Дочь мэра (СИ) - Орлова Юлианна. Страница 65

Согласилась. Мне сказала «да». Вот счастливый я пиздюханций.

— Конечно, я тебя принимаю таким, какой ты есть, Богдан Исаев.

Как жить дальше, девочка Яна? Чтобы не лопнуть при этом от счастья.

Руки опускаются на грудь, сжимают сладостные пики, вкус которых я помнить буду и в старости, и когда имя свое забуду.

— Хочу тебя очень сильно, прямо вот сейчас, — честно заявляю, упираясь головой в манящую грудь. От желания, что тело парализует, почти подыхаю. Мозг плавится, все вокруг превращается в вязкую жижу.

— И я тебя…сильно, — шепчет Облачко. Мечтаю о телепорте. Клянусь, купил бы за любые деньги.

На каждом светофоре сжимаю коленку своей девочки и взглядом ныряю на правую ручку, где красуется подаренное мною кольцо. Бам. Вспышка яркая от падающего на камень солнечного света.

Видно будет всем, что занята девочка.

Это девочка моя. Все. Даже смотреть не смейте, а то глаза выколю. Нельзя смотреть, нельзя трогать.

Гордость берет адовая. Все пробки объезжаю, а если где застреваем, то тут же наклоняюсь к Облачку и впиваюсь в губы, прикусывая нижнюю от досады, что нельзя продолжить вот прямо тут, здесь и сейчас. Руки горят огнем, перед глазами уже развешивается пелена из непреодолимого желания.

Я бы сейчас… черт, в сраку культуру и моральные принципы. Я хочу быть аморальным ублюдком, но для Яночки приходится быть джентльменом! Аааа!

С такой скоростью долетаем до моего дома, что я всерьез задумываюсь о том, что я только открыл этот самый девайс по перемещению в пространстве и могу его запатентовать.

Уже в подъезде грубо прижимаю свою девочку к стенке и приподнимаю за бедра, впиваясь своими в них так, чтобы искры из глаз посыпались у обоих. Черт. Сдавленный стон приятно щекочет слух. Я хочу эту девочку всю.

Я хочу, чтобы кричала мое имя, и чтобы царапала на пике наслаждения мою спину, чтобы просыпалась и первым делом меня обнимала, чтобы засыпала подо мной или надо мной, взмокшая и уставшая от очередного секс-марафона, я хочу, чтобы это ощущение не кончалось, и чтобы она всегда-всегда вот так смотрела на меня, как смотрит сейчас.

Взглядом, способным заставить совершить все на свете ради нее одной.

Ведь я и правда теперь могу все и даже больше.

Пальцы впиваются в ягодицы. Несу Облачко наверх, а возле двери уже не медлю. У меня опыт, как открыть ее с Яной на руках. Стоит только замку щелкнуть, как мы заваливаемся и сразу на комод. Усаживаю Яночку сверху и сдираю с нее вещи резкими движениями, лишенными всякого смирения.

Я больше терпеть не могу.

Обувь, штаны, куртка, майка, все летит скопом на пол. Сам сдираю с себя одежду, чертыхаясь без остановки. Мне все мешает. Все слишком сковывает и замедляет. Передо мной манящее тело, от которого мозг перестаёт функционировать.

Массирую пухлую грудь, одновременно с этим впиваясь в губы, врываюсь языком в рот и сразу раздвигаю влажные складочки пальцами. Горячо. Готова моя.

Аж ведет, на нежности сейчас точно не способен.

Рывком вхожу в узкое местечко и меня прошибает током. Яна громко стонет мне в рот, притягивая пяточками меня за задницу к себе ближе.

Черт возьми. У самого зрение по одному месту пошло, будто бы шоры на глаза повесили. Со стоном толкаюсь глубже, обхватив мягкие бедра, и мысленно прошу Вселенную, чтобы так всегда было.

Рывок. Еще. Яна обхватывает меня за шею и проезжается голой грудью по моей. Меня вырубает.

Вколачиваюсь в нее сильнее и грубее, впиваясь пальцами в ягодицы. Ладонями полностью захватываю булочки.

Финишируем одновременно, только я глубоко в Яночке.

Мне теперь вообще все похеру. Так и стою с ней в обнимку, потный и довольный, прикусывая плечико, отчего она подрагивает в моих руках.

Фейерверками перед глазами мелькают вспышки наслаждения. И на слоу-мо кадры нашего бурного секса на комоде.

Я раньше его ненавидел, думал. Ну нахера мне полупустой комод в коридоре?

Офигенно полезная вещь, оказывается.

Мой рекомендасьон!

— Комод огонь, скажи?

Начинаю ржать, Яна подхватывает.

— Очень огонь. Пламя!

Если мы так всегда мириться будем, то ссоры мне ни по чем.

Глава 51

Я уезжаю от Богдана только спустя три часа, когда все тело уже ноет от грубых ласк, но все еще хочет продолжения.

Некоторое время у меня уходит на то, чтобы привести себя в порядок и стереть с лица этот ярчайший румянец, пятнами гуляющий по коже. Шучу…румянец не стереть, но вот слегка улучшить состояние кожи от засосов и синяков с помощью консилера все-таки можно.

Губы пекут, а совесть не позволяет задержаться дольше, ведь я…понимаю, что дома меня ждет самый серьезный разговор в моей жизни.

С моим папой, который о моей жизни узнал от совершенно незнакомого парня, ой, жениха, а не от меня. Богдан меня триста раз заверяет, что бояться нечего и вообще все хорошо будет.

Вплоть до…

— Я с тобой поеду, Облачко. Сейчас только трусямбы найду… — Богдан светит голым задом, шагая по комнате.

Но я отказываюсь и в итоге еду сама. Это надо пережить самостоятельно. И еще мне надо время собраться…перед разговором с отцом. А значит и побыть одной.

С Богданом не получится обдумать все то, что я собираюсь отцу сказать. А ведь это сейчас важнее всего, учитывая, что я перед ним виновата. И мне очень стыдно, что теперь он все узнал именно так и при подобных обстоятельствах. Уверена, что, если бы я сказала ему сама в самом начале, у меня у самой не было бы стресса от сокрытия тайн.

Напряжения от того, что ты хранишь секреты от близких, неплохо напрягает, все жилы вытаскивает из тела. Дополнительный ресурс необходим для того, чтобы еще и не проговориться самой, ведь это сделать по факту проще простого.

Таксист высаживает меня возле ворот, и я быстрым шагом захожу внутрь. Саму себя подгоняю, как будто от быстроты свершившегося станет легче. Не думаю.

Машина отца стоит под домом, и это еще одна странность, ведь он никогда так рано не приезжает домой. После семи — да.

По коже аж мороз волнами проходится. Захожу в дом, где сейчас тихо. В гостиной на кресле замечаю отца, который удерживает в руках стакан, почти до верхов наполненный пойлом.

Смотрю на него пока что со спины, но уже понимаю, что напряжен и без настроения. Бывалой легкости нет, да и вообще…о чем говорить. Все ведь и так понятно. После подобных новостей нельзя быть веселым.

Я даже в какой-то степени понимаю обиду отца, сама бы я также расстроилась и испытывала точно такие же чувства.

— Привет, — первая нарушаю молчание. Вообще он давно понял, что не один, но предпочитает не оборачиваться.

Я обхожу дугой диван и теперь вижу напряженное лицо папы. Ощущение, будто бы и правда случилось горе. Внутри все сжимается в болезненный ком. Сейчас бы маму сюда, но она, очевидно, не дома.

Уставший взгляд родных глаз останавливается на моем лице. Ударяет под дых.

Набираю в легкие побольше воздуха, чтобы начать разговор первой, но отец все-таки опережает меня, припечатывая с ходу.

— Дочь, скажи мне. Я хоть когда-то давал тебе повод не верить мне? Даже не так, не доверять отцу? Хоть в одной ситуации было такое, что тебе было бы проще соврать, чем сказать мне все как есть? Я не ожидал, что моя собственная дочь будет врать мне в лицо и водить за нос, в то время как я живу в неведении и могу лишь догадываться о каких-то проблемах.

И в чем он не прав? Конечно, все слова точечно ударяют меня хлыстом, от чего я дергаюсь, как будто физически ощущая это касание.

— Пап, я…мне жаль. Конечно, ты имеешь право злиться, — заламываю руки, прикусывая одновременно губу. Мне кажется, я сейчас взорвусь от напряжения. Отец рассматривает мою правую руку, цепляясь за подаренное Богданом кольцо. Теперь этот ободок жжется.

— Яна, я не злюсь, я не понимаю, в какой момент нашей жизни ты решила, что я тебе враг. Все вокруг в курсе. Один я осел?