Шестая жизнь тому вперед - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович. Страница 4

Ученики не осмелились возражать, а Минхотеп не объяснил им причину своего решения. Он был в Магхаре несколько раз, правда, давно, в моло— дости, когда следил за обработкой известняковых плит, предназначавшихся для гигантской статуи Гора. Вышли они с рассветом, но к полудню Минхотеп устал и уже едва передвигал ноги. Скульптор шел и с привычным отвращени— ем вспоминал слова из заветов отца сыну, слова, которые он, как и все, заучил наизусть еще шестилетним ребенком:

«Смотри, это фараон! Пока мы утром спим еще, он уже бодрствует и за— ботится о нас. Пока мы предаемся удовольствиям, он сидит за работой, за работой для нас. Он заботится о поддержании каналов, он распоряжается постройкой храмов, он бдит над нами, чтобы не было сделано несправедли— вости, и защищает нас от произвола. Он оказывает милости там, где закон карает неумолимо. Кричи громко, во весь голос кричи: хвала Сыну солнца, хвала, хвала!»

Слова эти давно потеряли для Минхотепа всякий смысл. Он говорил «фа— раон», но уже не ощущал при этом трепета. Говорил «Сын солнца», а сам думал: скорее сын Гатгара, бога тьмы, заблудший, нелюбимый сын.

Минхотеп не мог заставить себя думать о Хафре с почтением даже те— перь, когда фараон ушел в мир теней. Не мог, потому что знал. Это знание много лет лежало на его плечах тяжким бременем, но так ли необходимо из— бавляться от него сейчас? Нужно ли, чтобы тот, кто верил, начал сомне— ваться, а тот, кто сомневался — начал проклинать? Нужно ли людям знать всю правду о своем владыке?

Минхотеп имеет в виду Суд над мертвыми. Фараон не мог быть погребен, пока весь народ не произнесет над ним Суд. При жизни фараон считался не— погрешимым, слова его были законом, но тем страшнее отзывался Суд, ибо речь шла о самом важном для египтянина — о почетном погребении. Если на Суде хоть один человек справедливо указывал на какую-то неискупленную, вину умершего, в почетном погребении отказывали. Гроб вставляли в нишу в стене в жилом покое — напоминание для детей и внуков. Было только одно средство избавиться от трупа: письменное отпущение от того, чей голос был против погребения. Подобный Суд производился над каждым умершим, но для частных лиц имел гораздо меньшее значение: ведь их можно было нака— зывать и при жизни.

Минхотеп никогда не рассказывал ученикам о днях своей молодости. Ха— тор и Сетеб были слишком юны и слишком чтили власть, чтобы понять его. Хатор умен и сам когда-нибудь придет к тем же мыслям, что и учитель, поймет лживость канонов «Книги Меонг». Хотя «Книга Меонг» священна и на— рушение ее канонов считается святотатством. Но Сетеб… Неглуп, расторо— пен, однако нет в нем того, что Минхотеп называл «душой души», нет иск— ры, которая делает человека творцом. «Книга Меонг» — его идеал именно потому, что показывает удобную дорогу в жизни.

Мужество сойти с этой дороги дано немногим, Минхотеп свернул с нее, прошел через муки и изгнание, но не жалел об этом. Он пристально вгляды— вался в лица учеников, нередко верил им, чаще — сомневался…

Когда полуденная жара стала невыносимой, Сетеб отыскал небольшую пе— щеру. В ней была тень, и камни еще не успели прогреться. Минхотеп сел, прислонился к шершавой стене.

Тихий насмешливый голос, прозвучавший из темноты пещеры, заставил юношей, присевших рядом с учителем, вскочить на ноги.

— Людям становится тесно в этом мире?

Из темноты выступила низенькая фигура старика в изорванном хитоне. Отстранив Хатора, преградившего ему путь, отшельник склонился над Минхо— тепом и, ощупав его изрезанный морщинами лоб, сказал:

— Твой дух намного крепче тела. Лучшее средство против усталости — глоток вина Эрп-Ен-Тапе. Оно охлаждает кровь.

— У нас нет ничего, кроме воды, — пробормотал Сетеб.

— Что же заставило тебя идти через горы? — спросил отшельник, обраща— ясь к Минхотепу.

— Возмездие, — ответил скульптор.

Хатор вздрогнул. Так вот какова цель встречи с ним: нс поклонение и не любовь, но месть?! — подумал юноша, и ему стал понятен смысл слов, произнесенных учителем в ту роковую ночь, когда посланец фараона прим— чался в Каграт: «Я должен исполнить обычай предков…»

Спокойный голос отшельника прервал мысли Хатора:

— Кто он? В чем его вина перед тобой?

— Вина передо мной?.. Вина не заставила бы меня пуститься в далекий путь, — ответил Минхотеп. — В тысячу раз хуже незаслуженная награда, ко— торая ожидает его.

— Награда? — повторил отшельник и презрительно перечислил: — Почет, слава, женщины, власть, деньги…

— Бессмертие, — Минхотеп посмотрел на высокий свод пещеры. — Для всех, кто придет после нас, он будет олицетворением справедливости…

— Я догадываюсь, кто он, — сказал отшельник. — Неужели ты думаешь, что правду можно скрыть во мраке времен?

— Ах, старик, разве ты не знаешь слов, начертанных в храме Озириса на острове Филэ?! — воскликнул скульптор. — «Минует все быстротечное, и рухнет владычество Кемта, погаснут жертвенные огни, исчезнут храмы, и останутся от нас только басни и более ничего». Послушай же одну из этих басен, я все равно хотел рассказать ее ученикам…

Много лет назад, когда я был молод и учился искусству у мудрого Рао— ми, Кемтом правил великий фараон Хуфу. Царь царей был в то время уже глубоким стариком и часто глядел в сторону города мертвых, где возвыша— лась его пирамида. Во всем Кемте не было человека, почитаемого больше, чем мой учитель, создатель этого каменного исполина.

Мы с учителем жили во дворце фараона в специально отведенных покоях, потому что Царь царей мог в любую минуту призвать к себе своего скульптора и строителя.

Ты, старик, возможно, помнишь дни, когда в Меннефер с победой вернул— ся полководец Ипу и привел семнадцать тысяч пленных нубийцев. Среди них были знатнейшие люди побежденной страны. Ипу захватил главный город Ну— бии и сжег его дотла.

Большинство пленников были посланы на каменоломни в Турру, где добы— вался камень для усыпальниц и храмов. Пятьдесят рабов отобрал себе вер— ховный сановник Фалех. Сын убитого чужеземного царя чистил горшки на кухне, а дочь нубийского казначея верховный сановник сделал своей налож— ницей.

Пленного царевича звали Ахром. Ему было двадцать лет, немногим меньше, чем мне. Вряд ли я обратил бы внимание на этого раба, но учитель как-то указал мне на него со словами:

— Видишь этого юношу? Какое сильное у него лицо! Став царем, он прев— зошел бы всех жестокостью и коварством. Он и здесь опасен, потому что отлично разбирается в интригах. Раоми помолчал и добавил:

— Я хочу, чтобы ты вылепил скульптуру этого человека. Я опешил — мне, создававшему царские статуи, делать скульптуру раба? — и хотел возра— зить, но учитель крепко сжал мне запястье и оказал:

— Ты сделаешь это, Минхотеп!

Я не смел ослушаться, и в тот же вечер, когда Раоми отправился на ве— черний прием, начал работу.

Ты знаешь, старик, что искусство Кемта уходит корнями во времена, когда боги только создали мир и учили людей ремеслу. Боги передали людям правила изображения мира, которые записаны в виде канонов «Книги Меонг». Трудно представить, чем было бы искусство Кемта без этой книги. Каждое поколение художников воспитывается на «Книге Меонг», и любую работу мас— тер начинает с того, что вспоминает нужный канон.

Наши мастера почти никогда не рисуют чужеземцев. Кемт — вот та почва, на которой они выросли, вот тот мир, который они могут изобразить на па— пирусе или в камне. Сами художники редко задумываются над этим. «Книгу» дали людям боги, кому придет в голову обсуждать повеления Озириса?

Подумав, я решил: если лицо нубийца не соответствует канонам, тем ху— же для нубийца.

Я принялся за работу, и в несколько дней глиняная заготовка была вчерне вылеплена. Как требовали каноны, я разделил статую в высоту на восемьдесят семь частей, из которых тридцать пришлись на голову, сорок три на ноги… Вылепил лицо, ничуть не похожее на лицо нубийца, и велел привести Ахрома. Раба привели и усадили передо мной. Ахром сидел смирно, но смотрел на меня гордо и вызывающе. Меня бесило, что он видел мое сму— щение и понимал его причину. Несколькими движениями я примял у скульпту— ры нос и подбородок, постарался придать лицу более варварское выражение, не нарушая, однако, классических пропорций, и объявил, что работа закон— чена.