Колесо Сансары - Контровский Владимир Ильич. Страница 43

– Я не всё рассказала вам… Амулет не только услышал, он ещё и ответил мне. Да, да, ответил! Я услыхала, нет, восприняла где-то тут, – девушка коснулась ладонью своего лба, – голос… И в голосе этом присутствовали приязнь и искренняя радость: «Это ты, сестра, здравствуй! Как хорошо, что ты сумела ответить, и что мы нашли тебя! Подожди совсем немного, и мы придём за тобой. Тебе не место в этом Мире, он не твой. Он, этот Мир, слишком юн и слишком жесток – посмотри…». А потом включился телевизор, и… мне показали ближайшее будущее. Интересно, если бы я взяла и позвонила в Нью-Йорк, смогла бы я предотвратить? Но самое интересное, что я и не собиралась предотвращать – пусть всё идёт своим чередом. Жестоко? Но это закон, Закон Познаваемой Вселенной!

Анн-Мари то ли ойкнула, то ли всхлипнула, и тут же Лизетта стала прежней – только глаза блестели, да лицо было куда бледнее обычного.

Хрупкое и зыбкое Нечто, материализовавшееся в гостиной уютного загородного европейского дома начала двадцать первого столетия, таяло и распадалось. Профессор истории и археологии мсье Жерар Рану даже не удивился, когда он услышал звук, с которым оно рассыпалось. И только через несколько секунд он понял, что звук этот – мелодичная трель телефонного звонка.

– Жерар? – голос Марселя Прево подрагивал, и это означало, что произошло что-то совершенно непредставимое: например, сразу и вдруг растопилось ледяное покрывало Антарктиды или атмосфера Земли внезапно счистилась сама собой с планеты, как шкурка с перезревшего банана. – С подобным я ещё не сталкивался, да и вы, я полагаю, тоже. Впервые мой любимый девиз «На любой вопрос можно найти ответ!» оказался неверен – на вашу Загадку ответа нет. Эта ваша штучка вообще никак не реагирует ни на какие внешние воздействия – она просто игнорирует любые наши попытки распознать, что же оно такое есть. Вы слышите меня, дорогой мой профессор? Нам с вами надо встретиться, и чем скорее, тем лучше! Я приеду через час.

– Да, да, конечно, я жду вас, – не ответил, а скорее выдавил из себя Рану и добавил, уже повесив трубку и обращаясь к Элизабет. – Это Прево. Он скоро будет. Ты знаешь, Лизет, не надо ему говорить то, что ты мне только что рассказала. Не надо – во всяком случае, пока не надо.

Морис Бувэ откинулся на высокую спинку стула и потёр указательным пальцем кончик длинного хрящеватого носа.

– Марсель, ты даже не представляешь себе, что всё это значит, и какой ты мне сделал подарок – одним лишь фактом твоего приезда ко мне с этим! Я всегда знал, что это произойдёт, знал! Выражаясь привычным для тебя языком былых лет, можно сказать примерно так: ты заключил самую удачную сделку в своей жизни, старина, – сделку с Вечностью! Пусть даже это звучит несколько высокопарно.

Профессор Рану никогда не мог однозначно определить профессию и род занятий сидевшего напротив них сухощавого человека неопределённых лет: где-то между пятидесятью и восьмидесятью годами. Мсье Бувэ был старинным приятелем Марселя Прево – если такие люди, как Прево, вообще могут иметь приятелей. В молодости они даже работали вместе, резвясь на пару в мутной водичке биржевых спекуляций. Потом их пути разошлись, но только лишь для того, чтобы вновь сойтись, сойтись с неумолимостью рока.

Господина Бувэ называли и экстрасенсом, и магом, и практикующим астрологом, и ясновидящим, и знахарем, и (естественно!) просто шарлатаном. И все эти определения были неверны, точнее, каждое из них (за исключением шарлатана) было верным только лишь отчасти. Морис избегал чересчур тесного общения с экзальтированными домохозяйками и психически неуравновешенными типами, хотя мог бы без особого труда жировать на тучной ниве всёвозрастающего общественного интереса к паранормальным явлениям. Нет, он помогал по мере сил, принося облегчение страждущим; но ориентировался исключительно на своё желание помочь нестандартным способом в нетипичной ситуации, совершенно не стремясь сделать из своих знаний и способностей нескудеющую кормушку и источник безбедного существования.

Отношение мсье Бувэ к материальным благам окружающего мира вообще было своеобразным, очень даже неординарным для той социальной среды, в которой он жил. Морис признавал, конечно, реалии товарно-денежных отношений, но избегал фетишизации благосостояния, в плену которой пребывало подавляющее большинство населения так называемых цивилизованных стран планеты по имени Земля в начале двадцать первого века от Рождества Христова. Он хорошо знал, что необходимое и достаточное количество денежных знаков, потребное для поддержания существования на приемлемом по общественным меркам уровне у него так или иначе появится (причём отнюдь не криминальным путём!), возможность размышлять сохранится, так зачем тогда тратить время и жизненную энергию на погоню за преходящим?

Его отношения с Марселем Прево вряд ли можно было назвать просто дружескими: люди, подобные господину директору Фонда, практически свободны от нефункциональных эмоций, не относящихся к сфере практической целесообразности. Сохранение и поддержание этих отношений всецело могло быть объяснено тем самым невероятным чутьём, коим наделён был г-н Прево: чутьём на нужных и полезных для его дела личностей. Мориса тоже вполне устраивал подобный статус кво: ведь он получал финансовую подпитку именно за ту деятельность, которой отдавался со всей своей сохранившейся с молодых лет кипучей энергией.

Три человека сидели за столом в небольшой своеобразно обставленной комнате. За окном летели низкие серые тучи – вестники не столь далёкой уже зимы, – и пламя камина отбрасывало причудливые тени на стены с развешенными на них деревянными масками языческих тотемных идолов. Огонь высвечивал потемневшие от времени корешки толстенных фолиантов, укрывшихся на книжных полках, и превращал в живой рубин налитое в высокие бокалы вино. А на середине стола расположилась чёрно-белая Загадка, расстелив блестящей змейкой тонкую цепочку из неведомого металла.

Морис Бувэ быстрым движением ещё раз перелистал лежавшую перед ним тонкую пачку листов бумаги, испещрённых отпечатанными на лазерном принтере цифрами и буквами, и отодвинул её в сторону. Профессор Рану хорошо – почти наизусть! – знал уже содержание этого документа: в строчках убористого текста в сжатой форме излагались результаты попыток понять, что же представляет собой амулет. И все выводы объединяло одно общее – присутствие в них отрицательной частицы «не».

Спектральный анализ… Радиоуглеродный… Химическое взаимодействие… Термическая обработка… Предполагаемый состав вещества… Ультразвуковое и лазерное сканирование… Прочностные характеристики… Реакция на рентгеновское и гамма-излучение… Не отмечено… Не выявлено… Не присутствует… Не фиксируется… Не… Не… Не… Этьен и его сотрудники проявили дьявольскую работоспособность, буквально облизав Загадку всеми мыслимыми методами со всех сторон всего за каких-то несколько часов – но только лишь для того, чтобы получить во всех графах это самое пресловутое «не»! Жерар хорошо понимал овладевший исследователями азарт: ну не может такого быть, чтобы изучаемый образчик хранил бы полное, абсолютное и презрительное молчание, напрочь игнорируя все изощрённейшие потуги познать его! И тем не менее, это было именно так.

Словно прочитав мысли Рану, мсье Прево произнёс, не обращаясь конкретно ни к кому из присутствующих:

– Эти бумаги, – мизинец господина директора слегка шевельнулся, указывая на отчёт лаборатории Фонда, – не передают эмоций. Я разговаривал с Этьеном: во время нашей беседы глаза у бедняги так и норовили эмигрировать куда-то в область макушки. Больше всего его почему-то потрясло, что после пребывания в нагретой смеси концентрированных кислот на поверхности Загадки не осталось ни малейшего следа, хотя мне показалось куда более занятным, что она поглощает весь спектр электромагнитных волн, именно поглощает, словно всасывает их. Ведь в этом случае летит к чёрту знаменитый закон сохранения энергии и вещества! Кстати, Рану, я всё-таки пренебрёг вашим предупреждением – в данном случае я счёл риск оправданным. Но любые попытки частичного разрушения – давлением, механически или как-то ещё – провалились. Я сильно подозреваю, что наша с вами Загадка уцелеет и останется невредимой, окажись она даже в эпицентре ядерного взрыва или в недрах звезды, то есть амулет неуничтожим – по крайней мере, известными человечеству способами. А такое, насколько я понимаю, возможно только в том случае, если Загадка имеет свой собственный внутренний или посторонний практически неисчерпаемый источник энергии, позволяющий ей противодействовать. И что же из этого следует, уважаемые мои господа Рану и Бувэ?