Колесо Сансары - Контровский Владимир Ильич. Страница 44
– А из этого следует, уважаемый господин Прево, весьма простой и очевидный вывод: штука эта не из нашего мира, да, да, не из нашего! – глаза Мориса сияли, и голос звенел. – Никакая современная технология не способна создать такое! А вот как она здесь оказалась, это уже другой вопрос…
Трое мужчин очень хорошо понимали друг друга и не боялись в своём кругу называть вещи своими именами. То, что произнёс вслух Морис Бувэ, человек с несколько непривычной для прагматичного общества репутацией чернокнижника, давно вертелось на языке и у профессора, и у самого Марселя Прево. Тем не менее, Рану счёл необходимым внести толику здорового скептицизма:
– Это как прикажете понимать, мсье Бувэ? Некий рассеянный зеленокожий водитель летающей тарелки потерял брелок от ключей зажигания, когда менял в нашем захолустье на космической обочине лопнувшее колесо своего межзвёздного джипа?
– Ну зачем же так примитивно, Жерар? – Бувэ улыбнулся. – Вы скажите ещё селенит или марсианин! Вы же не хуже меня знаете, что я имею в виду под понятием «другой мир» – мы же все здесь единомышленники.
– Иномерность? – полуутвердительно-полувопросительно вставил Прево.
– Конечно, Марсель. В математике давным-давно разработан аппарат, описывающий n-мерные пространства, а математика не та наука, которая имеет склонность оперировать сугубо отвлечёнными понятиями: рано или поздно все они облекались физическим смыслом. А что до техногенности – любые творения рук человеческих можно с полным правом назвать творением человеческого же разума, только лишь с использованием соответствующего посредника-инструмента. Но кто сказал, что наш путь развития и совершенствования единственный, и что этот самый посредник между мыслью и действием так уж необходим и всегда таковым и останется? К вершине можно подняться разными тропами, и совсем не обязательно с помощью верёвок и стальных крючьев. Например…
С этими слова Морис Бувэ слегка прикрыл глаза, и его собеседникам показалось, что само пространство комнаты обрело плоть и осязаемость, а языки огня в камине ожили и откликнулись на зов призывающего.
Стопка белых бумажных листов приподнялась над столом, переместилась и мягко опустилась снова, но уже на расстоянии двух ладоней от своего первоначального места.
– Вот так. Обычный телекинез… Я не люблю демонстрировать этот фокус, для меня вполне достаточно знать, что я могу это сделать. И это всего лишь жалкие крохи того, на что способно в действительности наше сознание – напрямую.
Морис вытер проступившие на лбу бисеринки пота и пригубил бокал.
– Мы с вами, уважаемые господа, хорошо знаем друг друга и знакомы достаточно давно. Мы серьёзные и солидные люди, ценимые нашим социумом – пусть даже за разные заслуги. И объединяет нас одно – мы принимаем факт возможности существования того непознанного, которое бессильна нащупать вся наша техника, совершенством которой мы так гордимся. Заметьте, пока бессильна! Охотно поясню свою мысль: мне доводилось бывать в Индии – да и вам, насколько мне известно, тоже.
И там, в Индии, я имел весьма интересную беседу с одним достаточно рационально мыслящим обитателем этой загадочной страны, всегда окутанной для европейцев флёром таинственности. Речь зашла о реинкарнациях, душе, корнях древних верований и прочем в том же духе. Мой визави вполне здраво – с общепринятой точки зрения – ответствовал, что ни в какую душу он не верит, поскольку просто-напросто не может пощупать её руками.
Тогда я спросил его, а верит ли он в радиоволны – ведь их тоже не попробуешь на зуб! Он нашёлся, сказав, что для него свидетельством существования радиоволн является факт фиксации их соответствующими техническими устройствами. Хорошо, настаивал я, но приборы-то эти появились всего лишь чуть более ста лет назад! Означает ли это, что радиоволн не существовало до изобретения самого примитивного детекторного радиоприёмника?
– И что же он вам ответил? – спросил Рану.
– К сожалению, ответа на этот вопрос я не получил, но по крайне мере, я заставил этого индивидуума призадуматься, – Бувэ усмехнулся и вновь глотнул вина, – а это уже само по себе немало. Резюмируя: если в своё время русский учёный Лебедев доказал материальность природы светового луча и измерил оказываемое им давление, то почему бы не допустить материальность человеческой мысли? Понятие «ментальное поле» ничуть не более фантасмагорично, нежели понятия «поле электромагнитное» или «гравитационное». Оно, это поле, может быть описано схожими уравнениями, и место в рамках создаваемой единой теории поля для него отыщется.
Мы до сих пор так и не разобрались, что же такое электрический ток, а уже берёмся представить себе процесс творческого мышления как набор слабых электрических импульсов. И все попытки создания пресловутого искусственного интеллекта проваливались по сию пору только лишь потому, что у нас нет чёткого и ясного ответа на вопрос – что же такое Разум? Механистический подход к этому предмету по меньшей мере наивен: современные микропроцессоры малогабаритны, что мешает собрать где-нибудь в огромном здании из несметного их количества электронный «супермозг», по количественным характеристикам далеко превосходящий мозг человеческий? Ан нет, не получается, не всё так просто…
– Морис, – прервал его мсье Прево, – я с искренним удовольствием слушал тебя и обязательно послушаю ещё, но сейчас, извини, меня гораздо больше волнует следующее: что же нам всё-таки делать с этим? Точнее, можем ли мы вообще что-либо сделать с Загадкой?
– Знаешь, Марсель, я полагаю, что её лучше всего просто оставить в покое – а то ещё обидится, и кто знает, что тогда произойдёт. – Бувэ произнёс это с полной серьёзностью, никого, впрочем, не удивившей. – Скорее всего, она сама себя проявит тем или иным способом. Если, – Морис Бувэ внимательно посмотрел на профессора, – …уже не проявила. А находиться сей предмет должен у того, кто его нашёл, точнее, кого амулет соизволил выбрать. Я думаю, – и не боюсь сказать вам об этом, – что мы имеем дело с магией, с истинной магией, не имеющей ни малейшего отношения к выкрутасам прохиндеев, которых расплодилось нынче больше, чем блох у бродячей собаки.
Я считаю, – нет, я уверен в этом, – что Загадка представляет собой материальное свидетельство существования невероятно могущественных Носителей Разума, обладающих непредставимыми для нас способностями и возможностями воздействия на Вселенную. И поэтому я попросил бы вас, господин директор, принять все меры для сохранения тайны. Я знаю, вы умеете обращаться с людьми, так пусть эти ваши исследователи держат язык за зубами – для их же собственного блага и спокойствия. Наши земные неприятности могут оказаться сущими пустяками по сравнению с тем, что может случиться, если это… – Бувэ посмотрел на амулет, – …сочтёт, что нам, детям, стало известно слишком многое раньше времени. Бумаги заберите – мне они без надобности, я узнал достаточно и немного поработаю своими методами. А вы, мсье профессор, – но тут адепт высшей магии Морис Бувэ запнулся и умолк, потому что…
…Загадка проснулась. Все трое смотрели на лежащий на столе амулет, не совсем доверяя собственным глазам. Вокруг чёрно-белого «камешка» разлилось мягкое свечение, оттеснившее отблеск пламени камина. Мерцающий ореол менял свой цвет с голубого на алый, затем на фиолетовый, и чередование оттенков повторялось снова и снова. От Загадки ощутимо веяло теплом, однако угрозы это тепло не несло – пока не несло.
Прошло несколько недель. За все эти дни не случилось ничего из ряда вон выходящего – во всяком случае, Рану этого не ощутил. Ну не считать же серьёзным событием размолвку с Сюзан – они столкнулись в маленьком укромном кафе на выезде из города, куда профессор зашёл выпить чашечку кофе с ликёром, урвав минутку для небольшого удовольствия. Тут-то он и увидел Сюзан, сидевшую за угловым столиком в обнимку с длинноволосым молодым парнем в кожано-металлическом одеянии рокера и страстно целовавшуюся с этим парнем. Заметив Жерара, секретарша вспыхнула и одёрнула несколько сдвинувшуюся под рукой раскованного молодого человека и без того короткую юбку, но не подала виду, что знакома с господином профессором. Правда, с тех пор они не разговаривали, встречаясь в кулуарах Фонда Прево.