Опасная беременность. Девочка Басманова (СИ) - Вишневская Виктория. Страница 50

Рука моментально при одной этой мысли плетью падает вдоль тела.

Они… знают?

Брат обнимает её не как девушку. Это немного успокаивает, но в то же время поднимает шквал ярости, растерянности и недоумения. Бешеный коктейль, от которого мутит, а голова кружится.

Что она здесь делает? Разве она не должна быть дома?

Почему стоит здесь, рядом с моим братом?

Ответ у меня только один. Но я не озвучиваю его, застопорившись и залипнув на милой улыбке на смазливом личике.

Какая она красивая… Её вечно чуть волнистые светлые волосы крупными локонами спадают по груди. А платье это… Белое, невинное, жутко ей подходящее.

Чёрт, если бы я мог, сейчас бы обнял её и поцеловал.

Сдерживаю этот порыв.

— Здравствуйте-здравствуйте, — проговаривает отец. — Как зовут твою спутницу, Мирон?

— Ульяна, — она представляется сама, протягивая свою хилую аккуратную ладошку.

— Приятно познакомиться, — мама, растерянная, тоже отвечает на рукопожатие. — Меня зовут Анна Анатольевна. В будущем, возможно, будете называть меня мамой…

Говорит это, а сама не верит.

Блять, голова пухнет, и я не представляю, что делать, как реагировать. Схватить её и молча увести отсюда? Или продолжить весь этот фарс, делая вид, что ничего между нами нет?

Мирон наверняка уже всё знает. И рассказал ей.

Рассказал?

И что она теперь думает? Ведь считает, что мы братья. Он ведь уточнил, что не родные?

Блять, заварил же кашу. Надо было сразу изъясниться, а не бегать и скрывать всё.

— Нет, мам, — усмехнувшись, говорит Мирон. — Она уже может смело называть тебя бабушкой. Ульяна – моя дочь.

В комнате воцаряется тишина. Я отчётливо слышу своё сердце, которое вырывается из груди и вот-вот её прорвёт. Шум в ушах, свист.

Всё должно было идти не так. Я планировал всё совсем по-другому. И знакомство их… Было не таким!

А теперь…

— Ух ты, — папа первый отмирает. — Неожиданно.

Сверлю Ульяну взглядом. Она делает вид, что меня здесь нет.

Цирк. Грёбаный цирк.

— Мирон, — кидаю брату, привлекая его внимание. — Поговорим? Наедине.

Глава 60

Глава 60

— У меня нет секретов от семьи, Булат.

Сукин сын. Никогда не думал, что брат у меня такой противный. А ещё интриган и двуличный.

— Говори здесь. Или тебе есть что скрывать?

— Нет, — цежу сквозь зубы и бросаю взгляд на свою малышку. То ли у неё амнезия, то ли она специально сроит из себя ангела рядом со мной и делает вид, что не знает меня. — Хорошо. Позже. Присядем? Кажется, вы шокировали маму.

Беру родительницу за ладонь и, не сводя пристального взгляда с этих двоих, сажаю женщину за стол.

— Да-да, — лепечет она, хватая салфетку и обмахиваясь ею. Охренеть. Не только её довели, но и меня. Еле сдерживаюсь. Огромное желание подойти к Уле, забрать её и закончить весь этот цирк.

Чёрт. Но вместо этого сажусь напротив блондинки. Ни на шаг от брата не отходит.

Мама с отцом начинают допрос, начиная семейный ужин. А я сверлю взглядом Ульяну.

Блять, и злиться не могу на неё.

Шикарна, как никогда.

Главное, чтобы её ротик не сболтнул лишнего.

А то, что обмануть меня вздумала… Так гормоны. Мало ли что в её головку маленькую взбрело? Пусть. Я на неё злиться не могу. Нет, могу. Но зла причинить… никогда.

Под этой атласной тканью в районе животика наш малыш.

Что ж, прощу ей эти дурацкие игры с братом.

А вот с ним разберусь. И устрою допрос. Сразу после того, как мы переступим порог дома, окажемся на улице.

История у них, конечно, огонь. Вся правдивая, ничего не скажешь. Выдумывать ничего не пришлось.

Только меня в ней нет.

— Интересно, интересно, — покачивает головой отец. Ведут они себя так, как и должны. Не кидаются к Ульяне с объятиями. Наоборот, ведут себя отчуждённо, хотя она – их родная внучка.

Плевать. Плевать на всё. Почему она не встаёт? Почему они не уезжают?

Мы сидим уже сорок минут, а может, и того больше.

Я сгораю от нетерпения.

— Булат сегодня такой тихий, — замечает мама. — Не проронил ни слова за вечер. На тебя не похоже, сынок.

— Да, не похоже, — тихо и медленно кидает брат. — Заболел?

— Нет. Все вопросы задают и без меня. Я сегодня слушатель.

Так и хочется снять всю эту лапшу с ушей. Но я жду.

Ульяна подаётся вперёд, к брату, и укол ревности заставляет сжать кулаки. Вытягивает шейку и что-то шепчет на ухо Бодрову.

Блять.

Держаться. Держаться.

Не убить.

— Извините, — подаёт свой нежный голосок. — Я отойду, и мы сможем поговорить ещё.

Весёлая, несмотря ни на что, поднимается со стула, выходит из-за стола. Крутит головой по сторонам, разыскивая, в какую дверь идти.

— Прямо и налево, солнышко, — подсказывает ей Мирон.

«Солнышко».

Я готов отправить его к настоящему солнцу, чтобы он сгорел.

Нельзя так говорить, Булат.

Но бесит!

— Спасибо, — неловко чешет макушку Уля. Ведёт себя так, будто ничего не произошло, а мы и вовсе не знакомы.

Лёгкой походкой, цокая каблуками, выходит из столовой. И я тут же слышу требовательный голос отца:

— Объяснись, сын.

Мне неинтересны их перепалки. Но родителей я понимаю. Вот если бы я пришёл в дом с Сирениной и сказал, что она – моя беременная девушка, вопросов возникло бы намного меньше.

Достаю телефон и делаю вид, что мне кто-то звонит.

— Отойду, по работе, — встаю из-за стола.

Мирон никак на это не реагирует.

Блять. У меня ощущение, что я реально до сих пор сплю, и всё это – бредовый кошмар.

Я направляюсь следом за Улей в уборную. И именно там нахожу утончённую, изысканную куколку, от которой губы изгибаются в улыбку. Стоит у огромного зеркала, уже повернувшись ко входу, ко мне лицом.

— Малыш, — делаю шаг вперёд, к ней. Поднимаю руки, чтобы обнять её, прижать к себе. — Ты что здесь делаешь? Поехали домой?

Внезапно на щеке ощущаю слабый удар. Такой, что голова даже не двигается.

Если пару минут назад в голубых глазах была наивность и доброта, то сейчас – искристая ярость.

— Это тебе за то, что всё это время скрывал от меня правду.

Опять улыбаюсь, как дурак, смотря на свою боевую беременяшку.

— Заслужил, — киваю, а пальцы уже тянутся к её тонкой талии.

Вмиг вторую щёку обжигает.

А я не могу на неё разозлиться. Ничуть.

— А это? — уточняю. Пусть бьёт, может, легче станет.

— За то, что обманывал меня и своего брата. Он искал меня. А ты тем временем укрывал меня в своём доме непонятно где и заделал мне ребёнка.

— В принципе, заслуженно, — хмыкаю, разминая пальцами челюсти. — Что-то ещё? Какую щёку тебе подставить?

— Булат, — она тихо, обречённо выдыхает. — Ты совсем сошёл с ума? Ты не понимаешь, что натворил? Это огромная ошибка. Из-за тебя.

— Ты даже не попытаешься меня выслушать?

— Нет. Мне уже достаточно известно. Я пришла сказать тебе, что между нами всё кончено. Я больше не позволю собой пользоваться.

— Всё? — выгибаю выжидательно бровь.

— Я тебя ненавижу.

Издаю тихий смешок, когда куколка после этих слов срывается с места. Но я хватаю её за запястье, останавливая у самого выхода.

Значит, они сделали это специально. Этот вечер, её появление… Даже этот разговор. Не зря Мирон сказал ей вслух, куда идти.

Брат постарался.

— Не глупи, — не держу на неё зла и с улыбкой проговариваю: — Ты беременна от меня. Носишь под сердцем моего ребёнка. Мы друг друга любим. И ты от меня никуда не денешься.

В невинных и больших глазах, как у Бэмби, блестят слёзы.

Розовые пухлые губы распахиваются, и Ульяна оглушает меня тихими словами:

— Твоего ребёнка больше нет.

Пол на мгновение уходит из-под ног. Паршивка успевает выдернуть руку из ослабевших пальцев и убежать. А я за эти несколько секунд успеваю задохнуться. Воскреснуть. И снова лишиться всех чувств, ощутить себя мёртвым.