Сумерки мира - Херцог Вернер. Страница 5

Онода и Симада в последний раз подъезжают на грузовике к импровизированному полевому госпиталю. Ситуация там по-прежнему безнадежна. Раненый, которому Онода дал гранату, едва приходит в сознание. С коек за ними молча следят. Онода паркует грузовик рядом с палаткой. Он и Симада взваливают на плечи тяжелые рюкзаки и достают винтовки. К поясу Оноды прикреплен самурайский меч, хранящийся в семье с XVII века. До сих пор он не расставался с мечом, куда бы его ни забрасывала война Онода и Симада салютуют раненым и бесшумно исчезают в джунглях, раскинувшихся на склонах гор.

ЛУБАНГ, ДЖУНГЛИ

Конец января 1945 года

Онода и Симада завернулись в несколько полос брезента, который в целях маскировки покрыли грязью, и притаились в джунглях в густом кустарнике на склоне холма. Ночь, далекий грохот артиллерии и разрозненные взрывы накатывают на них волнами, словно море на высокий берег. Снопы трассирующих снарядов прочерчивают в темноте линии. Огонь пульсирует так, словно большой зверь вдыхает и выдыхает жар. Онода чуть отводит мокрую ветку в сторону.

— Тилик. Как мы и предполагали. Это вторжение.

Симада не решается высказать правду вслух, но происходящее само становится правдой, даже если эта правда потом изменится, обретет собственную жизнь: «Мы не разрушили причал».

Онода некоторое время молчит,

— Я полон стыда. Но это уже ничего не изменит.

Симада пытается сказать что-то утешительное.

— Эта атака столь масштабна, гак ошеломительна, что можно не сомневаться: американцы бы все равно высадились, с причалом или без него, с сопротивлением или нет.

На следующий день Онода и Симада поднимаются на вершину одной из гор-близнецов. Вдали, слева от них, виднеется бледная линия океана. Здесь, наверху, японские подразделения вырыли траншею, в которой может укрыться до дюжины солдат. Отбившиеся от части солдаты апатично скрючились на земле, запущенные и разочарованные. Рядом с ними палатка, но в ней никого. Вокруг разбросаны ящики с боеприпасами, разорванный мешок с рисом, кухонная утварь — никаких признаков порядка.

— Кто здесь командует? — спрашивает Онода.

— Мы сами по себе. А я ухожу, — отвечает солдат, который действительно проявляет инициативу и вылезает из траншеи.

У него тоже есть план: на юг, до оконечности острова возле Лоока. Оттуда, с вершины, можно наблюдать крупные передвижения в море на востоке, в направлении Манильской бухты. Противник высадился в Тилике со значительным количеством войск, но американцам важна только северная часть с населенными пунктами Лубанг и Тилик. Однако Онода убежден, что весь остров будет захвачен. Солдат не отвечает и уходит, еще двое вылезают из грязной траншеи и следуют за ним. Онода не может их остановить.

Они отказываются повиноваться. Оставшиеся еще глубже зарываются в траншею, избегая смотреть Оноде в глаза. Какое со противление они смогут здесь оказать, спрашивает он, глядя на их спины. На них будут наступать огромные силы с артиллерией, гранатометами и пулеметами, не говоря уже о поддержке с воздуха американских ВВС. Один из солдат поворачивается к Оноде.

— Вовсе нет, с воздуха нас прикроют наши Императорские ВВС.

С Оноды достаточно. Он вынимает меч и указывает на джунгли.

— Следуйте за мной. Это единственный способ продолжить борьбу. Никто не выживет здесь, наверху, и никто не выживет на юге.

Онода входит в джунгли в самом густом месте. Кроме Симады, никто за ним не идет. Листва еще мгновение шевелится, затем их поглощает зеленая стена.

ЛУБАНГ

Февраль 1945 года

Время и джунгли. Джунгли не признают времени, они словно браг и сестра, которые стали друг другу чужими, потеряли контакт и связаны разве лишь взаимным презрением. Дни сменяются ночами, но времен года здесь не существует, максимум — месяцы с более или с менее частыми дождями. Вечная, вневременная константа — постоянная битва за солнечный свет, в которую вовлечено все живое и которая не ослабевает даже с наступлением беспросветной ночи. Пение птиц и стрекот цикад — как будто визг тормозов огромного поезда во время экстренной остановки, растянувшейся на часы. Затем, словно по взмаху палочки таинственного дирижера, все резко смолкает, все разом, и хор в испуге задерживает дыхание. Онода и Симада одновременно ныряют в хаос листвы. Птицы молчат. Это знак? Опасность все ближе? Ни звука. И вот птицы снова щебечут, а цикады возобновляют стрекот, все разом, с точностью до доли секунды.

Симада решается прошептать:

— Я знаю, где тайник с рисом.

— На Змеиной горе, — предполагает Онода.

— Нет, немного дальше, у вершины Пятьсот. — Симада располагает точной информацией. — Надеюсь, рис все еще там.

Пятьсот — идеальная точка обзора, одна из самых высоких вершин Лубанга, в отличие от остальных не покрытая джунглями. Выступающая верхушка похожа на округлую лысую голову; здесь растет только невысокая трава. Отсюда можно увидеть весь север и запад острова. Онода и Симада долгое время неподвижно сидят, укрывшись в близлежащем лесу. Что-то на краю джунглей внизу шевелится, раздается звук. Они застывают с невозможной для человека выдержкой диких зверей. Так застыла бы кошка в открытом поле. И Онода теперь зверь, зверь с пятнистой шкурой. Он неподвижно наблюдает за джунглями в бинокль. Затем передает его Симаде, будто в замедленной съемке, где бинокль, кажется, можно передавать минутами, неделями — так, словно он перерастает из одной руки в другую. Или это просто странные, непривычные секунды длиною в месяц?

Плоские поля в северной части острова, рис, кокосовые пальмы, несколько маленьких деревушек, в каждой из которых пять или шесть хижин на сваях, их крыши покрыты пальмовыми листьями. Отдаленные раскаты взрывов. На самом севере побережье окутала пелена, над ней — более темный дым. Симада замечает огонь на аэродроме. Он возвращает бинокль. Отныне их язык — это форма шепота. Онода невозмутим.

— Американцы разбомбили взлетную полосу, которую могли бы использовать для своих самолетов, — шепчет он, — это победа. Наша первая победа.

Воодушевленные, они покидают укрытие. Онода из джунглей прикрывает Симаду, который осторожно движется по открытой местности. Он доходит до кучи сухих пальмовых веток и аккуратно их разгребает. Здесь спрятаны металлические контейнеры. Все они пусты, за исключением последнего, который полон рисом. Деревянные ящики рядом с ним переполнены боеприпасами, здесь несколько тысяч патронов и лент для пулеметов. Два солдата осторожно возвращают ветки на место. Онода рассматривает на солнце несколько рисовых зерен. Ни влаги, ни плесени. Но вот по деревьям пробегает дрожь. Рука Оноды подхватывает ее, но это не настоящая дрожь — так шерсть лошади колеблется от укусов слепней. Рисовые зерна разлетаются во все стороны. Взрывная волна — и лишь спустя долгие секунды дальний гром мощного взрыва. Онода сразу понимает, что это полевой госпиталь. Нет сомнений: раненые взорвали себя. Онода и Симада совершают глубокий церемониальный поклон в направлении взрыва и надолго застывают в воинском приветствии.

Затем они отправляются в путь — путь в десятилетия, которые их ожидают. Зачастую они идут спиной вперед, чтобы следы указывали в неправильном направлении. Так они натыкаются на двух других японских солдат, которые лежат на земле с винтовками наготове. Онода и Симада мгновенно находят укрытие. Один из лежащих солдат вскакивает, решив, что это подкрепление. Тут же с другой стороны на него обрушивается шквал огня. Он падает как подкошенный. Второй солдат совершает ту же ошибку и зигзагами направляется к Оноде, который стреляет по невидимому противнику. Солдата чудом не задевает, и он бросается в небольшую впадину на краю леса между Онодой и Симадой. Голоса американцев удаляются, джунгли кажутся им слишком опасными. Онода не дает новоприбывшему забрать товарища. Мертвец стал бы обузой.