Шестая жизнь тому вперед - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович. Страница 6

Мне пришлось повторить вслед за Фалехом: «И да будет вечно…» Я был слаб, очень слаб. И предал учителя.

Только впоследствии мне стали известны кое-какие подробности возвыше— ния Ахрома, Дворцовые тайны хранились свято, ничто не могло открыть их потомству: ни пирамиды, ни храмы. В печах сгорали папирусы, стирались в пыль таблицы, стачивались неугодные надписи на вечных камнях пирамид и склепов. Вот почему истинная причина гибели молодого Джедефре и стреми— тельного возвышения Хафры никогда не будет раскрыта.

В детстве Джедефре воспитывался не жрецами, а неким мудрецом Шамаи— лом, которого покойная царица дала в наставники сыну. Шамаил внушал ца— ревичу отвращение к золоту и войнам, любовь к искусству и поэзии. Совет жрецов обвинил мудреца в святотатстве и сослал в каменоломни Силили, где тот вскоре погиб. Джедефре отдали под надзор жрецов храма Птаха, Но нас— ледник возненавидел своих новых наставников за убийство Шамаила, и жрецы усердно молили богов, чтобы те продлили бесценную жизнь Хуфу. Но этого было мало, и верховный жрец Хаорес подумывал о смене династии. Он мог сам стать фараоном, но тогда получил бы могучего противника в лице вер— ховного сановника. Возникла бы смута, война — этого жрецы не хотели. Тогда они обратились к Фалеху. Поразмыслив и посовещавшись, верховный жрец и верховный сановник решили посадить на престол человека, полностью покорного их воле. Управлять Кемтом, оставаясь в тени. Вот тогдато мно— гоопытный Фалех и вывел в свет нубийца, заметив в Ахроме — все же он был сыном царя — удачное сочетание вл-астолюбия, сметливости, завистливости и покорности богам.

Ахрома-Хафру представили как нареченного брата Хуфу, который юные го— ды провел в жреческой школе храма Ра. Выдать нубийца за жителя Кемта не— легко, и Хафра первое время не покидал пределов дворца. Потом выход был найден: слой румян, накладная борода… Издалека нубийские черты лица владыки, оставшегося рабом, не бросались в глаза. А вблизи… Владыку видят не таким, каков он на самом деле, а таким, каким его изображают художники, скульпторы, писцы, сказители. Они должны были создать Хафру для народа Кемта. И создали. Я был среди них. Более того: я создал новый канон. Наверно, мой поступок достоин презрения, но тогда все виделось мне в ином свете, а многого я просто не понимал. Судите сами.

Помню: из тронного зала меня вывели все те же слуги, посадили в по— возку и куда-то долго везли. Соображал я плохо и весь дрожал. Забылся тяжелым сном и очнулся в комнате с широким окном, затянутым тонкой брон— зовой сеткой. В этой комнате я провел десять дней, не видя никого, кроме рабов, приносивших мне еду и воду. Силы вернулись ко мне, но на душе бы— ло тяжело.

Лишь на одиннадцатый день вместо раба на пороге появилась девушка с черными волосами и тонкими руками.

— Кто ты? — спросил я.

— Иддиба, рабыня дочери верховного сановника Фалеха. Госпожа хочет видеть тебя.

Мы вышли в сад. Рабыня быстро шла по запутанным тропинкам. Деревья расступились, открыв небольшой пруд с белыми кувшинками. В воздухе про— пела стрела и вонзилась в ствол акации. Возле пруда появилась Юра с лу— ком в руках.

— Испугался? — воскликнула она, довольная своей шуткой.

— Нет, госпожа. Где я, что все это значит?

— Иди за мной, Минхотеп.

В дальнем конце сада стояло невысокое строение с решетчатыми окнами. Вслед за Юрой я вступил в сводчатое помещение, пол которого был устлан мягкими циновками.

— Здесь все для тебя, Минхотеп, — сказала Юра. — Но помни: ты обещал мне скульптуру.

Я огляделся в восхищении. Какой скульптор остался бы равнодушным при виде великолепно оборудованной мастерской? Здесь были тяжелые медные пи— лы с резными рукоятями, сверлильные трубки, нефритовые кувалды, бронзо— вые стамески, полировочный песок из Магхара и драгоценные резцы с алма— зами. На деревянных подпорках стояли две заготовки для парадных статуй: одна из белого мрамора, другая из редкого пятнистого мрамора «митт», ко— торый впоследствии назвали «камнем Хафры». У окна я увидел и две глиня— ные заготовки. Теперь я понял, чем был вызван мой вынужденный переезд в имение Фалеха. Срочность заказа фараона заставила верховного сановника создать у себя эту мастерскую. Впоследствии мне стала ясной и дальняя цель заказа Царя царей, цель, о которой в то время я не мог и догады— ваться.

— Эти инструменты — подарок отца, — сказала Юра, — а лучшие подмас— терья помогут тебе выполнить заказ Великого Дома и… обещание, которое ты дал мне.

Я понял, что она многого не знает, и решил не открывать ей того, чему сам стал свидетелем. — Мое сердце у твоих ног, госпожа, — сказал я. С этого дня я начал работать над двумя статуями под неусыпным наблюдением подмастерьев Хирама и Джхути, которых с удовольствием колотил при каждом удобном случае. Работал быстро. Если одну из скульптур — фараона — над— лежало выполнить, точно соблюдая все каноны, то вторую никто не мог по— мешать мне высечь так, как я хотел. Работая, я размышлял о том, что умею, оказывается, меньше, чем какой-нибудь раб из Вавилона. Как-то Рао— ми показывал мне привезенную с далекого севера вещицу: вырезанную из кости головку девушки. Лицо северной красавицы, удлиненное, с острым профилем. В то время я не смел признаться самому себе, что никогда не видел лица более прекрасного, и упорно твердил, что это работа варвара, что даже смотреть на нее — кощунство…

Когда обе статуи были почти готовы, я бросил работу. С утра до ночи бродил по саду, хотел видеть Юру и встретил ее в одном из коридоров дворца. Вероятно, я выглядел довольно странно, потому что Юра подбежала ко мне:

— Что случилось, Минхотеп?

— Я почти закончил работу. Осталось самое важное, мне хочется, госпо— жа, чтобы ты была со мной, Мы вернулись в мастерскую, и, усадив Юру у окна, я приступил к рабо— те. Подмастерья пыхтели у меня за спиной, я чувствовал на себе их подоз— рительные взгляды. Иддиба принесла еду, мы немного поели и продолжили работу. Юра уснула, и лишь тогда до меня дошло, что уже ночь. Я разбудил Юру, проводил ее во дворец. Вернулся и прогнал подмастерьев. Они вышли и встали у дверей: было слышно, как они переговаривались.

Я работал до утра. В окне брезжил свет зари, когда я забылся тяжелым сном, полным кошмарных сновидений, Проснувшись, прежде всего увидел серые от ярости лица подмастерьев, а затем — Юру. Девушка смотрела на свое изваяние с испугом, сложив руки у подбородка.

— Минхотеп… Что ты сделал, Минхотеп? — тихо сказала она.

И только тогда, увидев свою работу при ярком дневном свете, я понял, что сотворил чудо. Мраморная Юра была живой. Лицо казалось грустным, уг— лы рта были опущены, в них затаилась обида. Это лицо можно было узнать среди тысяч одноликих парадных статуй, потому что только оно жило своей, а не чужой жизнью. Да, это было чудо. И святотатство. Я надеялся найти в глазах Юры признание своей победы, но прочел в них лишь испуг.

— Ты сошел с ума, Минхотеп, — прошептала она. Открылась дверь, и Юра исчезла.

— Господин, — мрачно сказал тощий Хирам, — мы не можем оставаться здесь. — Убирайтесь, — приказал я.

Они вышли из мастерской на цыпочках, стараясь не касаться ни одного предмета. Отныне моя душа была предназначена Гатгару. Я знал, что обре— чен, но расставаться с жизнью мне Не хотелось. И я понял, что должен де— лать. Увидел единственный способ, который мог не только спасти меня, но дать возможность создавать, я уже знал, какое это счастье — лепить людей так, как хочет душа.

Позавтракав плодами, запер дверь мастерской, взял резец и подошел к незаконченной статуе Хафры. Работал до вечера, а когда голод и усталость взяли верх, пошел во дворец в надежде найти Фалеха.

У порога мастерской я натолкнулся на Хирама. Пес, оказывается, стерег меня, как раба.

— Мне нужно видеть верховного сановника, — сказал я. Хирам быстро за— лопотал, и я с трудом понял из его скороговорки, что Фалех в Меннефере, а завтра Царь царей, божественный Хафра, почтит своим присутствием дво— рец верховного сановника. Такая удача мне и не снилась.