, как тень, отбрасываемая на стену.

– Ты готов?

Драгомир повернулся к нему.

– Что ты будешь делать?

– Не бойся, кровь тебе пускать не стану, – усмехнулся старик.

Даже если бы и так, вряд ли Корибут позволит ему умереть или хотя бы пострадать.

Гридни развели огонь. В неподвижном воздухе он разгорелся быстро и жарко. Наяс обошёл костёр, бормоча обращение к Богам, и сыпанул щедрую горсть трав в пламя. Все, кроме Драгомира, отошли подальше.

Он наблюдал за старостой, сидя на войлоке, и скоро его размеренные движения начали вгонять в сон. Драгомир боролся изо всех сил, пытался поднять отяжелевшие веки, но донеслось издалека: “Не сопротивляйся”, – и он расслабился, прикрыв глаза, слушая шаги Наяса и треск пламени.

И скоро он стал видеть огонь перед собой, беспокойный и ослепительный. Тот рассыпался на части, и оказалось, что это факелы горят на стенах знакомого подземелья. Оно ещё не было таким сырым и заплесневелым, но уже сейчас чувствовалось, что строили его не из добрых намерений. Доносились из глубины коридора голоса: мужской и женский. Драгомир, с трудом переставляя бесплотные ноги, подошёл ближе к одной из камер и заглянул внутрь. Женщина сидела к нему лицом, уставшая и обессиленная. Её сложенные на столе перед собой руки были связаны. Некогда роскошные волосы растрепались и неопрятными космами падали на плечи, а белую рубаху покрывали грязные разводы. Она говорила тихо и безразлично, словно повторяла одно и то же уже в сотый раз. Женщина подняла голову, и Драгомир вгляделся в её лицо. Отдалённо оно напомнило ему материнское. Было что-то схожее в линии носа и разрезе глаз. Они, верно, могли бы сойти за дальних родственниц.

Напротив женщины сидел уже знакомый мужчина в багряном корзне. Он не шевелился, точно каменное изваяние, и только по тому, как мерно приподнимаются и опускаются его плечи, можно было понять, что он дышит.

– Лучше скажи, куда увезли моих детей, Гаяна. Ничего хорошего из твоего упрямства не выйдет, – его голос звучал отстранённо, даже безразлично, будто то, о чём он спрашивал, было всего лишь рутинной необходимостью.

– Это и мои дети тоже, Корибут, и я никогда не позволю тебе испоганить их души.

Женщина твёрдо поджала губы и снова упёрла взгляд в стол.

– Рано или поздно я найду их. Мои отряды уже отправились по следам предателей. Но чем дольше их будут искать, тем тяжелее будет их участь. Ты можешь помочь им, если скажешь…

– Я ничего не скажу и надеюсь, что ты потратишь много жизней на поиски! – ненавидяще процедила пленница.

– У меня предостаточно времени, Гаяна, – Корибут встал и, заложив руки за спину, прошёлся по камере. – А вот у тебя его совсем нет. Если до утра ты не скажешь…

– Можешь не ждать до утра и казнить меня прямо сейчас! – Гаяна скривила губы и плюнула ему под ноги. – Будь ты проклят!

Корибут хрипло усмехнулся и повернулся к Драгомиру. Несколько мгновений он смотрел на него, и в то же время будто бы мимо. В его тёмно-серых глазах отражалось пламя, но глубина их была пуста и бездонна, словно сам предвечный мрак поселился там. Драгомир поначалу не мог понять, что это ему напоминает, а затем догадался – камень в навершии посоха. Такой же чёрный и безжизненный, как, наверное, и само Забвение.

– Проклятиями ничего не исправишь, Гаяна, – произнёс Корибут после долгого молчания. – Я сам есть проклятие.

В его словах мелькнуло сожаление. Или почудилось. Ведь вряд ли этот человек был способен о чём-то сожалеть.

– Да, ты проклятие для Воинов, которых уничтожал одного за другим. И для всех людей, кто доверил тебе свои жизни. И потому ты заслужил сгинуть в своем же Забвении. В темноте и холоде, – Гаяна устало опустила голову на руки. – Хватит с меня. Больше я не скажу ни слова…

Они замерли, словно время остановилось. Драгомир долго разглядывал бесстрастное лицо Корибута, все ещё обращённое к нему. Они были похожи, издалека, наверное, и вовсе не отличить. Значит, связывало их кровное родство. Но почему же тогда он ничего и никогда не слышал о пращуре, который в своё время натворил столько страшных дел? Ведь такое не забывается… Если только не скрывать нарочно, не пытаться всеми силами забыть, как величайший позор.

Драгомир вышел из камеры и отправился назад. Снова поднявшись по лестнице из темниц, он остановился и закрыл глаза, а открыв, оказался уже в лесу, на том же месте, где застал его сон.

Вокруг ничего не изменилось. Возможно, только начало темнеть – в такой хмари и не поймёшь. Наяс все так же был рядом – сидел напротив по другую сторону костра. Остальные устроились неподалёку и то и дело с ожиданием косились на них.

– Мне нужно в Новруч, – тихо проговорил Драгомир.

Однако Наяс его услышал. Он открыл глаза и посмотрел внимательно с легким сомнением: в себе ли?

– Что ты увидел?

– Увидел, что мы с Корибутом родичи. И что когда-то его детей и увезли от него, чтобы спрятать. Возможно, я с ними как-то связан. Надо расспросить отца.

Драгомир медленно встал, давая отойти затёкшим ногам. Сколько он так просидел?

Староста удовлетворённо улыбнулся и тоже медленно, с трудом поднялся. Мах кинулся было к нему, чтобы помочь, но тот остановил его жестом.

– Вот видишь, я же говорил, что все нужные тебе ответы – в прошлом.

– Говорил, говорил, – проворчал Драгомир и всё же подал ему руку. Старик без возражений оперся на неё.

– К тому же поблагодарить отца надо за помощь с дружиной, – назидательно, точно малому мальчишке, напомнил он.

– Посмотрим, что он мне скажет, а там разберусь с благодарностями.

Наяс осуждающе качнул головой, но от новых советов удержался.

Гридни засобирались в обратный путь. Никому не хотелось оставаться на ночь здесь. А вдруг и правда насчёт нечисти местные не врут? Как будто мало забот.

Но не успели ещё все погрузиться в сёдла, как в глубине деревни что-то протяжно и глубоко охнуло. Вздох этот разнёсся до самых видимых окраин леса, отдался нехорошей тяжестью внутри. Ближняя изба заскрипела всеми остатками брёвен и начала стремительно проседать, а за ней остальные.

Словно огромная судорога пронеслась по земле. Кони встрепенулись и, беспокойно перебирая ногами, начали рвать поводья из рук. Драгомир опустил взгляд: его ноги мгновенно погрузились в топь по середину икр. Он схватился за луку и, одним рывком запрыгнул в седло Расенда. Тот, не раздумывая, припустил с места едва не в галоп. Копыта его опасно проваливались, но жеребец успевал выдёргивать их до того, как становилось поздно.