Нескромные сокровища - Дидро Дени. Страница 12

Этот зад, белый как снег, жирный, упругий, круглый, пухлый, толстый, как две капли воды походил на зад жены верховного жреца».

Жрец

Моей жены?

Султан

А почему бы и нет?

Человек с двумя дырами прибавил: «Это была, в самом деле, она, я узнал ее. Старый столяр поставил ногу ей на крестец, наклонился, провел руками по ее бедрам до самого места расхождения ног, пригнул ей колени к животу и приподнял ей зад так, что я вдоволь мог его разглядеть; созерцание доставляло мне удовольствие, хотя из-под юбок раздавался голос, кричавший: „Помогите! Помогите!“ Вы подумаете, вероятно, что я жестокий, безжалостный человек, но я не хочу казаться лучше, чем я есть, и признаюсь, к моему стыду, что в эту минуту испытывал больше любопытства, чем сострадания, смотрел во все глаза и не думал ей помогать».

Великий жрец снова прервал султана:

– Государь, уже не я ли – один из собеседников?

– А почему бы и нет?

– Человек с двумя носами?

– Почему бы и нет?

– А я, – прибавил глава новаторов, – человек с двумя дырами?

– Почему же нет?

«Мерзавец столяр взял свой инструмент, который он перед тем положил на землю. Это был коловорот. Он взял терку в рот, чтобы ее увлажнить, затем уперся рукояткой себе в живот, и, наклонившись перед несчастной, все еще кричавшей: „Помогите! Помогите!“, собирался проделать ей отверстие там, где их должно быть два и где у нее было только одно».

Жрец

Это не моя жена.

Султан

«Внезапно столяр прервал свою операцию и, словно одумавшись, сказал: „Каких дел я чуть было не натворил! Но она сама виновата. Почему не согласиться добровольно? Сударыня, минуточку терпения“. Он положил на землю коловорот и вытащил из кармана бледно-розовую лету. Большим пальцем левой руки он приложил ее к кончику дамы и, сделав из ленты желобок, ребром другой руки уложил между ягодицами, доведя до низа живота. Дама продолжала кричать: „Помогите! Помогите!“, барахталась, отбивалась, вертелась во все стороны, пытаясь сбросить ленту и расстроить приготовления столяра. А он говорил: „Сударыня, погодите кричать. Ведь я вам еще не причинял боли. Невозможно действовать осторожнее моего. Если вы будете тормошиться, получится черт знает что, и вся вина ляжет на вас. Все должно быть на своем месте. Надо соблюдать известные пропорции. Это важнее, чем вы думаете. Еще минута, и уже ничего нельзя будет поделать, вы сами будете в отчаянии“.

Жрец

И вы все это слышали, государь?

Султан

Да, как слышу вас.

Жрец

А что же женщина?

Султан

«Мне показалось, – прибавил говоривший, – что ему почти удалось ее уломать; судя по расстоянию между ее пятками, я думал, что она уже решается на операцию. Не знаю, что она говорила столяру, но вот что он ей отвечал: „Как, только из-за этого? Ах, как трудно уговорить женщину!“ Закончив свои приготовления, мастер Анофор разостлал бледно-розовую ленточку на линейке и, взяв карандаш, спросил даму: „Какое вы хотите?“

«Я вас не понимаю».

«В античных пропорциях или в современных?»

Жрец

О глубина небесных велений! Это было бы безумием, если бы не было откровением. Да покорится наш разум и да преклонимся благоговейно.

Султан

«Не помню, что ответила дама, но столяр возразил ей: – Честное слово, она порет чушь. Это будет ни на что не похоже. Скажут: „что за осел продырявил ей зад?“

Дама

«Довольно болтать, метр Анофор. Делайте, что я вам говорю…»

Анофор

«Делайте, что я вам говорю. Но каждому человеку дорога честь, мадам.»

Дама

«Я этого хочу, говорю вам. Хочу, хочу…»

Столяр хохотал во всю глотку, и я, как вы думаете, сохранял ли я серьезность? Между тем Анофор начертил на ленте какие-то линии, поместил ее там, где прежде, и воскликнул: «Мадам, это невозможно, это противоречит здравому смыслу. Всякий кто увидит ваш зад, если только он понимает в этом деле, станет насмехаться над вами и надо мной. Всем известно, что между этим и тем должен быть известный промежуток, но он никогда не бывает так велик. Что слишком, то слишком. И вы все-таки этого хотите…»

Дама

«Ну да, хочу, и давайте кончать…»

В тот же миг метр Анофор берет карандаш, наносит на ягодицы дамы линии, соответствующие тем, что он начертил на ленте. Он чертит квадрат, пожимая плечами и бормоча себе под нос: «Что за дурацкий вид это будет иметь. Но такова ее фантазия. И вооружившись снова коловоротом он спросил: „Итак, сударыня хочет, чтобы оно было там?“

«Да, там. Делайте же…»

«Послушайте, сударыня».

«Что еще?»

«В чем дело? Дело в том, что это невозможно.»

«Почему же?» – «Да потому, что вы дрожите и сжимаете ягодицы. Я упустил чертеж и сделаю отверстие чересчур высоко или чересчур низко. Мужайтесь, сударыня!»

«Вам легко говорить. Покажите мне вашу перку… Господи помилуй!»

«Клянусь вам, что это самая маленькая в моей мастерской. Пока мы с вами разговариваем, я успел бы уже проделать полдюжины отверстий. Раздвиньте же ноги, сударыня. Хорошо. Еще немножко, еще немножко. Великолепно. Еще, еще!» И вот я увидал, как коварный столяр тихонько приблизил к ней свой коловорот. Он уже собирался, когда внезапно мной овладела ярость, смешанная с жалостью. Я рванулся вперед, хотел прийти на помощь пациентке, но почувствовал, как чьи-то могучие руки связали меня по рукам и ногам, и, не в силах пошевельнуться, я крикнул столяру: «Разбойник, злодей, стой!» Мой крик сопровождался таким отчаянным усилием, что связывавшие меня узы порвались. Я бросился на столяра и схватил его за горло. «Кто ты, – спросил он меня, – чего тебе надо? Разве ты не видишь, что у нее нет отверстия в заду? Узнай же: я великий Анофор, я делаю отверстия тем, у кого их нет. Я должен сделать ей отверстие, такова воля пославшего меня. За мною придет другой, могущественнее меня. У него не будет коловорота. У него будет долото, и он восстановит то, чего ей недостает. Изыди, оглашенный. Или, клянусь моим коловоротом или долото моего преемника, я тебе…»

«Что – мне?»

«Тебе, да, тебе!..» – В этот момент он левой рукой с шумом потряс в воздухе своим инструментом.

Тут человек с двумя отверстиями, которого вы до сих пор слушали, сказал человеку о двух носах:

«Что с вами? Вы удаляетесь?»

«Я боюсь, как бы вы, жестикулируя, не сломали один из моих носов. Продолжайте».

«Не помню, на чем я остановился».

«Вы упомянули об инструменте, которым столяр производил шум в воздухе…»

«Он ударил меня наотмашь правой рукой по плечу, – с такой силой, что я упал ничком. Вот моя рубашка задрана, обнажен зад, и ужасный Анофор угрожает мне острием своего инструмента и говорит: „Проси пощады, бездельник. Проси пощады, или я тебе сделаю второе“…

Тотчас же я ощутил холод от прикосновения перки коловорота. Меня охватил ужас, и я проснулся. С тех пор я считаю, что у меня две дыры в заду.»

– Тут оба собеседника, – прибавил султан, – принялись насмехаться друг над другом.

«Ха, ха, ха. У него две дыры в заду!»

«Ха, ха, ха. Это футляры для твоих двух носов!»

Затем, важно повернувшись к собранию, султан прибавил:

– И вы, жрецы, и вы, служители алтарей, вы тоже смеетесь. А между тем, как часто считают люди, что у них два носа на лице, и смеются над теми, которые утверждают, что у них две дыры в заду.

Он помолчал с минуту, лицо у него посветлело, и, обращаясь к главарям секты, он спросил, что они думают о его видении.

– Клянемся Брамой, – отвечали они, – таких глубоких истин небо не открывало еще ни одному из пророков.

– Поняли вы что-нибудь?

– Нет, государь.

– Что вы скажете об этих собеседниках?

– Что они безумцы.

– А что, если бы им пришла фантазия сделаться вождями партии и если бы секта, признающая две дыры в заду, стала преследовать секту, признающую два носа?

Жрецы и священники опустили глаза, а Мангогул продолжал: