Жернова. Книга 2 (СИ) - Росс Вик. Страница 27

Бренн пытался выровнять дыхание. Ойхе не ответила — казалось, старуха расслабилась, сбросив с костлявых плеч бремя многолетней тайны, и переложив его на крепкие плечи недоросля.

— Храфн меня за ногу! — с загоревшимися глазами Дуги придвинулся ближе. — Выходит, наш Бренн — навроде как внук Красного Короля?

Старушка положила перстень на кухонный стол, и глубоко вздохнула, избавившись от тяготившего ее груза. Бренн молчал, не дотрагиваясь до камня и пытаясь переварить сказанное. Он вовсе не разделял восторгов друга, и угрюмо уточнил: — Значит я все же выродок. Ублюдок нобиля, который обесчестил мать и бросил ее беременной… А перстнем откупился. Теперь понимаю, почему ты так долго молчала, афи…

К чему Ойхе вообще затеяла этот разговор? Неужто, думала, что ему лестно узнать о том, что он выродок? Зря — он чувствовал себя гораздо счастливее, считая, что его отец был честным человеком, настоящим мореходом и действительно погиб вместе с кораблем…

Но старушка вдруг сердито осадила его, вбив конец клюки в истертые плитки пола: — Не шуми! Вот что я тебе скажу, милок… Во-первых, не тебе судить ни мать свою, которая пошла на все, лишь бы сохранить тебе жизнь, ни отца, потому как всякое случается из-за страстей грешных… особливо — среди молодняка. А во-вторых, ты вовсе не ублюдок.

— Как это? — вскинулся Бренн.

— Да вот так — проще и не бывает. Ибо зачат ты был после законного Обряда супружеского соединения в храме Жизнедателя. Как и положено приличным людям. — Ойхе строго оглядела Бренна. — И потому твое полное имя по отцу Бренн Рунар ан Сарэй.

***

Дуги, приоткрыв рот, уставился на Бренна, который потрясенно молчал, не отводя взгляда от голубого турмалина. Но не видел его. Вопросы разрывали ему голову. То, о чем говорила старая Ойхе, бывает лишь в книжицах для глупых дев, где деревенская пастушка вдруг оказывается прионсой, будучи похищенной в младенчестве… Ну, что-то вроде того!

— Только не успел Рунар узнать, что зачал сына, — покачала бабка головой, поджав губы, — ведь от силы дней десять прошло со дня супружеского соединения, когда он принял ужасную смерть в Дивном лесу.

Как и все в Лааре, Бренн знал о древней традиции королевской семьи — с семнадцатого года жизни прионсы Сарэй обязаны были доказать подданным свое бесстрашие, ежегодно принимая участие в отлове детенышей тсаккура, которых затем дрессировали, приучая защищать членов генуса и территорию Розаарде. Почти не дыша, он ловил каждое слово Ойхе.

— Семья Ардан в те времена жила в доме на площади Корабелов. И не отец, а дед твой, известный в квартале штурман, по морям ходил на торговом судне. Вот он взаправду сгинул вместе с кораблем да всей командой во время шторма. Красивый был мужчина, Росс Ардан, справный. Многие девки да бабы из-за него головы теряли…

Старуха прикрыла темные, морщинистые веки. — А Терезия, бабка твоя — мозговитая да проворная — димедом стала. Проверку у Непорочных прошла — все чин по чину, как положено, и вместе с хрингом на виске получила дозволение применять яджу в быту да в деле аптечном. Сама травы собирала, порошки да настойки готовила. И шептать умела. Помню, когда Улла нам старшенького Пепина родила, и от горячки прям на глазах сгорала, так ни один лекарь помочь не смог, кроме бабки твоей… Навек ей благодарна! Да…

Начав рассказывать, Ойхе будто не могла и не хотела останавливаться. Казалось, ей было сладко погружаться во времена своей молодости, а еще — она явно испытывала облегчение от того, что, наконец, раскрывает тяготившие ее секреты. — А на плече у тебя такое же тату, как у твоего отца, — продолжила бабка, — только двойное — будто отзеркаленное. Что означает — мне не ведомо. Кьяра рассказать не успела, а может, не захотела. Называла она этот знак — канги.

— Канги, — эхом отозвался неподвижно сидящий Дуги.

— Канги… — шепотом повторил Бренн, пробуя слово на языке.

Сквозь тусклую пелену времени он видел склонившуюся над латунным тазом юную женщину в намокшей сорочке — она мыла длинные волосы, что-то тихонько напевая. На нежной коже плеча — рисунок — закрученная по солнцу выпуклая спираль темно-красного цвета с мелкими знаками вдоль волнистой линии. Получается, канги было и у отца, и у матери? Только закрученное по солнцу и против солнца. И этого Ойхе не знает.

Откуда взялся у Кьяры такой канги? Может быть, молодые супруги сделали себе тату во время Обряда соединения, в знак вечной любви? Но почему у него, Бренна, канги сдвоенный? И намного ярче, чем у матери. И почему он становится выпуклым после применения яджу…

— Выходит, наш Бренн — самый, что ни на есть законный внук короля Готфрида? — не выдержал Дуги, выразительно поглядывая на молчащего друга. — Спору нет — именно так и выходит, — бабка пыхнула трубкой. — Только вот не знаю, к добру или к худу… — Голубой дым, наполнивший кухню, придавал всему происходящему что-то неправдоподобное.

— Но тогда почему… — начал Дуг, но старая Ойхе сама продолжила: — Почему Кьяра, законная жена Рунара, скрывалась в Канаве, терпя лишения? Почему Бренн не был признан в Розаарде, как отпрыск ее погибшего мужа-прионса?

— Да, афи. — поднял глаза Бренн, требовательно глядя на Ойхе. — Почему?

Одинокая слезинка побежала по худой морщинистой щеке старухи. — Я могу рассказать тебе только то, что узнала от самой Кьяры. А пришла она ко мне незадолго до того, как… пропала… — Ойхе задумалась, и Бренн еле стерпел, чтобы не поторопить ее, ожидая, пока старушка вынырнет из воспоминаний…

— Поначалу она таилась, скрывала свою любовь от матери своей Терезии… Призналась лишь через неделю после обряда Соединения. И бабка твоя до рассвета просидела на лавке, молча и недвижно, что статуя каменная. Не пивши, не евши. Почти не дыша. А на рассвете лишь одно дочери молвила — «спасать надо тебя и внука, ибо мужа твоего уже не спасти». А ведь Кьяра не ведала, что внутри нее уже жизнь новая зародилась. Терезия-то не только исцелять, но и «видеть» умела.

Ойхе помолчала и продолжила: — А наутро, как только в Бхаддуаре народ зашумел, что прионсы-близнецы в Дивный лес отбыли тсаккура добывать, Терезия спрятала Кьяру в Канаве, да велела никому на глаза не показываться. — Бренн, словно наяву, видел все, о чем рассказывала Ойхе.

— Сказала дочери, что нет больше у ней мужа, а совсем скоро — не станет и матери. Как в воду глядела. И наказала еще раз — в доме родном, что на площади Корабелов, не появляться, не искать помощи у меня, чтоб не навлечь на нашу семью беду… И главное — затеряться, найти неприметную работу и держаться подальше от Розаарде, а лучше всего покинуть столицу вместе с будущим сыном. Только вот Кьяра не послушалась матери — осталась в Бхаддуаре…

— А что случилось с Терезией? — Бренн наклонился ближе к Ойхе.

— Через день ее прям в лавке схватили Ловчие… Но искали они вовсе не ее, а Кьяру. Какие муки прошла твоя бабка родная — никому не ведомо, но дочь родную она не выдала…

— Но зачем Непорочные искали мать? — вскочил Бренн, не в силах сдержаться, — почему она не должна была появляться в Розаарде? Почему прионс Рунар скрыл от короля и Милостивой, что у него законная жена? Он стыдился ее? Стыдился, что она простолюдинка?

— Не шуми, Бренн, не шуми, — стукнула клюкой бабка. — Поначалу и я подумала, что Рунар испугался гнева Готфрида, то ж дело неслыханное — потомку великой Маф мешать кровь священную с кровью худородной. Такого в семействе Сарэй вовек не случалось. Я так Кьяре и сказала. Но она рассердилась на мои домыслы, — помню, даже глаза у ней потемнели от обиды. Из желтых стали темно-рыжими, как корица.

Бабка усмехнулась: — Махнула она рукой, да и сказала слова странные: «Ровня я ему». Твердо так сказала. Видно, по молодости, да по наивности верила, что любовь уравнивает всех. Глупышка…

Бренн опустил глаза. Ровня. Мать отцу ровня? Дочь морехода? Похоже, и правда, слишком наивной была. Но чего или кого она опасалась? Словно по наитию, Бренн взял со стола перстень и, не задумываясь, надел на указательный палец. Тот сел чуть свободно — Рунар был старше его нынешнего на три года. Он развернул перстень сияющим камнем внутрь ладони и крепко сжал кулак.