Дочь мэра (СИ) - Орлова Юлианна. Страница 15

И Облачко смотрит, разумеется, она видит нарастающий бугор. Краснеет пуще прежнего, приоткрывая губки. У меня сразу столько идей рождается в воспаленной голове, что же можно с ними сделать, что хочется встать и выйти.

Пока я не натворил глупостей, которые очень хочу творить и вытворять. ХОЧУ.

Медленно так, словно мы по минному полю идем, Яночка ведет пальчиками по груди, спускаясь ниже и отстраняется. Спустя вечность ладошки останавливается возле хирургического пластыря на бедре.

Пронзает током как дефибриллятором. Без остановки и на максимально возможных пределах, сейчас поджарюсь к ебеням и все.

Прокашливаясь, начинаю собирать разбежавшиеся мысли до кучи. Так. Надо сейчас дать ЦУ. Прямо сейчас собери свой потекший мозг до кучи, Исаев! Это может быть самое главное твое задание за всю жизнь! Проебешь? Нет. Себе простить не смогу.

Взглядом стекаю по выдающимся выпуклостям Облачка и сипло говорю:

— Слушай меня, Облачко. Ты все сможешь. Я тебе обещаю, только ты слушай меня и все четко делай по моим словам. Ок? — мягко сжимаю ее холодную ладошку и накрываю полностью своей сверху рядом с нашей невыполнимой задачей, которую в легкую уделаем. Вдвоем.

Гребанная рана, как назло, начинает ныть сильнее и дергать, да мне посрать, конечно, сейчас на нее, но сам факт.

Мне кажется, Яночка в шаге от того, чтобы упасть в обморок. Прямо на меня. И не то, чтобы я был очень против, я очень даже «за», но мы ведь должны перебороть страхи. Прямо сейчас начать хотя бы.

Как начать, если хочется кончить? Вообще и пытку в частности?

Сглатываю вязкую слюну и смотрю в глаза своей девочке, а там полыхает огонь, и радужной оболочки не видать, потому что я ей нравлюсь и это гребанный факт, железобетонный аргумент. Скользя по бархатной коже, я вместе с ее ручкой двигаюсь к краю пластыря, тихо шепча:

— Сейчас делаешь глубокий вдох, выдох, вдох, выдох и так до тех пор, пока я не скажу «хватит». Давай, малыш, дышим.

— Я не понимаю, — хмурясь и дрожа прямо у меня между ног, Облачко на глазах бледнеет. Нет, малышка, так дело не пойдет. Мы еще не начали, и тут без вариантов — до конца и до победного.

Я так просто не сдамся, да и вообще никогда не сдаюсь, какая бы невыполнимая задача ни стояла передо мной.

Никогда.

Ни одно задание не было провалено, ни одна цель не осталась не достигнутой. И ты не станешь первым провалом. Только победа, малыш. Потому что не сдаюсь я никогда и тебе не дам, ты ведь у меня тоже боец, да?

Крови боишься, а резать хочешь, кромсать и видеть кровушку. Смотри на меня тогда и наслаждайся.

— Яна, ты мне веришь. Ты делаешь, как я тебе говорю, да? Чего тебе терять? Упадешь — словлю, обещаю. Я тебя всегда подхвачу, так что смелее. Все получится. Дыши, — веду пальцем по ее обветренным губам, жмурясь словно от боли. Искусанные.

Прикоснулся пальцем, а у меня на губах фантомным касанием оседает жаркий поцелуй, пускающий мне по вене неизлечимую зависимость от этой девочки.

И она дышит, шумно, дрожа и покрываясь сверкающими бисеринками пота. У меня до боли в пальцах, до ломоты в теле желание провести по ним пальцами или лучше губами. Распробовать хочется во всех смыслах этого слова, посмаковать.

Прикрываю глаза и пытаюсь сдержать очередную волну похоти, ударяющуюся точечно в пах. Ну, блин, дай мне время, немного времени, младшенький, и все будет. Но сейчас мне надо всю кровь в мозг, так что давай обратно все дуй. ОБРАТНО, Я СКАЗАЛ, КАЧАЙ КРОВЬ.

Аааа ну что за блядство? На месте подскакиваю, сжимая челюсть.

— Вот так, молодец. Дыши. Дыши. Вдох, выдох, вдох, выдох. Снимай пластырь. Не прекращай дышать так, как ты это делаешь, — грозно раздаю инструкции, ощущая, что член мне скоро по лбу будет лупить, если она продолжит в таком темпе дышать. Как в порно-фильмах, только в миллион раз лучше.

Если бы я знал, что это такое зрелище, я бы тысячу раз подумал еще.

Дыхательные, мать их, практики. Губки широко распахнуты, по фарфоровому лицу мягко ложится алеющий румянец, глаза смотрят прямо в душу, а у меня в голове только один вариант, как она двигается на мне сверху и вот так стонет.

И как тут выжить? Как не подохнуть?

Пластырь с шумом отлепляется от раны, и я ругаюсь матом как сапожник.

— Яна, на меня смотри. Дышим. Дышим. Дышим. Еще дышим.

Мы оба сейчас шваркнемся в обморок от гипервентиляции, но она стоит передо мной может и бледнее обычного, но в обморок не падает. Это хороший знак или плохой? И можно ли считать за гребанный успех?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Хоть на процентов двадцать?

— Смотрим. Это просто кровь, Яна. Это я, а это моя кровь. Ничего страшного. Смотри. Просто кровь. Дышим, — она опускает взгляд и больше не дышит, от чего я громко ору, как резаный.

— ДЫШИМ, Я СКАЗАЛ, быстро!

От собственного голоса подскакиваю и Яну заставляю дернуться, как от удара, она дышит и смотрит. Пальцем поддеваю поднос со всем добром и валю его на кровать, разбрасывая по ней часть инструментов и лекарств. Похер.

Яна дышит и дрожащими руками собирает необходимое и очень медленно, но резкими движениями делает то, что должна. Дышит, прикрывая глаза, с трудом продолжая дышать. Надо, маленькая. Дышим.

— Смотрим и дышим, Яна. Это я, это мое тело, а это просто кровь. У тебя такая же, точно такая же, Яночка, такая же красная, малыш, ты ж моя четвертая отрицательная.

Она поднимает на меня растерянный взгляд, и я понимаю, что корочка слетает, и уже свежая кровь виднеется на белой ткани. Черт.

Облачко издает хриплый полустон, и я перехватываю ее лицо, двумя руками сжимая и заставляя смотреть в свои глаза. Только на меня смотри, малыш, ты справишься. Все будет зашибезно, ты у меня будешь самым лучшим доктором в мире.

— Смотри на меня и дыши. Просто кровь. Вдох, — вместе с ней глубоко вдыхаю. — Выдох, — вместе с ней выдыхаю. Мои губы в сантиметрах от ее, и от этого голова кружится сильнее.

На меня пускается безумный водоворот вспыхивающих фейерверком эмоций, от чего я сам начинаю переливаться всем теми ощущениями, что и мое Облачко. Страшно тебе, девочка? Ничего. Мелочи такие, просто кровь.

Дышим вместе, когда я вижу скатывающуюся слезинку, одну, вторую, третью. Ломает пополам.

— Все хорошо, хватит. Опускай взгляд. Продолжаем…

Яна медленно переводит взгляд на рану и дрожащей рукой продолжает.

— Теперь дышим.

Она дышит менее активно, чем до этого, но строго выполняет мои указания. Мы как на гребанном марафоне и это, увы, не секс-марафон. А жаль…

Сквозь льющиеся слезы и это частое дыхание я не могу разобрать, что мне дальше делать. И как вообще в таком случае поступать? В обморок она не падает, но бледнее стенки. Когда на рану прилепливается новый пластырь, я обхватываю заплаканное личико взбудораженного Облачка и шепчу:

— Вот. А ты боялась. Молодец, — в заплывших от слез глазах читается так много всего, что я начинаю уже сам задыхаться от переполняющих чувств. Какая же умница, и не только она, но и я охеренный пацан.

— Я…сделала, да? — несмело улыбается, будто бы не веря.

Я заслужил? Да. Зеленый свет лупит прямо в лоб, и я больше ни о чем не сожалею.

Со спокойной совестью впиваюсь в соленые губы, которые для меня вкуснее любой сладости в мире. Обжигает, распарывает грудину, снимает кожу, выжигает клеймом в памяти эти касания, плывущие по моим нервным окончаниям безумными импульсами.

Прижав Яночку к себе еще ближе, набираюсь смелости для того, чтобы обхватить под бедра и усадить на себя верхом, полностью удерживая на руках. Уже ни черта не болит, я вообще сейчас не существую.

Тушите свет, я остаюсь тут. Скольжу языком по губам, сталкиваясь с ее маленьким язычком. Есть контакт. Ликую внутри, растягивая лыбу на половину лица. Да какой на половину? На все рыло тяну, не прекращая ее целовать.

Стреляйте в меня еще много раз, если это будет продолжаться вечно!