Рыжий, циничный, неприличный (СИ) - Волкова Дарья. Страница 12
То, что ты сама от него и хотела, Клео.
Ноги уже готовы были сделать первый шаг к нему, а потом, еще, еще, еще. Но вместо этого Клео вдруг услышала свой собственный голос.
– Ты первый.
Господи, что она творит?! Это точно она творит?!
Красивые мужские губы тронула легкая усмешка.
– Желание царицы Египта – закон.
Длинные мужские пальцы принялись неторопливо расстегивать мелкие пуговицы на льняной рубашке. Клео, словно завороженная, наблюдала, как в развале рубашке появляется рельефный мужской торс. И почему версия со стриптизером не приходила ей в голову?! В Павле Тихом определённо скрыта бездна талантов.
Последняя пуговка покинула петлю. Белые льняные полы разошлись. Наверное, поза такая или еще что… Что все это выпуклое великолепие напряглось пластинами и кубиками – ну просто как на картинке.
– Дальше.
Это что – тоже она сказала?!
У Павла уже гораздо ощутимее дернулся угол рта. А мужские пальцы легли на брючный ремень.
Нет-нет-нет, я пошутила!
Да-да-да, не останавливайся!
Пряжка ремня негромко, но отчетливо звякнула, когда ее расстегнули. Чуть громче вжикнула молния на ширинке. Свободному ходу собачки замка явно что-то мешало. То, что натягивало появившееся в развале молнии светло-серое белье.
Клео тяжело сглотнула, а потом заставила себя поднять глаза. Взгляд Павла притягивал ее так, словно он вытянул ремень из петель, накинул ей на шею и потянул к себе.
И она пошла.
Шаг, еще один, и еще.
Павел поднял руку – но полотенце упало до того, как он его коснулся. Мужская рука легла Клео на шею, притягивая ближе. А губ коснулись мужские губы.
Как он целовался, боги-боги… Павел Тихий умел целоваться. Или это просто Клео себя уже накрутила до невозможности во время его отсутствия. Или еще что… Но касания его губ были такие щемяще мягкие. Такие головокружительно нежные. Такие охрененно смелые. Он взял ее языком в рот, резко прижал к себе – и у Клео вместо ног образовался кисель.
От того, как гладко и быстро язык Павла скользил в ее рту, то и дело задевая ее язык, гладя, сплетаясь. От него пахнет немного то ли вином, то ли коньяком, а еще дождем и солью. И это вкусно. Очень вкусно.
От того, как он сильно прижимает ее к себе. Она ведь обнаженная, совсем, полотенце валяется где-то у ее ног. И одна ее грудь вжимается в его обнаженный торс, а другая – в полу его рубашки. Пуговица немного царапается. И это сладко. Очень сладко.
А еще ниже ей в живот упирается то, что мешало расстегиваться замку ширинки. То, что, судя по развитию событий, скоро окажется в ее теле. Она ведь этого в самом деле хочет. Или нет? Клео попробовала призвать разумную часть себя, пытаясь представить, как это выглядит со стороны – она, абсолютно голая, обнимается и целуется с в принципе одетым мужчиной. Правда, у него расстегнута рубашка и штаны. И…
Глава 3.2
Глава 3.2
Попытка вернуться в разум привела к ровно противоположному результату. Нарисованная картина показалась Клео безумно красивой. Только чуточку неполной. Да и вообще, если тема Клео интересна, то она быстро все схватывает и не тормозит. Поэтому Клео перехватила инициативу, втянула в свой рот горячий и гладкий мужской язык. И скользнула ладонью по животу вниз.
Ни хрена себе черенок лопаты!
На этой мысли все ее инициативы закончились, Клео подхватили под ягодицы, напоследок трахнули языком в рот – ну потому что поцелуем это уже назвать было нельзя – и понесли.
Видимо, в спальню. Как удачно. Потому что именно в этот момент Клео поняла, что хочет. На самом деле хочет, чтобы это, наконец, случилось. И именно с Павлом. И на выдохе шепнула ему на ухо.
– В мою комнату. Я приготовила нам свежее постельное белье.
– Приготовила нам? – хрипло хмыкнул Павел, бережно поворачивая ее, чтобы пройти в дверной проем. – Ну и вредина же ты, царица. А если бы я пришел не один?
– Такого не могло произойти. Потому что они – не я, – тихо отозвалась Клео, почти дословно повторив слова, которые так сильно и сладко задели что-то внутри.
– Они – не ты, - снова хрипло и тихо отозвался Павел, опуская ее на постель. – Никто не ты. Кроме тебя.
***
Так ведь бывает в жизни. Причем с завидной регулярностью. Только непонятно, по каким правилам. Но случается. Ты долго и настойчиво чего-то добиваешься, но ничего не получается. Ты плюешь, говоришь себе: «Да пошло оно все к черту!» – и вдруг оно случается. Как будто само собой. Кто-то из великих сказал: «Все сбудется, стоит только расхотеть». Но Павел не расхотел. Нет-нет, скорее наоборот.
Теперь он хотел ее еще сильнее. И особую сладость и силу этому желанию добавляло то, что оно сейчас, вот-вот исполнится. Потому что они уже оба голые, в постели и целуются по-настоящему, взасос, и его руки уже на ее теле везде.
А голая она оказалась еще лучше, чем он представлял, горячая, гладкая, там, где надо – тонко, а в другом месте, где надо – округло. Груди небольшие, но упругие и прямо под ладонь, сосок тугой вишней так и просится в рот, попа такая, что хочется как минимум со всей дури сжать, а то и шлепнуть – просто чтобы сбросить колокольный звон возбуждения в ушах. Но Павел все же этого делать не стал – в смысле, шлепать. Но гладил, тискал, мял, сжимал пальцами, целовал, лизал – в общем, творил, что хотел. Она позволяла. Не очень инициативничала в ответ, хотя там, в прихожей, так смело Павла схватила, что он чуть не задохнулся. А теперь тихонько постанывала и ерзала под прикосновениями и поцелуями и явно уже была готова к продолжению. Для первого раза более чем достаточно. И Павел потянулся к брошенным на пол штанам, в кармане которых был предусмотрительно оставлен презерватив.
Девушка оказалась такой узкой, что от неожиданности Павел замер. Она была возбужденной, влажной, готовой, но все же… все же такой узкой, как будто… Наверное, у нее давно никого не было. Эта мысль почему-то оказалась очень приятной.
Он перенес вес на предплечья, чуть освобождая ее от своей тяжести там, внизу. В конце концов, она довольно миниатюрная девушка – особенно на его фоне. Надо дать Клео к себе привыкнуть, если у нее давно никого не было. Черт, все-таки это почему-то очень приятно.
Он наклонил голову и поцеловал ее.
– Ты в порядке?
– Да, – едва слышно отозвалась она.
– Тогда обними меня ногами. Пожалуйста. Так нам будет приятнее.
***
Вот насчет «приятнее» Клео уже сомневалась. Нет, буквально несколько минут назад было приятно так, как никогда в жизни. Это и слово «приятно» наверное и не отражало того, что Клео чувствовала. Это было… волшебно. А теперь… теперь надо было дышать, на счет, через нос. Не то, чтобы так уж сильно больно. Да и навык терпеть мышечную боль никуда не делся. Просто… Просто слишком резкий был переход от «волшебно» к «надо потрепать». Ну надо, никуда не денешься. Отсутствие девственной плевы – это одно. А принципиальное отсутствие до данного момента в твоей вагине члена – это, оказывается, другое. Кто бы мог подумать, что мужчина может быть таким большим. Вот у античных статуй там смотреть не на что. А сейчас внутри Клео двигалось нечто, превосходившее то, что находилось у античных мужчин под фиговым листком, а то и без оного, раза в два. А то и три. Интересно, братья в этом отношении одинаковые? Бедная Эля.
Клео думала о чем угодно, лишь бы абстрагироваться от этого чувства растяжения на грани боли. А потом … потом что-то случилось. Она вдруг услышала, как хрипло и сбито Павел дышит. Как дрожат его пальцы у ее виска. И он вдруг стал целовать ее – беспорядочно, но больше в губы. А потом вздрогнул всем телом, упал лицом в подушку и низко застонал прямо ей на ухо. А у нее внутри что-то ритмично и горячо пульсировало.
В этот момент состояние «надо потерпеть» исчезло. И вернулось «волшебно». Только это было какое-то другое «волшебно». Но руки сами собой принялись гладить горячую влажную мужскую шею – даже когда Павел освободил ее от собственного веса, покинул ее тело и перекатился на спину, увлекая ее на себя. Клео замерла. Лежать на нем – это по-настоящему волшебно.