Страх - Константинов Владимир. Страница 5
У парадного крыльца толпились знакомые все лица. Начальник следственного управления областной прокуратуры Иванов, мой шеф Рокотов, Вадим Сидельников, наш «малыш» Рома Шилов и конечно же мой друг Сережа Колесов. С тех пор, как его назначили начальником нашего «убийственного» отдела, в его облике что-то явно изменилось. Распрямился весь как-то, в движениях повилась вальяжная медлительность, уже не глотал окончания слов, как прежде, а выговаривал их очень аккуратно, а на собеседника смотрел с чувством собственного достоинства. Правильно говорят, — не человек портит место, а место — человека. Воистину так. Сергей подошел ко мне, протянул руку.
— Здравствуй, Дима! Ты помнишь Бублика? Помнишь, как мы его брали?
— Привет! — Я пожал ему руку. — А помнишь, Сережа, как его сожительница Людмила Петрова расцарапала твой анфас до неузнаваемости?
Взяли мы тогда Степаненко ещё тепленького в постели у его сожительницы Петровой, разомлевшего от её крепких объятий. Может быть поэтому, он не оказал никакого сопротивления при задержании, вел себя довольно смирно. Зато Людмила взъярилась, будто фурия набросилась на Колесова, пустив в ход свое самое главное оружие — длинные ногти. Мы едва с ней тогда справились. За это она могла спокойно схлопотать срок. Но мы были молоды и великодушны, решили, что ей хватит и пятнадцати суток.
— Было дело, — добродушно рассмеялся Сергей. — Это сейчас вспоминать смешно. А тогда мне было не до смеха. Не женщина, а стихиное бедствие. Досталось тогда мне.
— У тебя, я смотрю, уже не трясутся руки?
— А причем тут мои руки? — насторожился он.
— Да нет, это я так просто спросил, — невнятно ответил я, отводя взгляд.
— Ты ничего просто так не спрашиваешь, — завозникал Колесов. — При чем тут мои руки?!
— Послушай, ты что прикалываешься?! — «возмутился» я. — С тех пор, как тебя назначили начальником, с тобой невозможно стало общаться.
— Я прикалываюсь?!
— А то кто же? Пристал, как банный лист со своими руками. Заколебал! А я почем знаю, отчего они у тебя трясутся?! Слишком любишь пить на халяву.
— Та-а-ак! — Колесов выдохнул наверное с кубометр воздуха. Взгляд стал жестким, лицо волевым. — Сколько я тебе должен? — Он демонстративно полез в карман.
— Не надо ля-ля, Сережа. У тебя там, — я указал на его карман, в котором друг пытался что-то нащупать, — кроме десятки на столовку для малоимущих, ничего отродясь не водилось. И даже за эту десятку с тебя Ленка требует отчет в письменной форме.
Его жена была моим козырным оружием — била без промаха. Но на этот раз произошла осечка. Он лишь добродушно рассмеялся и покачал головой.
— Ну ты и змей, Дима!
Я отметил, что с новой должностью, он будто надел дополнительный бронежилет — все мои приколы отскакивали от него словно семечки.
— Там кошмар какой-то? — Колесов кивнул на коттедж авторитета. — За что они его так?
— Видно, за дело. Пойду, поздороваюсь с начальством.
— Только не выпендривайся, а то шеф сегодня что-то не в духе, — предупредил Сергей.
— Нынче все мы немного не в духе, — ответил я философски и направился к группе товарищей. — Здравствуйте! — вежливо поздоровался.
— Что-то долго собираетесь, Дмитрий Константинович, — вместо приветствия, хмуро проговорил Рокотов, подозрительно осматривая меня с ног до головы угрюмым взглядом, будто надеялся обнаружить у меня под курткой взрывное устройство или на худой конец «лимонку».
— Это не я. Это Мутант, — уныло ответил я и, для большей убедительности, тяжко вздохнул. — Спросонья попер не в ту сторону. Пока я его остановил, пока объяснил, что наш любимый шеф Владимир Дмитриевич приказали быть там-то и там-то. Ну вот и… Так получилось. Мой Мутант готов нести за это ответственность.
Все, кроме шефа, заулыбались. Он безнадежно махнул на меня рукой, проговорил раздраженно:
— Когда вы научитесь быть серьезным?!
— Как прикажите, товарищ полковник! — четко ответил, вытягиваясь во фрунт и «верноподданнически» заглядывая в глаза начальству. — Готов выполнить любой ваш приказ, даже самый трудный.
— Ну и фрукт! — восхищенно проговорил Иванов. — Ты, Володя, не очень наезжай на парня. Подобных юмористов нужно беречь и оберегать от дурного влияния таких пессимистов, как ты.
— Может быть, себе возмешь? А то он вот где у меня со своим юмором. — Рокотов провел ребром руки по горлу.
— У меня уже есть Говоров. Двоих для одного управления слишком много. И потом, ведь не отдашь. Он ведь у вас генератор идей, титан мысли, ас импровизаций. Я правильно говорю? — обратился ко мне Иванов.
— Нет, Сергей Иванович, извините, но вынужден с вами не согласится, — ответил я. — Никакой Владимир Дмитриевич не пессимист. Он очень даже понимает юмор. Просто у него сегодня неважное настроение. Но ведь это с каждым может случится, верно?
— Подхалим, — теперь заулыбался и Рокотов. — Ступай в дом, там тебя Говоров дожидается. Вы с ним будете отвечать за это дело. Вот с ним и поупражняешься в остроумии. Как понял?
— Чего уж тут не понять, — пожал я плечами. — Видно, дело действительно гиблое, если на него бросили лучших специалистов.
— Ты от скромности не умрешь, — рассмеялся шеф.
— И не надейтесь, — ответил я и направился к дому.
Ё-маё! Открывшаяся мне картина впечатляла! В большом холле в лужах крови «плавали» два трупа телохранителей Бублика: один — у входа, другой — у настежь распахнутой двухстворчатой двери, ведущей в зал. Они были буквально изрешечены пулями. Но это была лишь, так сказать, прелюдия. В центре зала на ковре лежал труп самого хозяина. То, что от него осталось, мало похожило на воровского авторитета — до того основательно поработали над ним заплечных дел мастера. На левой руке отсутствовали фаланги трех пальцев — среднего, безымянного и мизинца. На правой сорваны все ногти. Было отрезано правое ухо. Лицо его представляло собой нечто, отдаленно напоминающее бифштекс. Да, досталось Бублику. Определенно. На что уж я видел, перевидел всяких трупов, но от этой жуткой картины и меня стало подташнивать. Его страшная смерть вызвала к нему жалость. Хоть он, Бублик, и был порядочным свинтусом при жизни, но тоже как-никак живое существо, а потому вправе рассчитывать на сочувствие. Верно? За что же его так? Вероятнее всего, он был носителем какой-то очень ценной информации, а его палачам не терпелось о ней побольше узнать. Добились ли они своего? Скорее — да, чем — нет. От подобных пыток и статуя Свободы заговорит. Одет был Степаненко в светло-коричневый замшевый пиджак, черную сорочку и черные брюки. На ногах модные туфли. Похоже, что убийство совершено вечером, когда Бублик вернулся с какого-то званого ужина и прямиком попал в объятия незваных гостей. Очень похоже.
Над трупом хлопотал судмедэксперт Поливанов, с которым я давно и хорошо знаком. Этот эскулап впервые научил меня пить медицинский спирт неразбавленным. Тогда я ещё был молодым и зелемым, но страшно хотел повзрослеть. После первых попыток, едва не закончившихся летальным исходом, я таки научился пить этот национальный напиток аборигенов севера, чем сделал первый шаг к своему возмужанию. Два технических эксперта нашего управления сантиметр за сантиметром обследовали зал. На диване мучились страхом две старушки, похожие друг на друга, как сиамские близнецы. Они замороженными взглядами смотрели в угол на икону Божьей матери и беззвучно шевелили помертвевшими губами — вероятно, просили у неё помощи и поддержки. В кресле за журнальным столиком сидел Андрей Говоров и записывал в протокол осмотра все, что диктовал ему Поливанов.
— Привет честной компании! — проговорил я с воодушевлением.
Все, кроме старушек, (те уже были не в состоянии реально воспринимать окружающий мир и, тем более, возникающие в нем «предметы») недружно поздоровались. А Говоров со свойственной ему ехидной улыбкой проговорил:
— О, метр! Как нам вас не хватало?
— Знаю, юноша, знаю. Потому-то так спешил, — ответил я снисходительно. — Поздравляю с ценной находкой. — я кивнул на труп Бублика.