Выдумщик (Сочинитель-2) - Константинов Андрей Дмитриевич. Страница 41
— Кто убил Гришина? — вопрос прозвучал, как щелчок бича.
Плейшнер ничего не понял, а потому испугался еще сильнее:
— Какого Гришина, вы че, в натуре? Не знаю я никакого Гришина! И слыхом не слыхивал… Во, артисты — Гришина какого-то кто-то мочканул, а с меня спрашивают…
— Второй раз спрашиваю: кто убил майора Гришина на проспекте Стачек?
Скрипник замотал головой:
— Не, ребята, вот тут вы в непонятное попали — с вашим Гришиным. Напутали… Ежели б я знал, то разве…
Договорить до конца он не успел — страшный удар ногой в ухо опрокинул Плейшнера на бок, он забился на полу и завыл:
— Пошто беспредел творите, псы?! Я не знаю никакого Гришина, не знаю, здоровьем клянусь!…
— Ну ладно, — сказал тот, кто, видимо, был в группе похитителей за старшего. — Чего кота за яйца тянуть? Он по-людски говорить не хочет и не умеет, так что… Давайте хлопцы, погрейте дядю… А я пока наверх схожу… Только не тяните особо…
— Ничего, — откинулся стоявший справа. — Мы быстренько.
Старший ушел наверх, один из оставшихся деловито начал разводить огонь в маленькой печке, а второй шагнул к Плейшнеру, у которого лысина покрылась крупными бисеринами пота.
— Ну что, падаль? Не хочешь по-хорошему? Сам себе могилу роешь — ты не понял еще? Кто убил Гришина? Говори, тварь!! Кто взял груз, и где он? Ну!!
Плейшнер шумно сглотнул и севшим голосом переспросил:
— Груз? Я извиняюсь — какой конкретно? Слышь, только не бей, я просто понять хочу — за какой груз базар идет?
— Водка… Кто дал наколку? Ну?!
— А-а, так вы вон чего, — вздохнул Некрасов чуть ли не с облегчением, потому что хотя бы начал понимать, за что с него «спрашивают». — Так бы сразу и сказали, что за водяру предъявляете… А то — Гришин какой-то… А про водку — это вам не со мной толковать надо, я уж теперь и не знаю, где она… Это вам с Антибиотиком перетереть нужно — может, он и поможет вашей беде… А наколку Медалистка дала… Я не знаю, откуда она, блядюга, ксероксы притащила… Это она всю бодягу заварила, я не хотел…
Плейшнер говорил очень быстро, но, видимо, не убедил спрашивавшего — тот снова ударил Скрипника ногой, отшвырнув к стене:
— Какая, к хуям, медалистка, ты чего пургу метешь?! Где груз? Кто убил Гришина?!
Плейшнер забился в корчах у стены, а допрашивавший обернулся к возившемуся у печки:
— Ну, что? Скоро ты?…
Его подвела слишком большая уверенность в полной деморализации и физическом подавлении пленника — трудно было предположить попытку сопротивления со стороны избитого, немолодого уже урки, да к тому же — со скованными руками… Правда, руки-то у него были скованы спереди, а не сзади… А Плейшнер понял, что терять ему нечего — сейчас его начнут жечь, потом еще чего-нибудь придумают… Про «Абсолют» вытянут все — и даже если не кончат потом (что вряд ли), Антибиотик не простит, что раскололся.
Некрасов, когда его отшвырнуло к стене, уткнулся носом в совковую лопату — ее он и подхватил, вскочив на ноги. Страх смерти придал сил и решительности — лопата, описав дугу, ударила повернувшегося к «истопнику» человека по голове. Он упал, а Плейшнер хрипло выдохнул, уже замахнувшись на второго, но тот успел среагировать — нырнул под удар и инстинктивно рубанул ребром ладони в полную силу по шейным позвонкам Некрасова…
Мишутка услышал какой-то противный хруст, а потом у него в голове словно телевизор выключился — навсегда… Плейшнер упал лицом в бетонный пол, но боли уже не почувствовал. Тот, кого он ударил лопатой, вскочил на ноги, бросился к пленнику — и очень быстро понял, что Некрасов больше не сможет ответить ни на какие вопросы… Человек стащил с головы маску, скривившись от боли, и с досадой сказал напарнику:
— Ты что, очумел? Полегче не мог? Он же нам живой нужен был… Вот, блядь… Давай, топай за Санычем, он нам устроит «разбор полетов»!
Старший, спустившись в подвал, немного повозился с телом Плейшнера, потом безнадежно махнул рукой:
— Все… Ну что — силу девать некуда? Совсем работать разучились… Чего стоите? Давайте теперь в цемент его… Терминаторы хуевы…
Известие о похищении Плейшнера вызвало в Питере много толков — в определенных кругах города, конечно, в основном, в бандитских и правоохранительных. Ну, и в порту об этом скоро судачили чуть ли не все подряд — потому что там Некрасов был человеком не последним… До майора Назарова эта новость дошла 19 мая. А поскольку Аркадий Сергеевич уже знал об убийстве Гришина, для него не составило труда сопоставить два факта и понять, кто мог «заказать» похищение Плейшнера… А поняв это, Назаров почувствовал такую тоску, что — хоть на луну вой… Если раньше у майора еще оставались слабые надежды на то, что всю эту грязную историю с поставкой «Абсолюта» можно будет как-то тихо «закрыть», то теперь этих надежд не осталось. Слишком много всего уже наворочено вокруг этой проклятой водки — слишком много…
Аркадий Сергеевич срочно встретился с Бурцевым, посмотрел на руководителя «ТКК» — и понял все без слов.
— Максимыч, — устало сказал майор бывшему подполковнику. — Ты хоть понимаешь, что творишь? Мы же в обычных уголовников превращаемся…
— Я творю?! — взорвался Бурцев. — Может, это я Диму Гришина убил? Или водку я сам у себя скоммуниздил?
Назаров вздохнул:
— Нас вычислят — это же элементарно… Ты что, не понимаешь?
Бурцев упрямо мотнул головой:
— А ты что предлагаешь — на жопе ровно сидеть? Вычислят… Сейчас не прежние времена… Вычислить и доказать — разные вещи… И фора временная у нас пока еще есть… Если найдем груз — Бог даст, вывернемся как-нибудь. А вот если не будет груза — тогда, действительно, кранты… Мне, по крайней мере…
Аркадий Сергеевич взглянул Дмитрию Максимовичу в глаза и увидел там нехороший фанатический огонек, по которому понял, что Бурцев уже потерял способность холодного и безэмоционального анализирования ситуации… Дмитрий Максимович явно решил идти ва-банк — ему, действительно, было, что терять.
— Как ты думаешь, — медленно спросил Назаров, — те, кто выкрал Плейшнера, смогли получить информацию о грузе?
Аркадий Сергеевич нарочно задал вопрос в такой странной форме — он уже опасался всего, в том числе и «аудиоконтроля» со стороны Бурцева — так, на всякий случай, чтобы еще крепче его, Назарова, к себе привязать… Хотя — куда уж крепче…
Дмитрий Максимович понял, усмехнулся:
— Брось ты, Аркадий… Если мы и друг друга еще начнем подозревать… А что касается Плейшнера, то… Мне так кажется, что он, к сожалению, не все, что знал, рассказать успел… Но водку хитил он, это точно. А вот где она сейчас — это вопрос…
Хоть и призывал Бурцев Назарова доверять друг другу, а ответил в той же манере — так, чтобы сторонний человек, услышавший эту фразу, не мог напрямую «привязать» Дмитрия Максимовича к похищению Плейшнера.
Аркадий Сергеевич долго молчал, а потом сказал, потирая лоб сухой рукой:
— Максимыч… У меня такое чувство, будто кто-то нас все время за ниточки дергает, заставляет делать заранее просчитанные ходы… Что-то нечисто со всей этой историей…
— Да перестань ты, Аркадий, — махнул рукой Бурцев. — Это все нервы… У меня у самого — такие нервы, что… Ты в мистику-то не впадай… Какие еще ниточки? Кто дергает?
Назаров вымученно хмыкнул:
— А если — аноним? Кто это? Зачем ему было звонить, говорить о Плейшнере? Зачем?
— С анонимом — действительно не очень понятно, — согласился Бурцев, не знавший о первом звонке неизвестного. — Но и здесь, опять-таки, может быть множество простых объяснений… Думаешь, у Плейшнера недоброжелателей мало было? Из его же собственного окружения? Да они же там — как крысы, жрут друг друга. Так что… Они проговорили еще минут тридцать, а потом расстались, и Назаров не мог избавиться от тягостного чувства, что Бурцев недооценивает опасность — просто не чувствует ее дыхания в затылок… Вернувшись в свой кабинет, Аркадий Сергеевич выпил таблетку от головной боли и позвонил журналисту Серегину, чей рабочий телефон разыскал еще накануне. Назаров хотел договориться с журналистом о встрече, посулив какую-нибудь «жареную» тему, а потом, в ходе беседы, постараться вывести Серегина на разговор о компаньоне Олафсона.