Дело о «красном орле» - Константинов Андрей Дмитриевич. Страница 28
— Она уже у тебя? — взволнованно спросил голос в трубке.
— Кто она и кто вы? — Я окончательно запуталась.
— Нонна, это я, твоя тетя. Геновера у тебя? — От этого ответа мне стало еще хуже.
Тети размножались прямо на глазах. Впрочем, голос в трубке показался мне отдаленно знакомым. Я робко спросила:
— Тетя Лена?
— Кто же еще! Эта старая ведьма у тебя?
— Да, есть одна. Очень на нее похожая. — Я наконец-то поняла, о ком речь.
— Я не успела тебя предупредить. Это Геновера, наша родственница из Крыма. Она — сестра мужа племянницы Железняка по материнской линии. Совершает турне по всей родне. У меня она уже была.
— Ну и как?
— Ужас! Она колдунья, чревовещательница, гробокопательница и еще что-то в этом роде. У всех, кого она почтила своим вниманием, случались какие-то катастрофы. Я отделалась достаточно легко — всего лишь хулиганы разбили машину и завелись тараканы. Только они не настоящие, эти тараканы.
— Как понять?
— Так. Я смотрела в энциклопедии, носила энтомологам — нет таких. Они жрут обои.
— Это термиты.
— Нет. Эти гады жрут только обои. Чем я их только ни травила! Когда поняла, что бесполезно, я им стала блюдечки с едой ставить, чтоб обои не жрали.
— И что, не едят?
— Нет, только обои, — тетя Лена чуть не плакала. — У Гены из Вологды после ее визита вообще брата убили. У Катерины Ивановны, двоюродной моей сестры, внучку украли. На Бориса, мужа Светланы из Тамбова, набросилась бешеная собака и наехали бандиты. И почти у всех — бытовые неприятности.
— Она всех уже объехала?
— Да, ты последняя.
— Может, ее не пускать?
— И не пытайся. Во-первых, не получится, во-вторых, проклянет.
— Не верю я в эти сверхъестественные штуки.
— Смотри, я тебя предупредила.
Я повесила трубку. Замечательно — личность установлена. Тетушку зовут Геновера, она — ведьма из Крыма. Выгонять ее никто не собирается. Я люблю своих родственников, даже если они из параллельных миров.
— Здравствуйте, тетушка!
На кухне рухнула полка. Кошмар начался.
Итак, у меня появилась тетя. Ее не смутило, что в квартире постоянно орут дети, из еды в холодильнике — только кофе и три кабачка, а Модестов — старая зануда. «Не хочу вас расстраивать, но я, к сожалению, ненадолго. У меня здесь небольшое коммерческое дельце», — заявила она и согласилась занять любую комнату, какую мы ей предложим.
Пришлось предложить ей нашу с Модестовым спальню, поскольку из детской пришлось бы вынести всю мебель. Больше комнат у нас не было. Мы с Модестовым переехали в детскую к вящей радости малявок и к великой досаде Дениса, которому теперь пришлось спать на полу.
Тетя затащила свои баулы в мою комнату, и через некоторое время из-под двери потянулся легкий дымок благовоний. Я никогда не испытывала пристрастия к этому способу ароматизации помещения, но более зловонных благовоний я никогда не нюхала.
Как бы объективно я ни старалась подойти к личности моей новообретенной родственницы, не придавая особого значения тому, что наговорила мне тетя Лена из Выборга, Геновера мне все больше и больше напоминала ведьму из детских книжек. Длинные белые волосы, раскиданные по черной шали, подведенные глаза с черными стрелками, алые ногти на худых пальцах, изящно придерживающих мундштук с «беломориной».
…Ночью выли кошки. Я не буду скрывать — они и раньше были не особо сговорчивыми существами, но чтобы выть — такого еще не было. По-моему, кошкам вообще не дано природой выть, воют только волки и собаки, да и то над мертвецами. А над кем воют кошки?
— Ну, Нонна, у тебя все не слава Богу.
Мало того, что ты постоянно попадаешь во всякие истории с маньяками, так у тебя еще тетки как снег на голову падают. Это из-за нее кошки и воют, — взбунтовался Модестов.
— Может, их связать и вставить кляп? — предложила я.
Модестов высунул голову из-под подушки:
— Нельзя. Они задохнутся.
— Может, им успокоительное дать?
— А у тебя есть?
— Валерьянка.
— Лучше сама выпей.
— Я-то выпью, а дети?
— Надо всем засунуть вату в уши.
На том и порешили. Комплект ваты был выдан всем членам семьи поголовно, включая младенцев.
— Не к добру все это… — сказал Модестов.
Он и сам не предполагал, насколько окажется прав.
После того вечера, проведенного вместе со мной в Агентстве, Спозаранник стал каким-то странным. Глеб Егорович выглядел в последнее время очень задумчивым и каким-то печальным. Мне даже показалось, что он меня избегает.
Сегодня мои подозрения подтвердились.
Когда я вошла в «Золотую пулю», то готова была поклясться, что в конце коридора увидела силуэт Спозаранника. Также о его наличии в Агентстве говорил оставленный на столе дырокол. Я пустилась на поиски начальника, но он как сквозь землю провалился.
Его не было ни в репортерском, ни в архивно-аналитическом, ни в буфете. Инспектировать мужской туалет я не стала, а заняла выжидательную позицию в коридоре. И не напрасно. Внезапно из-за закрытой двери расположенного тут же подсобного помещения раздался шорох, и оттуда, осторожно озираясь, высунулась голова Спозаранника.
— Глеб Егорович! А я к вам, — радостно приветствовала я его.
Голова испуганно вжалась в плечи, и дверь с треском захлопнулась. Я постучалась:
— Глеб Егорович. Выходите. Мне надо с вами поговорить.
Ответом мне была тишина.
— Спозаранник! Я тебя все равно достану! — проорала я в замочную скважину. Желание выпустить душу Спозаранника на свободу из гнетущих рамок штабной культуры было так велико, что я перестала соблюдать приличия.
— Железняк! Прекратите безобразничать.
Идите работать, — зашипел начальник.
— Глеб Егорович, выходите. Я вас не трону. Чем вы там заняты?
— Не выйду, — твердо ответил Спозаранник. — Я думаю. А мыслительный процесс иногда требует покоя и уединения. Слышите: по-ко-я.
— Тогда впустите меня, подумаем вместе. — Ради того, чтобы открыть для общества недавно обнаруженную мною душевность Спозаранника, я уже готова была пренебречь своей репутацией. Хотя эта жертва вряд ли была бы востребована — вместе со Спозаранником моей репутации ничего не грозило.
Я принялась костяшками пальцев выбивать на двери любимую мелодию футбольных болельщиков.
В коридор заглянула Агеева.
— Ты одна? С кем ты здесь шумишь? — удивленно спросила она, изучив пространство вокруг меня. Спозаранник затих.
— Здесь — я одна.
Это я сказала громко и ядовито, выразительно посмотрев на дверь подсобки. Раз Спозаранник не хочет выходить по моей просьбе, то он выйдет под давлением общественности. Пусть как хочет, так и объясняет, за какими такими расследованиями он полез в чулан?
Агеева, смутно о чем-то догадываясь, подошла к подсобке и подергала ручку.
— Кто там? — одновременно поинтересовались запертый и Агеева. Марина Борисовна отскочила от двери:
— Кто это?
— Спозаранник, — честно призналась я.
— Ты его там заперла?! — ужаснулась Агеева.
— Нет, он сам.
— Зачем?!
— Он там думает.
— О-о-о. — Больше ей сказать было нечего.
— Марина Борисовна! — Спозаранник поскребся в дверь с той стороны. — Удалите Железняк от двери. Она дезорганизует работу всего нашего отдела.
— Там весь отдел? — в очередной раз ужаснулась Агеева.
— Нет. Здесь только я, а отдел, лишенный моего руководства, — в отделе.
Через пять минут и отдел, и все Агентство были у двери подсобки. Все уговаривали Спозаранника выйти, но он был непреклонен. Он отказывался выходить до тех пор, пока я нахожусь в пределах видимости.
Чтоб не нарушать священный рабочий процесс, Глеб Егорович заявил, что он согласен руководить отделом из подсобки. Для этого всего лишь надо перенести столы в коридор.