Не выпускайте чудовищ из шкафа (СИ) - Демина Карина. Страница 29

И получается, что Мишка ослушался отца? Наверняка, не просто так. Три рубля в кармане и… и кто их дал? За что?

- Надо ехать, - сказал Бекшеев. А я поглядела в окно.

- Не сегодня. Скоро стемнеет, а в темноте вряд ли что увидим.

Да и дождь тогда был. Точно. Вода, она смывает следы. И значит, шансов нет. Или почти нет. И…

- Что-то не так?

Вот и Одинцов, сволочь этакая, тоже умел чувствовать момент.

- Днем мы тоже вряд ли что-то увидим. Мишка умел ходить по лесу. Тут, конечно, охотиться особо не на кого. Зайцы вот. И куропатки. И так, по мелочи. Так что ждать, что след оставил, не след. Тот… кого он встретил, тоже вряд ли порадует.

- Плохо.

А то я не знаю.

- Собаку у Яжинского возьмем. Нюх у волкодавов не самый лучший, но всяко сильней человеческого. Я тоже попробую, но…

Бекшеев перевел взгляд на карты.

- У меня от дара тоже мало что осталось.

- Вы меняли форму.

- И что? – я упала в кресло и вытянула ноги, испытывая преогромное желание пнуть стол. – Это только форма, да и то… изменения скорее внутренние.

Так мне во всяком случае объясняли.

Сила извне направляется в организм, и меняет его. Временно, само собой. Кости, мышцы… хорошая ищейка может сутки бежать по следу. Правда, потом упадет и сдохнет, поэтому очень хорошие ищейки стараются бегать быстро.

Я была чертовски хорошей.

Но случай не тот.

- Нюх тоже обостряется. Пожалуй… он лучше человеческого, особенно, когда имеешь дело с одаренным. В этом и суть. Мы улавливаем силу. След её. И чем лучше нюх, тем более слабый след способны взять. Я… могла пройти по тому, который недельной давности.

- Дар закрыли?

- Да нет, там скорее уж сама попала… маг последний, которого я взяла, сильным был. Из старого рода. Ну и приложил чем-то… выжить выжила, мы же крепкие, а вот нюх начисто отбило.

Так что пользы от меня будет немного.

Разве что…

Нет, это… это даже не безумие. Хуже того. Я покачала головой, прогоняя неудобную мысль. Но она не захотела прогоняться.

Глава 15. Пятерка кубков

«Некий Прохоренко В., селянин, представ пред судом по обвинению в многоженстве, не стал отпираться, равно же раскаиваться в совершенном преступлении. Но обратившись к присяжным, сказал, что лишь исполнил долг свой пред людьми, ибо война забрала многих мужчин, а потому женщины молодые и здоровые не имеют иной возможности познать семейное счастие, кроме как вступив или во связь греховную, или в порицаемую законом…»

«Поленицкий вестник»

В участок Бекшеев все же заглянул. И был встречен мрачным взглядом Сапожника, который устроился у самой двери. Сел, вытянув ноги в проход. И убрал их нарочито медленно, при этом на Бекшеева глядел выжидающе.

Злить пытается?

- Где в грязь вляпался? – поинтересовался Бекшеев, потому как ботинки Сапожника покрывал толстый слой рыжей глины.

- Да тут…

- Этот?

- Спит, - Сапожник качнул головой. – Притомился.

И снова глянул, ожидая.

Ну да… княжич не выглядел настолько уставшим, чтобы уснуть в камере.

- Приходил кто?

- Сомов, - Сапожник потянулся. – Требовал отпустить.

- А ты?

- А я человек маленький, - улыбка стала широкой. – Мне что велено, то и делаю. Велено стеречь, я и стерегу. Прочее же пущай с начальством решает.

Глаза у него серые, ясные. А в них насмешка. Над Бекшеевым?

- Хорошо.

- Отпустишь?

- Куда? Тем более, если спит человек. К чему тревожить.

Кивок.

И ноги убираются с прохода. А сам Сапожник потягивается, нарочито медленно. Снова странно. Форму он не носит, а этот пиджачишко из темно-рыжего сукна смотрится, будто с чужого плеча. Лацканы засалены, рукава не лучше.

Рубашка синяя измята, и пуговичка верхняя оторвалась.

- Поговорим? – предложил Бекшеев. – Если желание есть.

- Нету. Но ты же не отстанешь?

- Не отстану.

- Папенька послал?

- Нет.

- Точно? – легкий прищур.

- Силой клянусь. Я тут по другому делу. И… парня убили. Знаешь?

Осторожный кивок. И Сапожник поднимается, очень медленно, текуче.

- Все-таки убили?

- Убили, - подтвердил Бекшеев, вглядываясь в лицо.

Одутловатое. Пухлые щеки. Мягкий подбородок. Веки оплывшие так, словно Сапожник пил несколько дней кряду. Но не отпускает ощущение, что это тоже – маска.

- Не тут, - он убирает руки в карманы и горбится, отчего нелепый пиджачок поднимается горбом. – Мое почтение матушке.

- Вы знакомы?

В деле этого не было. Но Сапожник кивает. Пауза недолгая, в два удара сердца.

- Вытянула, - нехотя говорит он. – Помогу, чем смогу.

Он идет, слегка подволакивая правую ногу.

- Колено, - поясняет, хотя Бекшеев не задает вопросов.

А на улице сумерки. Быстро тут. И похолодало ощутимо. Ветер налетел, пронизывая пальто насквозь. Вот тебе и шерсть лучшего качества. А вот Сапожник накинул на плечи куртенку, тоже грязноватую, явно поношенную.

- Одежку б тебе сменить, - сказал он, глядя снисходительно. – А то загнешься раньше времени.

- Сменю, - пообещал Бекшеев, сдерживая дрожь. – Куда идем?

Здание участка располагалось на пересечении двух улиц. Этакая башенка в три этажа. Серый камень. Ни колонн, ни барельефов, только все тот же местный плющ с сизоватыми, словно инеем покрытыми ветвями.

- Тут недалече.

Сапожник и вправду весьма бодро пересек пустую улицу, чтобы втиснуться в узкий проход между домами. И там уже вывел в… сад? Если и так, то весьма заброшенный.

Зато лавочка имелась.

- Садиться не советую, - предупредил Сапожник. – Задницу отморозишь, а госпоже целительнице потом возись.

И опять обидно.

Как с мальчишкой, право слово. Может, в этом и проблема, что видят в нем именно мальчишку, решившего поиграть в большое начальство. Ну да, для них Бекшеев – чужак.

Тот, кто не был.

Не видел.

Не…

- Злишься? – с каким-то болезненным интересом спросил Сапожник.

- Злюсь.

- Маг?

- Аналитик.

Скрывать смысла нет, Зима все одно скажет своим. А если так, то завтра все будут знать. Если уже не знают.

- Сослали? Или сам?

- Сам. После болезни. Или в отставку. Или вот. Что это за место?

- Да так… старый дом. Я живу, - он мотнул головой. – Тихий. Очень. Дом не люблю, а тут вот дышится.

И он сделал глубокий вдох.

А потом вовсе куртку сбросил на скамейку. Следом и пиджак отправился. Бекшеев молча наблюдал, ожидая продолжения. На землю мятым комом полетела рубашка. И только оставшись в нательной майке, Сапожник успокоился.

- Штаны не будешь?

- Приступы. Долго… тяжело в помещении. Начинает казаться, что стены давят. Давят и давят… тебя когда-нибудь хоронили живьем?

- Нет.

- Повезло.

Что там было такого, в его жизни? Спросить? Или… нет, еще не время.

- Думаешь, кто из наших Мишку? Славный паренек. Добрый. Тут войны почти и не было… - Сапожник повел плечами.

В саду темно. Ни фонарей, ни окон, луна и та ныне слабая. Но все одно видно, что плечи Сапожника покрывает сеть мелких шрамов. Будто… будто кто-то вырезал на теле узоры.

- Думаю, - Бекшеев оперся на трость. А дышалось и вправду легко. Свободно. Чуть примораживало, и воздух от этого мороза сделался звонким и отчего-то сладким.

Его хотелось пить.

И холод не мешал.

- Шею ему сломали. Кто-то, кого он подпустил близко. Тебя подпустил бы?

- Не уверен. Меня… опасался.

- Почему?

Сапожник поднял руки и потянулся, выгнулся до хруста в костях.

- Чуял. Чутье у мальчишки имелось.

- У него деньги нашли. Три рубля.

- Много.

…состояние Сапожниковых давно исчисляется миллионами. Хотя по нему и не скажешь.

- Для наших мест, - уточнил Сапожник. – И для него. Яжинский их крепко в кулаке держал.