Забыть оборотня за 24 часа (СИ) - Россо Виктория. Страница 28

— Сделай все так, как я сказал, — говорит знакомый голос, который Тина слышала уже не единожды.

Девушка кивает и хищно улыбается, хоть и не похожа на волка. Она похожа на самую настоящую мегеру, не хватает только змей вместо локонов. Тина чувствует отвращение. Тина чувствует злость, потому что ощущает где — то на подсознательном уровне, что они оба опасны — опасны для Тины. Ей хочется сжаться в комок, выпрыгнуть из собственных мыслей; ей хочется сбежать… или закричать. И она кричит. Наяву».

Ноа прибегает в мгновение ока, подхватывает Тину под мышки и ставит на ноги, чтобы следом уложить на расправленную ко сну кровать. Он хлопает Тину по щекам, пока она орет — просто орет и зовет на помощь, просит вытащить это из её головы.

— Пожалуйста, — уже шепотом, с испуганным взглядом, что наполнен слезами. — Ноа, пожалуйста, убери это из меня. Выгони, выцарапай, сделай хоть что — нибудь, иначе я покончу с собой, лишь бы только не видеть его больше.

— Кого выгнать? О ком ты говоришь? — Ноа не совсем понимает услышанную просьбу, произнесенную будто бы в жарком бреду. — Ты можешь объяснить?

— Он ненавидит меня. Он мне смерти желает, Ноа, — Тина всхлипывает, задыхаясь от слез. — Глен очень опасен, я не хочу его в своей голове, — Тина закрывает глаза и растирает лицо ладонями, чуть успокаиваясь. — Вытащи из меня это дерьмо, вы ведь умеете, я знаю. Ваши когти, они…

Ноа осторожно присаживается рядом.

— Глен? — переспрашивает тот, не веря своим ушам. — При чем здесь Глен и твои воспоминания? Тобой зани… — он затыкается на полуслове, — неважно.

— Это не мои воспоминания, а его. Я будто бы вижу глазами Глена, чувствую все то, что чувствует он. И это чистая ненависть, Ноа, это, блядь, самая отвратительная ненависть, которую я когда — либо испытывала, — Тина переводит дыхание, окончательно приходя в норму. Открывает глаза, смотрит на Ноа внимательно, выжидающе. — Я ему мешаю в чем — то, кажется, я мешаю ему жить или угрожаю, не могу до конца понять эти чувства. Господи, да что я могла такого сделать?

— Ничего, Тина, ничего…

Ноа очень задумчив, глубоко погрузился в размышления, его будто здесь нет. Он хмурится, поджимает губы, а затем срывается с места и крутится по сторонам, видимо в поисках одежды — ведь из душа выскочил в одном полотенце, повязанном на бедрах.

— Ложись спать, — обозленным голосом приказывает Ноа, открывая гардеробный шкаф и доставая оттуда футболку. — Я скоро вернусь.

— Нет, нет — нет — нет. Ты не оставишь меня здесь одну, даже не думай об этом, — Тина подскакивает с постели, не понимая, куда вообще сорвался Ноа в одиннадцать часов вечера, да еще и с гневом, что отражается в алой радужке глаз. — И вообще, ты должен сделать то, о чем я просила. Вы умеете, я знаю о ваших волшебных когтях.

— Кстати, о когтях, — Ноа прекращает свои сборы и подозрительно сощуривается, смотря на неё поистине волчьим взглядом. — Чем ты тут занималась и почему полезла в шкатулку? Это принадлежит моей погибшей матери, кто разрешал тебе шариться в моих вещах?

— Еще недавно ты утверждал, что здесь всё «наше», — она очерчивает в воздухе кавычки, — быстро же ты меняешь мнение на мой счет.

Тина даже не задумывается о своих словах, точно так же, как и не задумывается над тем, права ли она в этой ситуации или же нет. Просто защитная реакция и способ задержать его дома, чтобы вымолить эту гребаную просьбу и лишиться чужих воспоминаний.

— Сделай это, Ноа, пожалуйста. Не заставляй меня умолять, — она подходит ближе, тыкая пальцем Ноа в грудь. — Если не сделаешь ты, я найду того, кто выполнит мою просьбу. Или сдохну… Да, пожалуй, так будет даже лучше. Не будет вокруг этой гребаной лжи и твоего молчания.

— Молчания? Я и так сказал тебе слишком много, а эта процедура, между прочим, требует тщательной подготовки.

Тина хватает его руку, сжимает ладонь и подносит пальцы к своим шейным позвонкам, надавливая на косточки с яростью, с показным раздражением.

— Что здесь сложного? Просто, нахрен, засунь мне под кожу свои когти и вытащи эти долбаные воспоминания! — голос переходит на крик, потому что нервы на пределе, потому что больше нет сил терпеть ненавистного человека в своей голове. — Как они вообще там очутились?

— Это не моя вина, поверь, — Ноа выдергивает свою руку, будто в отвращении. — У всех решений есть свои последствия, и это — одно из них.

Между ними повисает недолгое молчание.

— Снова секреты, — качает головой, поджимает губы. — Снова ваши загадки, ходьба вокруг да около, осторожные фразочки. Как же заебало.

Тина делает глубокий вдох, обходит Ноа стороной и направляется в прихожую. Там она снимает с вешалки спортивную толстовку, которая немного великовата в плечах, обувает кроссовки на босую ногу, тоже принадлежащие Ноа, но подходящие по размеру, и оборачивается на слышимые за спиной шаги.

— Я всё верну, — короткое напутствие перед тем, как открыть дверь. — Спасибо за гостеприимство.

— Ты никуда не пойдешь Только не в этот раз, — голос Ноа надрывается на последней фразе. — Я тебя не отпущу.

— Я просто хочу побыть одна, — Тина вновь отворачивается, чтобы не показывать слезы, выступившие от беспомощности. — Останусь в пустой комнате и поболтаю с этим чудовищем в моей голове, — она усмехается надрывно. — Хоть он мне не врет.

— Хорошо, я сделаю это. Слышишь? — Ноа сокращает расстояние между ними и кладет ладонь ей на плечо. — Если тебе от этого станет легче, то я согласен. Но будет больно. У меня нет нужных препаратов для…

— Неважно, — она оборачивается. — Я потерплю, поверь, и не такое выдерживала.

Ноа кивает в ответ, разворачивается и проходит вглубь гостиной, чтобы оказаться на кухне. Он возвращается обратно через минуту и несет в руках бинт, бутылочку с какой — то прозрачной жидкостью, напоминающей перекись водорода, и несколько лейкопластырей.

— Раздевайся и садись на диван, — приказным тоном говорит тот.

— Что, прям полностью? — удивленно спрашивает Тина.

— Нет, Тина. Толстовки и кроссовок будет достаточно.

— Окей.

Она судорожно стягивает с плеч ненужную одежду, затем обувь, и быстрым шагом направляется к кожаному дивану, следом усаживаясь на него спиной к Ноа. Тину переполняет эйфория, радость, предвкушение, потому что сейчас произойдет то, о чем так долго мечтала — сейчас она лишится кошмаров и резких приступов, которые не предугадать. Тина, конечно, не подозревает, что виновником приступов является не только Глен, но и синдром СДВГ, вот только сказать об этом никто не может. Просто об этом знают лишь те, кого сейчас рядом нет. Ну и Ноа знает, только будет молчать до последнего, сохраняя тайну о процедуре в стенах «Амнезии». Ибо запретительный приказ никто не отменял. Никто не отменял наказание за распространение информации объекту, что подвергся амнезии, и не важно, кем он приходится тебе: родственником, другом, любовником. Никто не отменял аконитовый ошейник на трое суток в качестве штрафа за длинный язык.

***

Тина ждет. Молча сидит и ожидает боли. Ей не страшно, лишь только губы подрагивают, а так всё в порядке. В полном. Ноа стоит позади, смачивает бинты раствором перекиси, затем выливает немного жидкости себе на ладони и тщательно растирает, будто пытается выжечь с кожи всё, что способно навредить. Ноа не сможет причинить ей боль, Тина в этом не сомневается. Точнее, сейчас будет больно, но боль осознанная, та самая, о которой умоляешь.

— Приготовься, — Ноа проводит влажным бинтом по шее, от затылка и чуть ниже, затем прикасается когтями где — то посередине и глубоко вздыхает: — Не дергайся.

— Хорошо, хорошо, только не тяни, — тараторит Тина, начиная дрожать всем телом, вопреки просьбам.

— И заткнись, — новое напутствие. — И не дергайся, говорю же. Мне нужно выцепить именно воспоминания Глена, а это очень сложно.

— Да, прости, я постараюсь, — она глубоко вздыхает, закрывает глаза и борется с волнением. — Начинай.

Ноа углубляет острые когти под кожу — Тина разрезает криками пространство. Она замолкает лишь на секунду, а потом начинает кряхтеть, зажмуриваясь и впиваясь пальцами в обивку дивана. Потом снова кричит, снова замолкает и старается заткнуться окончательно, чтобы не привлекать лишнее внимание. Острая боль пронзает голову, словно штыком; поселяется внутри, наводит свои порядки, но на удивление Тины, она приносит странное душевное облегчение. Боль, как спасение от гнили, что скопилась внутри. Сердце начинает биться ровно, мысли проясняются, ощущения становятся терпимыми, можно даже открыть глаза, чтобы тут же услышать волчий рык — грозный, обозленный.