Дело об императорском пингвине - Константинов Андрей Дмитриевич. Страница 6

А Обнорский-то был прав, любит майор почесать языком", — подумал я и постарался снова подтолкнуть постоянно сбивающегося на полемику Филиппова, к главной теме нашего разговора:

— Мне бы понять — не было ли у вас на территории в последнее время похожих краж? Может, почерк схожий, либо еще каких-нибудь крутых обносили? Или все-таки к нему случайно влезли?

— Знаешь, Витя, не похоже, что случайно. Вошли грамотно, можно сказать, профессионально. Особо не рылись, как будто знали, где брать.

И что брать. Я так думаю, они у него что-то серьезное увели. Потому как, ребята говорили, жена его все причитала: давай, мол, пиши заявление, сережки мои любимые золотые украли, те что ты мне на свадьбу дарил, колечко с бриллиантиком мамино…

А он ее утешал, ничего, говорит, новые куплю. А сам бледнющий, нервничает, дергается, и все на сейф свой поглядывает. А сейф-то вскрыт был аккуратненько, со знанием дела… Такая вот ситуевина. Да, а что касается похожих краж, то был тут у нас такой случай — тебе как журналисту, интересно, думаю, будет. Короче, залезают два наркомана через форточку на первом этаже к одной бабе…

Все, что в рассказе Филиппова было связано с Бореевым, мне уже было известно и до этого. А после двух историй майора о кражах, совершенных группой местных наркоманов, я понял, что от визита больше никакого толку не будет. К середине же четвертой истории, в которой, помнится, был замешан вор-домушник, оказавшийся лидером профсоюзной организации Вторчермета, мне стало уже откровенно скучно. Филиппов загружал меня своими бравыми милицейскими байками, а я чувствовал, как меня постепенно убаюкивает. Из этого состояния меня вывел сам Филиппов:

— Ты, Виктор, записывай, а то ведь забудешь потом, а для вашей «Явки с повинной», может, когда и пригодится.

Я у вас всегда на последней странице юмор про ментов читаю.

— Не волнуйтесь, Владимир Николаевич, у меня в кармане диктофон, — соврал я. — Так что все будет в порядке.

— Лихо, — ободрительно крякнул Филиппов. — Казенный небось? А у нас от начальства снега зимой не допросишься. Тут у нас недавно был такой случай…

Я испугался, что сейчас он загрузит меня очередной порцией своих бесконечных баек, и весьма бестактно прервал его:

— Владимир Николаевич. У меня тут еще такой вопросик. Сугубо личного плана.

— Давай, выкладывай. Чем сможем — поможем.

— Тут с моим приятелем одна скверная история приключилась. — (Ну не мог же я ему признаться в собственном кретинизме.) — У него недавно на Загородном какие-то уроды колесо прокололи. Ну и пока он его менял, из машины сумку увели. Словом, по стандартной схеме.

— Что ж ты с такими лохами дружбу водишь? — (Интересно, что я должен был ему на это ответить.) — Тема-то древняя, жеваная-пережеванная. Ты же сам постоянно на криминальных статьях сидишь. Неужели не мог человека просветить?

Не дождавшись от меня ответа, Филиппов продолжил:

— Так где, говоришь, бомбанули?…

А, знаю такую кафешку, захаживали туда как-то с Сашкой, — он кивнул на соседний стол. — Кстати, — Николаевич посмотрел на часы, — чегой-то он задерживается… Но вообще-то, Витя, эта земля уже вокзальной считается.

Там из линейного отдела ребята приглядывают.

Филиппов подвинул к себе телефон, набрал номер и попросил позвать Евтушенко. Показав мне большой палец, мол, все в порядке, на месте, уже через несколько секунд он напрочь забыл обо мне, полностью погрузившись в процесс общения со старым приятелем-закадыкой:

— Здорово, старый черт!… Кто-кто — конь в пальто!… Ну, значит, богатым буду… Как сам?…

Обмен воспоминаниями продолжался минут пять. Лишь после того, как я, не выдержав, демонстративно откашлялся, Филиппов вспомнил, зачем он собственно позвонил.

— Слушай, у меня тут у приятеля одна проблемка возникла. Обидели его… Что?… Обидели его, говорю, причем на вашей земле… Возле «Плакучей ивы». Барсетчики опустили… Я ему то же самое и сказал… Ладно, чего уж теперь. Так кто там у вас такими вещами балуется?… Черные?… Подожди, я запишу… Разберемся, говорю. Все. Счастливо… Обязательно посидим, вот двадцатого получка будет… Ага. Все! Отбой.

Филиппов положил трубку и вытер рукавом вспотевший лоб.

— Значится, Витя, дела следующие. Про барсетчиков этих Евтушенко в курсе. Это в основном черные орудуют. Там сейчас у них на вокзале плотно прописались, — он посмотрел в свой листочек, — какие-то зугдидские. Через "д". Держат практически все вокзальные ларьки, шашлык-машлык, шавермы и так далее. Иногда герычем приторговывают. Ну и приворовывают. Евтушенко считает, что и по барсеткам в машинах они работают. Самое интересное, что чурки на это дело в помощь местных пацанов подписывают — те как раз проколы-то и делают. Ну а уж когда лохи колеса менять начинают, тут уж в дело, как говорится, вступают профессионалы. У них там такие умельцы есть, что им «дипломат» или барсетку незаметно увести, как два пальца… Но Евтушенко залупаться с черными не советует, все равно ничего не добьешься, да еще и лицо начистить могут. Круговая порука, мать их, все друг за дружку держатся. Разве что через этих самых пацанов попробовать, но там тоже такие оторвыши попадаются не приведи Господь.

У нас в отделе недавно один такой малец, лет десять ему было, не больше, участкового ножом в ногу пырнул, когда тот его в пикет хотел отвести.

Я вспомнил вдруг, что в тот злополучный день возле моей «Нивы» тоже крутился какой-то пацаненок. Помнится, ведь еще хотел понаблюдать за ним, но тогда как раз принесли кофе…

— Владимир Николаевич, вы еще его вроде спрашивали о том, где они обычно собираются. Но я не понял кто — черные или пацаны?

— Про пацанов я спрашивал. Евтушенко говорит, что они обычно возле «Пятого колеса» тусуются, есть такой гадюшник на задворках, там шавермой и пивом торгуют.

В этот момент в кабинет ввалился уже подзабытый майор Синюшников А. Е. Сейчас он уже выглядел не в пример лучше. Закрыв дверь на два поворота ключа, он выгрузил на свой стол 0,75 «Синопской», три зеленых огурца и небольшой кружок колбасы.

— А хлеба купить, конечно, не догадался, — сказал Филиппов, осмотрев все это великолепие.

— Николаич, так денег уже не хватило, — аргументировал свой выбор Синюшников.

— Так взял бы лучше два огурца и хлеб. На хрена три-то покупал?

— Как же? А для господина журналиста. Извините, не расслышал вашего имени-отчества, — обратился он ко мне.

Виктор Михайлович. Только я, к сожалению, вынужден буду отказаться. Мне еще работать сегодня.

— Да ладно, Вить. Нам с Александром Евгеньевичем, между прочим, сегодня тоже еще работать, — веско сказал Филиппов. — Но по чуть-чуть, за содружество, так сказать родов войск, и вообще для профилактики, выпить можно.

— И нужно, — подтвердил Синюшников, доставая из сейфа три неопрятного вида стакана.

Пить водку в самый разгар рабочего дня, да еще по такой жаре, да еще и с ментами — для меня это было нечто из ряда вон выходящее. Но пока я придумывал предлог, чтобы деликатно соскочить (уже подумывал, а не признаться ли мне, что я бывший рэкетир), черту под нашими прениями подвел Филиппов:

— И не вздумай даже отлынивать.

Ты ко мне пришел за помощью, за информацией. Я тебе помог. Информацию ты получил. Так где же твоя человеческая благодарность? Что ж тебя два заслуженных ветерана, опера, два майора, наконец, теперь должны как красну девку уламывать? Дают — бери, бьют — беги. Не поверю, что Обнорский у себя в конторе таких людей держит, которые даже сто граммов выпить не в состоянии…

«При чем тут Обнорский?» — успел подумать я, до того как Синюшников протянул мне стакан и огурец. Ладно, хрен с ними. Все равно ведь не отвяжутся. И… понеслось…

Я вышел из отдела где-то в начале седьмого. Хоть убей — не помню, почему сидели так долго, о чем говорили и как появились вторые 0,75.

Помню лишь, что из отдела я отправился на Витебский, горя желанием набить морду всем зугдидским, которые встретятся на моем пути. Поскольку на следующий день на моем теле никаких следов от побоев не оказалось, наши пути, видимо, в тот день все же не пересеклись. Потом, помнится, я какое-то время торчал у «Пятого колеса». Следил за беспризорниками, пытаясь узнать в них своего.