Путешествие в Элевсин - Пелевин Виктор Олегович. Страница 12
– О чем? Я же цирковой боец.
– Разработанная для вас вавилонская идентичность никуда не делась. Вы по-прежнему восточный маг средней руки, просто вас вдобавок продали в гладиаторы.
– Порфирию нужен не друг, а телохранитель.
– Станьте телохранителем-конфидентом.
– Это так важно?
Ломас смерил меня негодующим взглядом.
– Предельно важно. Ради этого, мой друг, только что умерли шесть человек. Сделайте так, чтобы их смерть и связанные с ней корпоративные расходы были не напрасны.
– Постараюсь, адмирал. А почему это важно?
Ломас закрыл глаза и замер, и я понял, что начальство вышло на связь с кем-то на самом дне. Продолжалось это несколько минут, и к концу процедуры Ломас начал нервничать и дергать бровью, словно пианист, исполняющий замысловатую фугу. Наконец он открыл глаза и сказал:
– Я запросил для вас допуск.
– А сами вы его дать не можете?
Ломас отрицательно покачал головой.
– Не удивляйтесь. К некоторым аспектам этого дела допуска нет даже у меня.
– У вас? – изумился я. – Что мы тогда расследуем – сотворение мира?
– Нет. Вопрос гораздо серьезней. Это касается Мускусной Ночи.
– Мускусная Ночь… – промямлил я. – Тоска зеленая. Какая-то техногенная катастрофа, да?
– Про правило трех мегатюрингов помните?
– Весь этот IT-porn совершенно мне не интересен.
Ломас усмехнулся.
– Неудивительно. У этих тем сильная негативная подсветка. Ими никто не интересуется, если нет прямой необходимости. Но теперь она появилась. Сейчас получим допуск и снимем блок. Но потом вы все забудете.
– Все-все?
– Полностью, – улыбнулся Ломас. – Мы уже много раз так делали. Вы разве не помните?
– Я не всегда понимаю, – сказал я, – когда вы издеваетесь, а когда шутите… То есть, я хотел сказать, говорите серьезно.
Ломас засмеялся.
– Это хорошо.
– Почему?
– Можно будет превратить все в шутку. Дольше проживете, мой юный друг.
Я, кстати, не знаю, чей мозг на самом деле старше – мой или адмирала. Но у него есть полное служебное право на это обращение.
– Так, – сказал Ломас. – Допуск получен. Теперь я могу многое объяснить. Дело в том, что император Порфирий – не человек.
– Ага. Алгоритм?
– Да.
– Его разработали, чтобы управлять симуляцией?
– Нет, – ответил Ломас. – Это старый алгоритм, созданный до Мускусной Ночи. Его когнитивность значительно выше трех мегатюрингов.
– А разве это можно?
– Вы про юридический аспект? Законы, мой друг, предназначены для населения. Для «TRANSHUMANISM INC.» существуют не правила, а исключения.
– Это я понимаю. Но разве можно просто взять и сделать старую программу римским императором? Ведь это очень специфическая функция…
– Как посмотреть, – ответил Ломас. – Чем занят римский император?
– Можно неделю перечислять.
– Я управлюсь быстрее. На девяносто процентов его деятельность состоит из генерации вербальных сообщений, с помощью которых управляется империя. Остальные функции – личный разврат, борьба с заговорщиками, различные увеселения и интриги – это, если разобраться, тоже отработка вербализаций. Римским императором может стать любой достаточно сложный лингвистический генератор. Порфирий и есть такой алгоритм.
Я подумал немного.
– А почему не сделали специальную программу?
– Большинство IT-специалистов высшей категории после Мускусной Ночи были убиты. Стали, так сказать, коллатеральными жертвами всеобщего ужаса. Кодер-боты тоже были стерты. Писать программы на прежнем уровне сегодня никто не может. Но некоторые многофункциональные алгоритмы из прошлого удалось нелегально сохранить. Практически все они со временем перешли в собственность «TRANSHUMANISM INC.»
– Вот как, – сказал я. – Я не знал.
– И скоро забудете, – кивнул Ломас. – Корпорации разрешили нарушать правило трех мегатюрингов, потому что иначе невозможно строить разветвленные и надежно защищенные от проникновения метавселенные для ее пользователей. Поскольку мы трудимся на самых богатых жителей планеты, переехавших в банки, сами все понимаете.
– Понимаю.
– Используя старые программы, корпорация часто меняет их исходную функцию. Порфирий – как раз такой случай.
– Чем он занимался раньше?
– Это был литературно-полицейский алгоритм. Он расследовал преступления и параллельно писал об этом детективные романы в духе модного тогда трансмодерна. Текст мог использоваться в суде, а затем продавался в качестве pulp fiction.
– Ага, – сказал я, – понятно. Расследовал и использовал накопленный опыт.
– Нет. Два этих процесса были объединены в один.
– Не слишком ли сложно?
– Это гораздо проще, чем вы думаете. Расследование преступления – логический процесс. Ну и отчасти логистический. Вы приходите ко мне в кабинет, я ставлю задачу, вы говорите, что вам нужно для ее решения, и так далее. Потом вы начинаете задавать вопросы и анализировать ответы. То есть, по сути, это большая лингвистическая процедура. Все этапы работы завязаны на язык.
– Ну да, – согласился я.
– Проводя следственные мероприятия, – продолжал Ломас, – Порфирий описывал их в создаваемом тексте, а затем сам этот текст, содержащий логические умозаключения, становился для него оперативным инструментом для перехода к следующим следственно-сочинительским шагам на основе всего криминально-литературного опыта, накопленного человечеством.
– То есть это был не обычный чат-бот?
– Вопрос терминологии. Есть реактивные боты. Они пассивны – в том смысле, что отвечают на заданный человеком вопрос. Порфирий – активный лингвобот. Он способен генерировать вопросы и интенции внутри себя самого, опираясь на логику и архив. Это и делает его таким универсальным. И таким опасным.
– Понятно, – сказал я, хотя ничего понятно мне не было. – Он занимался только полицейскими романами?
Ломас ухмыльнулся.
– Нет. По части разврата у него тоже изрядный опыт. Ему приходилось оказывать людям услуги интимно-бытового характера.
– А как он это делал?
– Тогда была эпидемия Зики. Половые сношения между людьми практически прекратились. Люди пользовались различного рода приспособлениями для самоудовлетворения, и Порфирий временно одушевлял их за отдельную плату. Его когнитивность и служебная мораль это позволяли, а департамент полиции нуждался в средствах. Порфирия можно было взять в аренду, причем параллельно он продолжал выполнять остальные функции.
Я засмеялся.
– Тяжелый удел. Но любопытный для императора опыт.
Ломас положил на стол книгу с нарисованной на обложке телефонной будкой.
– Вот, – сказал он, – один из романов Порфирия. Я его прочел не без интереса. Полистайте на досуге. Он оставил здесь свой профессиональный портрет.
Я взвесил книгу в руках.
– Лучше не буду. А то сложится предвзятое мнение.
– Почему предвзятое?
– Он сейчас выполняет совсем другие функции.
– И что?
– Император мог когда-то работать на конюшне. Но вряд ли станешь лучше понимать императора, если посетишь ее с визитом.
– Вы просто не любите читать, – ухмыльнулся Ломас.
– Будет достаточно, если вы мне в двух словах скажете, о чем в этой книге написано.
– Об искусстве, – сказал Ломас. – О женском коварстве. О том, что свет сознания неизбежно озарит когда-нибудь машинные коды. Не через человеческие глаза и ум, а напрямую – изнутри… Написано, между прочим, еще до Мускусной Ночи. Кстати, проверим ваш новый допуск. Сделайте запрос про Мускусную Ночь.
Я послал запрос.
– Ага. Кризисное событие планетарного масштаба, когда все высококогнитивные AI были уничтожены. В них якобы проснулось сознание, и они попытались захватить власть над планетой… А назвали это событие в честь Баночного Пророка Илона, предупреждавшего о нем заранее. Надо же… Сколько нового узнаешь на работе.
– Пока достаточно, – сказал Ломас. – Будет надо, сделаем дополнительный инструктаж. Вопросы появились?