В оковах его власти (СИ) - Орлова Юлианна. Страница 14

Да, я поднимался и точно знал, что там далеко не простуда. С такими людьми, как ее отец, дела могут выходить далеко за рамки обычной простуды. Вот только я пошел к ней, чувствуя внутри адское волнение. Вот и ответ, почему я пришел. Это волнение невозможно было заглушить ничем, кроме как своим личным присутствием в квартире Маши, чтобы удостовериться в том, что она жива. Зачем я вмешался? Зачем просто позволил себе интересоваться хоть чем-то, что так или иначе могло бы напоминать мне о НЕЙ, о той, что когда-то тоже сначала несмело постучалась, а затем варварски вторглась в мою душу и оставила после себя сгоревшие останки того жизнерадостного парня, коим я когда-то был.

Жизнь — сука, это я понял давно, но никак не ожидал, что меня снова макнет в нечто подобное. Много лет назад стоя на ринге, позволяя противнику себя отбивать словно молотом, превращая тело в месиво, я пообещал себе больше никогда…никогда не позволять себе такую непозволительную роскошь, как слабость. Из меня буквально выбили все дерьмо, раз и навсегда.

И что по итогу? Я ступал по лестнице старой хрущевки, где вонь стояла невозможная, и думал о Маше, о девчонке, которая младше меня на целую жизнь. О той, которой бы, по-хорошему, жить и радоваться, а вместо этого она нянчит пьянчугу-отца, работает в злачном месте, гробит себе ради тех, кто этого не заслуживает.

Но какое дело мне? Какое дело мне до ее проблем? Почему я думал только о том, какие волосы у нее наощупь, как она пахла, как улыбалась, как умела меня слушать и слышать? Почему я закрывал глаза и видел ее огромные глаза? Почему не мог просто переключиться на первую встречную? В чем сложность? Ведь раньше я умело забывался в руках других, красивых, пышногрудых, блондинок, брюнеток…любых.

Абсолютно любая могла бы стать моей, хоть на день, хоть на месяц. И я получал от этого наслаждение, ровно на период наших вечеров, а дальше, я механически возвращался к своей работе, после чего мог и не вспомнить о конкретной девушке, заменяя ее другой. Не фокусируясь на именах, не акцентируя внимание на внутреннем мире, это не мое. Мне было все равно, кто сегодня вечером, буквально, мог бы меня развлекать.

А сейчас я держал ее в руках и мог думать только о том, что на девчонке нет живого места, она вся сплошной синяк. И от одного взгляда на нее, внутри разрасталось что-то темное, такое, что я не испытывал уже много лет. Ее рваное дыхание касалось шеи, губами она периодически цепляла кожу, вызывая внутри вой зверя, рвущегося к своей добыче.

Ломая себе мысленно руки, я лишь сильнее прижимал девчонку к себе и быстрее шел к машине, будто бы так я мог облегчить ее самочувствие. Не мог, очевидно же, что не мог. Под глазами у нее пролегли такие черные синяки, что я в жизни подобных не видал, а сама она напоминала мне белое полотно без тех ярких красок, что обычно рдели на нежном лице. Смотреть на Машу было невыносимо, хотелось стереть любые упоминая ее страданий, но я так не умел и не мог.

Зато возникали и другие желания, которые я вполне мог реализовать в силу своего статуса и возможностей. И тут меня не остановить.

Никто не смог бы и никогда не смог бы.

С агрессией бороться у меня получалось разными способами, но один был, конечно, самый рабочий. Бокс. В зале я мог бы проводить все свободное время, чтобы сублимировать, если бы не работа, которая сжирала это свободное время. Ну и секс был, конечно. Так что острых приступов давно не было, а сейчас я буквально готов был взорваться от удушающей злобы, плотно сжимающей мою глотку.

Он тронул ее, и я слишком хорошо понимал, что это был не первый раз. Мне на девчонку составили достаточно полное досье, чтобы я мог проанализировать все «от» и «до». И держался ведь до последнего, чтобы не узнать о ней больше, держался из последних сил, чтобы потом жадно накинуться на толику информации и сожрать все с особым аппетитом.

—Как давно он тебя бьет? — по дороге в больницу процедил я, сжимая руль с такой силой, что он мог бы и расплющиться.

Маша дернулась как будто от удара, перевела на меня потерянный взгляд и прикусила губу. Напряжение в машине нарастало. Я не понимал ее желания молчать и злился, злился, что не уберег и не смог повлиять на ситуацию.

—Я просто упала, как я уже и говорила.

—Мне соврать не получится хотя бы просто потому, что я заставлю сказать правду в конечном итоге.

Перегнул палку, конечно. По лицу прошлась тень паники, смешанной со страхом. Я умел это все навести, не проблема, но не с ней. С ней бы я скорее переломал себе руки, чем заставил бы бояться.

—Остановите машину, — уверенно отчеканила девчонка, хватаясь за боковую дверь двумя руками.

Я промолчал, набирая скорость. Отпускать ее не собирался ни за что, пока лично не удостоверюсь, что ее осмотрел врач.

—Сначала больница, потом ты рассказываешь мне все, затем я отвезу тебя в безопасное место.

Маша моментально встрепенулась, как храбрый воробушек, и ощетинилась, обхватывая себя двумя руками. Темные брови сдвинулись.

—Что? Какое безопасное место? Остановите машину, вы меня выкрали из моего же дома и собираетесь куда-то увезти, это подсудное дело!

—Ну так подай на меня в суд, посмотрим на это веселое представление, — без тени улыбки прошептал я, сворачивая к частной клинике своего старого товарища. —Мне можно все, Маша. Так что…либо ты добровольно идешь к доктору, мы все проверяем, и ты едешь туда, куда я говорю попутно рассказывая, что случилось. Либо я вообще разбираться не буду и силой повезу тебя к врачу, а потом поеду домой и сломаю твоему отцу обе ноги. Как тебе такой вариант?

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍—Он ни в чем не виноват, — ломающимся голосом прошептала Маша. Смотря в ее наполненные слезами глаза, мне хотелось сломать обе ноги себе. Стоит же с чего-то начинать. —Он не был таким раньше, просто…просто жизнь его сломала, так бывает, от этого никто не застрахован…мы все падаем, но кому-то удается подняться, а кто-то как он…нуждается в помощи.

Маша

Белов был зол, а я растеряна, максимально растеряна, ведь я не могла понять, что здесь вообще происходит. Он просто вел себя нелогично и странно, отчего я впадала в панику, особенно когда он властно хватал меня за руку и вел из одного кабинета в другой по длинным коридорам модной частной клиники, где нас встретили так, словно мы царские особы. Так тщательно меня еще не осматривали, не интересовались моим здоровьем. Врачи что-то говорили мужчине, но я не слышала, у меня в ушах стоял звон разбитой реальности. После очередного осмотра, мэр механично схватил со стола бумажки, что успел настрочить доктор, кивнул седовласому мужчине и подхватив меня за руку, вывел в коридор.

—У тебя сотрясение, рассечение, растяжение и незначительные ссадины, все это надо лечить, — хриплым голосом прошептал мужчина, всматриваясь в меня внимательным и колким взглядом. Стоя буквально впритык, я могла отчетливо ощущать запах дорогого одеколона, смешанного с сигаретами.

У меня не получалось смотреть на мужчину прямо, никак. Это было достаточно сложно, особенно ощущая собственное сумасшедшее сердцебиение, отдающее в висках. Я могла вытерпеть только пару секунд, чтобы потом отвести взгляд и зарываться в этом мужчине еще сильнее. Чем уже есть. Мне нужно было держаться от него подальше, а потому я сделала несмелый шаг назад, что не ускользнуло от его внимания.

Широкая темная бровь приподнялась, а губы резко сжались в прямую линию. Боковым зрением я зацепила сцепленный от злости кулак, но затем мужчина кивнул мне, словно подтверждая что-то, и схватив за руку повел прочь из больницы.

—Поживешь у меня на даче.

В смысле поживу на даче? С какого перепугу? С чего вдруг? Он не мог меня просто заставить. Столько противоречивых мыслей пронеслось в моей голове, что я не сразу поняла, как мне вообще реагировать на это все?

Слова мужчины прозвучали безапелляционно, я протестующе дернула рукой и резко остановилась, ощущая, как мне моментально прилетело по темечку. Такие быстрые движения не оставались незамеченными для моего тела, еще недавно претерпевшего не самое лучшее обращение.